Черный поток. Сборник
Шрифт:
Ситуация прояснилась, как только мы подошли к судну. Киш поставил Марсиаллу на землю, придерживая, чтобы она не упала. Портбарбрианки пошептались и быстро ушли. Немного поразмыслив, что лучше — остаться и нагло все отрицать или объясняться с Марсиаллой, когда та придет в себя, Креденс пожала плечами и удалилась; не без достоинства, надо признаться.
Трап снова ударился о каменный причал. Джамби и ее доблестные помощники облегченно вздохнули:
Мы осторожно помогли Марсиалле взойти на палубу. Вскоре после этого в небе взорвалась первая ракета, рассыпая над джунглями красные и серебряные звезды.
К полуночи фейерверк закончился, а у нас началась буря. У Марсиаллы пошла обратная реакция. Она металась по каюте,
Она садилась и снова вскакивала. Она все время просила есть, и наш туповатый кок, стеная, без конца готовила ей еду, которую она поглощала с волчьей жадностью.
То она хотела бежать на берег и разбудить хозяйку причала. То приказывала немедленно поднять паруса и плыть в Порт Барбра, хотя стояла непроглядная тьма.
Мы приступили к решительным действиям. Несмотря на угрозы, мольбы и протесты, мы заперли ее в каюте. Наконец, уже под утро, она успокоилась. И Джамби и я смогли наконец доползти до своих коек.
Когда я проснулась через несколько часов, то почувствовала, что «Шустрый гусь» снялся с якоря. Уже смеркалось, значит, я проспала весь день. Джамби все еще спала, похрапывая. Когда я потрясла ее, она только застонала. Руки и плечи у меня нещадно болели, а правая рука, казалось, была в цементе, а не в бинтах. Я забралась обратно под простыни и не просыпалась до следующего рассвета. Поскольку «Шустрый гусь» к вечеру снова обрел хозяйку, Марсиалла решила использовать более здоровых членов команды, чем я — если только последствия наркотического бреда не сказывались на организме слабее, чем спуск по веревке с головокружительной высоты.
Это только в романах палубный матросик внезапно получает повышение и становится боцманом. А Марсиалла не была настолько глупа, чтобы из благодарности поступить так всего лишь потому, что я спасла ей жизнь (возможно), а Креденс покинула судно.
Когда я снова появилась на палубе, Марсиалла уже назначила Сулу из Ворот Юга на должность боцмана. Я не могла удержаться от мысли, что тоненькая коротышка Сула ни за что не смогла бы взвалить парализованную хозяйку на плечо, затащить высоко на дерево и усадить на трапецию! («Пусть слабые будут возле меня», как можно перефразировать известное изречение Юлия Цезаря.)
Конечно, Марсиалла меня отблагодарила и разрешила не работать, пока у меня не заживет рука. «Йалин свободна от покраски и лазания по канатам!» Но вообще-то это была сомнительная награда, поскольку мне ничего не оставалось делать, кроме как торчать на палубе, словно пассажиру, и любоваться на проплывающие мимо джунгли или приставать к коку с просьбами дать мне хоть какую-нибудь работу, которую я могла бы делать одной рукой.
У меня было время подумать также о своей судьбе, которую мне предсказала женщина из Порта Барбра. Я спросила нескольких женщин, что они думают о гадании на картах. (Я не стала спрашивать Джамби, потому что мне пришлось бы ей рассказать, что показали карты.) Только одна имела какое-то мнение на этот счет, да и то оказалось противоречивым. С одной стороны, карты всегда предсказывали весьма вероятные события. А с другой — их выбирали совершенно наугад.
Я поразмыслила над этим и решила, что картинки на картах настолько не имели конкретного смысла, что другой человек сочинил бы совсем иную сагу, увидев подзорную трубу, костер и все прочее. И я могла бы выбрать девять совсем других карт и услышать то же предсказание.
И все же…
Даже в этих заляпанных, полинявших картах чувствовалась какая-то сила, словно их самих и их предшественников использовали так много веков, что, если даже они и не говорили правду, то наверняка впитали в себя чувства поколений людей. Каждый раз, когда их использовали, им передавали частичку человеческой жизни, которую они сохраняли на своей картинке; все это накапливалось
до тех пор, пока карты не стали, как бы это сказать, настоящими.Мы не ставили все паруса, словно теперь, благополучно выбравшись из Джангали, Марсиалле хотелось подольше не заходить в другой порт. На самом же деле это позволяло ей проследить, как Сула справляется со своими обязанностями.
Когда до захода в Порт Барбра оставалось около двух часов, Марсиалла позвала меня в свою каюту.
Она налила нам по маленькому стаканчику «джека из джунглей» из почти пустой бутылки.
— Ох, — сказала я, глядя на бутылку.
— Он просто успокоит. Он безобидный. — Марсиалла улыбнулась. — Чего не скажешь о тебе, Йалин. Ты везде суешь свой нос. Прежде всего, ты была в тот вечер в «Перезвоне»…
Я быстро поднесла к губам стакан и залпом выпила половину огненной жидкости, чтобы мои щеки загорелись сами по себе.
— А потом ты полезла на чертово дерево, прекрасно зная, что со мной происходит.
— Видите ли, Лэло рассказывала мне о наркотике из грибов, как он замедляет время — вы помните Лэло и Киша? Они…
— Я помню. Это они помогли мне добраться до судна.
— Поэтому, когда я увидела, как вы неподвижно сидите так высоко…
— Ты к двум прибавила два и получила сто. И это было правильно. Я уже поблагодарила тебя за быструю реакцию, верность и храбрость, Йалин. Тогда мне было неудобно спрашивать тебя… зачем ты подслушивала мой разговор с Креденс. — Жестом она не дала мне заговорить. — О, не беспокойся. Я не обижена. А вот что меня действительно интересует, поскольку я глава гильдии… — Она снова замолчала, но я только смотрела на нее, ожидая, что она скажет, и тогда она тихо рассмеялась. — Я думаю, что здесь надо изобразить удивление. Тебе следует воскликнуть, широко раскрыв глаза: «О, неужели?»
— Я собиралась, — пробормотала я и допила оставшуюся в стакане настойку.
— В качестве главы гильдии я должна следить за тем, чтобы… как это сказать?..
— Чтобы тележка с яблоками не перевернулась? — Мне не следовало это говорить. Марсиалла вынудила меня сказать это вместо нее.
— Я хотела сказать: «Чтобы следить за порядком». Может быть, ты что-то раньше слышала о равновесии нашей маленькой тележки…
На этот раз я решительно молчала.
— Ну ладно, оставим это. Не буду на тебя давить, ведь я благодарна тебе. А сейчас я хочу, чтобы ты поклялась, что никому не расскажешь об этой сумасшедшей идее — отравить черное течение, ведь это совершенно невозможно пока что. — Она достала Книгу Реки и Книгу Преданий гильдии. — Иначе пойдут сплетни. Люди начнут прислушиваться. Рано или поздно какой-нибудь мужчина подумает: «А что если попытаться?» И не успеем мы оглянуться, как окажемся в дерьме.
— Я уже кое-что рассказала — Джамби. И Лэло тоже.
— Но, полагаю, ты не рассказала им абсолютно все? Я сглотнула. На этот раз не настойку. Я проглотила слюну — и свое сердце.
Что означало «все»? Наркотик? Наблюдатели из Веррино? Тот факт, что Капси перебрался через реку без всякого сумасшедшего наркотика, а просто используя водолазный костюм? Или то, что на том берегу сжигали женщин, любящих реку, живьем?
Все это вместе взятое и означало «все». Несомненно, даже глава гильдии Марсиалла не могла знать всего!
Она вопросительно смотрела на меня:
— Ты не похожа на человека, который рассказывает… все, что знает.
Я взяла две книги гильдии и положила на них свою забинтованную руку, в глубине души задавая себе вопрос, можно ли считать их подушкой между мной и моей клятвой.
— Клянусь, я никому не скажу о том, что замышляла Креденс. Пусть меня вырвет, если я лгу.
— Как тебя уже вырвало один раз, я полагаю… Конечно, нам следует проявить великодушие и учесть, что Креденс изменила, скажем так, преданности реке и ее женщинам, и течению, которое является ее нервной системой. Другие люди — мужчины в частности — никогда не бывают преданными. — Явно удовлетворенная, она взяла книги и поставила их на полку. — Ты правильно поступила, Йалин.