Черный лебедь

Эдисон был в панике. И не только потому, что эта история могла выплыть наружу, но главным образом оттого, что в нем зарождалась страсть к этой девушке, которая годилась ему в дочери, новая страсть, никогда прежде не испытанная ни с одной другой женщиной. Ипполита победила его своей чувственностью.

Глава 5

Слегка отодвинув кисейную занавеску окна своей комнаты, Полиссена Монтальдо увидела, как Микеле открыл ворота, чтобы впустить немецкого офицера, который въехал на своем стрекочущем мотоцикле.

После смерти Джильды и бегства семьи Монтальдо немцы еженедельно осматривали виллу. В этой методично повторяющейся проверке явно не было смысла. Всем было ясно, что птички улетели, и клетка опустела, и на возвращение их рассчитывать не стоило. По крайней мере, в ближайшее время.

Тем не менее, для Полиссены Монтальдо, которой были, доверены надзор и уход за домом, этот еженедельный визит стал событием в ее монотонном существовании. Как всегда, она торопливо поправила волосы перед зеркалом, брызнула на шею и руки несколько капель дорогих духов «Шанель», купленных еще до войны, разгладила складки цветастого шелкового платья, в котором казалась моложе своих сорока лет, и спустилась на первый этаж как раз вовремя, чтобы встретить во внутреннем дворике лейтенанта вермахта, который обязан был держать под контролем виллу «Эстер» и передавать результаты своих инспекций немецкому командованию.

– Добрый день, синьорина Монтальдо, – поздоровался немец, щелкнув каблуками и став по стойке «смирно» с тевтонской выправкой.

– Добрый день, герр Штаудер, – ответила Полиссена с кокетливой улыбкой.

Микеле, стоя на пороге, глядел на них с неодобрением.

– Почему вы сегодня один? – спросила она, направляясь впереди него в кухню.

Лейтенант Штаудер, высокий стройный мужчина, обычно приезжал в сопровождении сержанта, которого Полиссена называла его оруженосцем.

Офицер не ответил.

Вилла «Эстер» была практически пуста. Исчезли картины со стен, серебро, безделушки, ковры, фарфор. Мебель и диваны были покрыты белыми чехлами, единственными обжитыми комнатами оставались лишь кухня на первом этаже и спальня Поднесены на втором. Остальные были заперты. Микеле и Анджелина спали на верхнем этаже в комнатах прислуги.

Несколькими месяцами раньше прошел слух, что кто-то из немецкого командования переедет жить на виллу «Эстер». Но, в конце концов, этого так и не случилось, потому что место это было сочтено недостаточно защищенным от партизан. Это и спасло дом Монтальдо.

Войдя в кухню, лейтенант Штаудер по приглашению Полиссены сел за деревянный лакированный стол.

– Вы меня спрашивали, синьорина, почему я к вам сегодня один? – решил он, хоть и с запозданием, ответить на ее вопрос.

– Если это военная тайна, можете не отвечать, – пошутила Полиссена.

– Нет, нет, – улыбнулся Штаудер. – Никакой тайны тут нет. Просто Фриц стал жертвой несварения желудка, перепив вчера пива. И к тому же он великий соблазнитель, – добавил он.

– Он что, соблазняет много женщин? – спросила она, мысленно представив себе добродушный, но отнюдь не обольстительный облик сержанта.

– В том смысле, что, увидев пиво, он тут же соблазняется. В этом смысле он соблазнитель, – уточнил офицер. – Не может смотреть на пиво равнодушно.

– Ах, вот как! – Полиссена залилась искренним смехом.

Лейтенант Штаудер насупился, но потом, когда Полиссена объяснила ему разницу между словами «соблазнять» и «соблазняться», засмеялся вместе с хозяйкой дома.

Когда же, поговорив о том о сем, они коснулись периодических осмотров виллы, лейтенант вермахта решил сказать на этот раз все начистоту.

– Сейчас, синьорина, и вы это прекрасно понимаете, мои еженедельные инспекции и систематический контроль за подъездными путями стали просто смешны, – сказал он. – Но все же интересно, где хозяева виллы? Вы говорите, что ничего не знаете о вашем брате и его семье, а мы притворяемся, будто верим вам, – признался немец с благодушной улыбкой.

Ему было за сорок, но в лице у него оставалось что-то от растерянного подростка, а рыжеватые волосы, румяная кожа и меланхолический взгляд светло-серых глаз усиливали это впечатление. Военную форму он носил как-то небрежно, хоть она и была аккуратно отглажена, а начищенные сапоги блестели, как зеркало.

Полиссена подошла к раковине, налила воды в кастрюльку и поставила ее на плиту.

– Я вам никогда не лгала, лейтенант, – сказала она, возясь с пачкой кофе «Франк», суррогатом, который не имел ничего общего с настоящим кофе.

Он, лейтенант Штаудер, явился однажды на виллу «Эстер» с настоящим кофе, но Полиссена вежливо отклонила подарок.

– Несправедливо, чтобы я имела то, чего лишены многие мои соотечественники, – сказала она.

– Вы говорите, как патриотическая пропагандистка, – иронически заметил офицер.

– Надеюсь, это не преступление, – возразила она.

На том разговор и кончился. Но именно с тех пор немецкий офицер стал иными глазами смотреть на эту зрелую женщину с трогательными ужимками девушки, и в сердце его зародилось к ней нежное чувство. Насколько мог, он содействовал Полиссене, прикрывал ее от гестапо и ОВРА, которые давно точили на нее зуб. Но прямых улик против нее у них не было.

Их разделяла абсурдная война, но объединяла любовь к классической музыке и особенно к Бетховену, у которого они обожали его скрипичный концерт. Полиссена загоралась в этих беседах о музыке, которые Штаудер вел с ней всякий раз.

Сразу после гибели Джильды, матери Фабрицио, немцы вернулись на виллу, чтобы арестовать Эдисона Монтальдо, но нашли только Микеле, его шофера, который вернулся домой один.

– Синьор уехал с семьей во Флоренцию, – утверждал он.

С тех пор Микеле и Полиссена придерживались этой версии.

Потом явились двое солдат с каким-то непонятным ордером и конфисковали все картины и обстановку. В тот же день Полиссена отправилась в комендатуру, чтобы заявить протест против этого, как она выразилась, акта пиратства. Она боялась, что ее саму могут арестовать, но, к ее удивлению, вечером увидела во дворе виллы грузовик с тремя солдатами, которые вернули ей все вещи, отобранные накануне, с соответствующими извинениями. Этим малочисленным отрядом, которому было поручено вернуть неправедно отобранное, командовал лейтенант Карл Штаудер. С тех пор между ними началось своего рода состязание, в котором каждый стремился взять противника на измор. Он каждый понедельник пунктуально являлся, чтобы узнать, нет ли каких известий о Монтальдо, и Полиссена принимала его в кухне вместе с его помощником Фритцем Лангом, в присутствии Микеле в качестве защитника. Она угощала их суррогатным кофе и слово в слово повторяла свою обычную присказку: известий нет, но она твердо надеется, что у них все в порядке.

В действительности же она время от времени получала весточки от семьи, передаваемые через Моссотти, который, в свою очередь, передавал и Монтальдо, что Полиссена тоже находится в добром здравии и пока что не имеет с немцами особых проблем.

– Я уверен, что вы говорите неправду, синьорина, – сказал немецкий офицер. – Но вы имеете на это полное право.

– Это правда, – уверяла его Полиссена, но ее выдал неожиданный румянец.

Лейтенант Штаудер притворился, что не видит этого и не слышит. Он положил ложечку темного сахара в чашку с суррогатом, помешал несколько раз, потом выпил все одним духом, словно это было горькое, но необходимое лекарство.