Чёрный менестрель
Шрифт:
— Господин капитан, сэр, я поймал её!
***
Несмотря на глубокую ночь, в главном зале постоялого двора «Капитан Самт», которому оказала честь своим пребыванием вольная рота «Гвардия Валлинора», было многолюдно. Кроме капитана Голушко, отрядного мага Алака Диргиниуса и вольной роты «Гвардия Валлинора» в полном составе, здесь также присутствовали: команда тримарана во главе со своим капитаном, маг воздуха Уинди вместе со своим коллегой криомантом Глакером, хозяин постоялого двора с супругой и парой слуг, пара десятков других постояльцев. И, конечно же, под присмотром сержанта Билко, «звезда шоу» – молодая воровка со
— Да что тут спорить?! Пустить её по кругу! — орал рядовой Бетур, размахивая над головой уже пустой пивной кружкой.
— Да я в принципе и не возражаю, — спокойно отвечала ему Лутка, — но девочке за работу нужно будет заплатить.
— Интересно, чья же это будет работа? — ни к кому конкретно не обращаясь, пробормотал Диргиниус.
— Действительно, — поддержал его криомант, — почему мы должны платить за её развлечения?
— Согласна с Глакером, — произнесла, разглядывая свои ногти, молодая магичка Уинди, — лично я на баб, пусть и молоденьких, не западаю, поэтому и погнутой четвертинки не дам.
— А с Вас, с магов, денег никто и не просит! От вас ни файербола, ни ледяной стрелы бесплатно не дождешься — пробормотал Лоурик, и спросил уже громко:
— А почему мы ей вообще деньги должны платить? После того, как мы её эта... ей деньги уже не понадобятся.
— А хорошие похороны с памятником из мрамора, думаешь, стоят дёшево? — возмутилась Лутка.
— Заткнись, канонир! — возмутилась Харва, молоденькая девушка из команды тримарана, — ты нам ещё прошлый раз пыталась продать место на городском погосте. Как будто мы не знаем, что у тебя двоюродный дядя смотритель местного кладбища. И не нужно говорить о родственных чувствах! Какой ты «скромный процент» хочешь получить с похорон?
— Да что вы, девочки, какие деньги!? — неискренне удивилась Лутка, — я просто хочу, чтобы у этой жертвы мужского произвола была хорошая могила! Вот, например, памятник из мрамора, такой весь белый, белый, а на нём...
— А ей уже не будет всё равно, где лежать? — ядовито спросила Снурия.
— А давайте её саму спросим, какими она хотела бы видеть свои похороны! — патетически провозгласил Глакер и тихо добавил:
– На участии в похоронной процессии мага-криоманта, не безвозмездном, само собой, я в любом случае настаиваю.
— Особенно если учесть, что ты единственный маг-криомант на всю округу, — возмутилась Уинди, — на метеомага, чтобы во время похорон не было дождя, также придётся потратиться.
— И не стыдно тебе? — тихо спросил Диргиниус коллегу. — От Глакера я что-то подобное ожидал, но от тебя…
— А что такого? — изумилась Уинди, — мне, в отличие от почти уже покойной, ещё жить и жить.
— Извините, — робко поинтересовался Голушко, и тут же в зале постоялого двора настала тишина, — а почему её просто страже не сдать?
— Господин капитан, сэр, но так не принято! — возмущённо проговорил Билко, пока все остальные только негодующе таращились.
— Кем не принято, сержант? — уже с металлом в голосе спросил Степан.
— В соответствии с уложением о наказаниях города Тулевотид, — канцелярским тоном начал Шпикэрс, — командиры вольных рот имеют право самостоятельно вершить
суд на злоумышляющих против них, если задержат таковых с поличным.— То есть участь этой особы должен решать я? — уточнил Голушко.
— В течение суток после того, как её схватили, – да, — всё тем же тоном ответил Шпикэрс, — а затем, если наказание не будет определено, то злоумышленника необходимо передать городской страже для справедливого суда и уплатить пошлину в размере десяти золотых на судебные издержки.
— Поэтому мы стражу и не позвали, — объяснил Депупан, — стражники сразу деньги потребуют.
При упоминании пошлины в Степане сразу проснулись поколения домовитых прижимистых предков, которые стали нашептывать своему нерадивому потомку, чтобы он поторопился с решением.
— Так-так, другие мнения есть? — грозно спросил Голушко и осмотрел зал.
— Продайте её мне в рабство... — начал было хозяин постоялого двора, но продолжить не дала супруга:
— Я тебе, кобелина, заведу молодую рабыню, давно скалкой не получал?
Дождавшись, когда стихнет смех, Степан спросил:
— Ещё есть предложения?
— Отпустите меня, пожалуйста, — дрожащим голосом и со слезами на глазах пропищала будущая жертва мужского произвола.
— Тихо, — надавив воровке на шею, зло прошипел Билко, — тебе слова не давали.
— А может её просто разложить на лавке, благо штанов на ней уже нет, дать полсотни горячих и вышвырнуть отсюда? — предложила Хиир.
— Не надо, — захлюпала воровка, — я честно не буду больше.
— Чего не будешь? — спросил кто-то из наёмников.
— Чужое брать…
— Как будто родители тебя этому не учили? — укорил её всё тот же наёмник.
— Учили, да померли в прошлом году.
— А сколько тебе лет, хм, чудо? — спросил Голушко.
— Четырнадцать... будет.
Тут в голове у Степана что-то переклинило, и он вспомнил, что по «самым гуманным законам» уголовная ответственность начинается именно после четырнадцати.
— Вот что, Хиир, — велел Голушко, поднимаясь с табурета, — забирай-ка её к себе арбалетчицей, а я спать пошел.
— Повезло тебе, девка, отходчивый у нас капитан, — сказал Билко, развязывая на своей недавней пленнице верёвки, — но учти, попробуешь сделать что-нибудь не так и...
***
Ребана лежала на полу и ревела белугой. Слёзы катились в три ручья. «Почему я такая неудачница?», — не прекращая плакать, думала она. «Никто, никто в моём роду, на протяжении двенадцати поколений, не попадался! А я, как последняя дура, попалась на первом же деле! И главное, помощи от клана не дождешься! Мало того, что я не стала, по словам учителя, «обустраивать гнездо» для какого-нибудь парня из клана, сына высокопоставленных родителей, так ещё потребовала отпустить на дело, чтобы сдать экзамен и получить права подмастерья, и вдобавок этому рыжему... врезала. И вот итог, раз экзамен провалила, значит не в клане, а раз не в клане, значит никто не заступится. И ведь даже учитель не поможет, зачем ему ссорится с одним из глав ночной охоты, а после того, как я набила морду этому рыжему...».