Черный Отряд (Десять поверженных)

Близился вечер. Госпожа не показывалась. Полагаю, она не сомневалась, что мы выстоим. Враг начал третью атаку, решив захлестнуть нас потоком своих солдат, и ему это едва не удалось. Местами мятежники добрались до частокола и пытались его разрушить. И все же наши солдаты выдержали. Нескончаемый дождь стрел растворил решимость мятежников.

Они отступили. За мантелетами укрылись свежие части. Наступил временный мир. На поле боя хозяйничал авангард мятежников.

– Шесть дней, – сказал я самому себе. – Вряд ли мы столько продержимся.

Завтра нашей передовой линии не выстоять. Орды врага начнут штурм второго яруса. Наши лучники смертельно опасны именно как лучники, но я сомневался, что они проявят себя хорошими бойцами в рукопашной. Более того, ввязавшись в нее, они больше не смогут наносить урон идущим на штурм новым отрядам. И тогда боевые башни противника разделаются с ними.

На вершине пирамиды, неподалеку от края, мы выкопали узкую канаву и пользовались ею в качестве полевого туалета. Капитан застал меня в самый неподходящий момент.

– Ты нужен на нижнем ярусе, Костоправ. Прихвати Одноглазого и своих помощников.

– Зачем?

– Ты ведь врач. Не забыл еще?

– Ах да.

Мне стало обидно за собственную глупость. Мне следовало бы помнить, что я не могу все время оставаться наблюдателем.

Весь Отряд тоже спустился вниз – им поставили другие задачи.

Спускаться оказалось нетрудно, хотя по временным рампам вверх и вниз двигались потоки людей. Солдаты с верхнего яруса и пирамиды подносили лучникам стрелы (Госпожа, наверное, копила их запас десятилетиями), а наверх тащили убитых и раненых.

– А у них сейчас прекрасный шанс смести нас всех, – сказал я Одноглазому. – Нужно лишь захватить рампы.

– Они слишком заняты тем же, чем и мы сейчас.

Мы прошли в нескольких шагах от Душелова. Я приветственно поднял руку. После короткой паузы Взятый повторил мой жест. Мне показалось, что он почему-то испугался.

Мы спускались все ниже и ниже, пока не очутились на территории Зовущей.

Здесь был настоящий ад. После боя любое место сражения напоминает ад, но такого мне видеть не доводилось. Повсюду валялись тела – многие из них были мятежники, а у наших солдат не хватало сил их прикончить. Даже солдаты сверху лишь отпихивали их в сторону, собирая тела своих. Всего в сорока футах солдаты мятежников, на которых никто не обращал внимания, точно так же собирали своих и игнорировали наших.

– Помню, в Анналах было описано что-то похожее, – сказал я Одноглазому. – Кажется, про битву у Торна.

– Под Торном не было столько крови.

Я лишь буркнул в ответ. Одноглазый видел ту битву. Он в Отряде давным-давно.

Я отыскал офицера и спросил, где нам развернуть госпиталь. Тот ответил, что больше всего пользы мы принесем у Костоглода.

На пути к Костоглоду мы, чувствуя себя весьма неуютно, прошли рядом с Зовущей. Амулет Одноглазого обжег мне запястье.

– Твоя подружка? – ехидно поинтересовался Одноглазый.

– Что?

– Она на тебя так смотрела…

Я вздрогнул. Белые нити. Взятый на летающем ковре. Это могла быть и Зовущая.

Костоглод оказался настоящим великаном, переплюнув габаритами даже Меняющего, – восемь футов роста и шестьсот фунтов железных безжалостных мышц. Он был настолько силен, что выглядел гротескно. Его рот напоминал крокодилью пасть, и не исключено, что когда-то он пожирал своих врагов. В нескольких древних легендах его даже называли Костоломом из-за огромной силы.

Когда я разглядывал Взятого, подошел один из его лейтенантов и велел нам отправиться на правый фланг, где напряженность сражения была настолько небольшой, что туда еще не посылали медиков.

Мы отыскали командира батальона.

– Располагайтесь прямо здесь, – сказал он нам. – Раненых вам принесут.

Вид у командира был унылый. Кто-то из его солдат сказал:

– Утром он еще был командиром роты. Сегодня офицерам крепко досталось.

Когда погибает много офицеров, это означает лишь одно – они идут в атаку перед строем своих солдат, поддерживая их боевой дух.

Мы с Одноглазым начали зашивать раны.

– А я думал, у вас сегодня был легкий день, – сказал он солдату.

– Легкий – понятие относительное, – мрачно ответил тот и хмуро посмотрел на нас: мол, нашлись герои, весь день на пирамиде околачивались.

Зашивать раны при свете факелов – еще то удовольствие. На пару с Одноглазым мы обработали несколько сот раненых. Делая перерыв, чтобы прогнать боль из немеющих от усталости рук и плеч, я всякий раз с тревогой поглядывал на небо. Сегодня кто-нибудь из Взятых мог снова свихнуться.

К нам подошел Костоглод – обнаженный до пояса и без маски, похожий на борца-переростка. Он молча стоял, а мы пытались не обращать на него внимания. Взятый буравил нас взглядом поросячьих глазок.

Мы с Одноглазым работали с одним раненым, каждый со своей стороны. Внезапно Одноглазый замер и поднял голову, словно испуганная лошадь. Глаза у него широко раскрылись, он быстро посмотрел по сторонам.

– Что такое? – спросил я.

– Не знаю… Странно. Это пропало. На секунду мне… Так, ничего.

Работая, я поглядывал на него. Одноглазый испугался – причем гораздо сильнее, чем оправдывалось присутствием Взятого. Словно что-то угрожало лично ему. Я взглянул на Костоглода. Тот тоже наблюдал за Одноглазым.

Через некоторое время, когда каждый из нас работал со своим пациентом, Одноглазый вновь встрепенулся. Я поднял голову. За спиной Одноглазого примерно на уровне пояса стоящего человека светились чьи-то глаза. По моей спине пробежал холодок.

Все более нервничая, Одноглазый вглядывался в темноту. Закончив работу, он вытер руки и шагнул к Костоглоду.

Я услышал рев. В круг света возле меня метнулась черная тень.

– Форвалака! – успел ахнуть я, бросаясь навзничь. Зверь пронесся надо мной, разорвав когтем кожаную куртку.

Едва форвалака коснулась земли рядом со мной, ее стиснул Костоглод. Одноглазый напустил чары, ослепившие и меня, и форвалаку, и всех оказавшихся поблизости. Я слышал, как ревет зверь – теперь уже не от ярости, а от боли. Зрение вернулось. Костоглод сжимал форвалаку смертельной хваткой, правой рукой сдавливая ей горло, а левой с хрустом стискивая ребра. Зверь отчаянно рубил когтями воздух. Силы в нем хватило бы, пожалуй, на дюжину настоящих леопардов, но в руках Костоглода он оказался беспомощным. Взятый захохотал и откусил у него кусок левого плеча.