Черный престол

Вот из крайней избы выбежали светловолосые отроки, выстроились в ряд, понукаемые молодым варягом в красном плаще — к ужасу своему, Ладислава узнала Лейва Копытную Лужу, которого, правда, она мельком видела и во время похищения, но решила, что показалось. Лейв прохаживался перед строем, гордый и напыщенный, словно петух. Обозвал нехорошим словом кого-то из отроков, кого-то пнул в бок, кого-то ударил в морду, да так, что несчастный пацан, зажимая окровавленный подбородок, повалился, словно сноп, наземь.

Странные были отроки — еще совсем дети, но уже какие-то смурные, угрюмые, с лицами, словно у маленьких старичков. Странные...

Подойдя к амбару, Ладислава обернулась к ним, но один из стражников грубо схватил ее за волосы и втолкнул внутрь. Пролетев несколько локтей, девушка упала, ударившись головой о стену, и заплакала от обиды и боли. Любима бросилась к ней с утешеньем, воины увели в кузницу Речку. Вскоре все узницы были скованы и, сидя на старой соломе, гадали о своей участи.

А в самой большой избе в это время завтракали кашей с медом Истома Мозгляк и Лейв Копытная Лужа. В лучших своих одеждах, умытые, словно ждали кого-то.

— Усмотрят ли стражи? — оторвался от каши Истома.

— Усмотрят, — заверил варяг. — Дадут знак на башню. Успеем, встретим. Готово ли капище?

— А чего там готовить-то? — ответил Истома. — Дуб стоит, как стоял, ножи приготовлены. Как бы только чужие волхвы не пришли — могут, Перунов день сегодня.

— Не пройдут, я выставил стражу — самых лучших отроков. Уж они не пропустят, живо лишат живота любого чужака, — не выдержав, похвастался Лейв.

— Так отроков князь велит собрать всех, — осторожно заметил Истома.

— Велит — соберем. Успеем.

— Ну, смотри. Ты ведь за воинов отвечаешь.

— Я-то — за воинов, а вот за жертвы — ты. — Варяг прищурил свои и без того узкие глаза. — Готовы ли?

— Готовы, — кивнув, хохотнул Истома.

— Что — всех девок в жертву? А если князь...

— Да не всех. Девственниц оставим, как князь и велел. Есть там две древлянки... — С глумливой усмешкой, Истома взглянул на напарника. — Те, похоже, давно замужем... Вот их. А прежде — сюда. А?

— А успеем? — Лейв боязливо повел плечами. — Ну как князь слишком быстро приедет? Лучше побережемся.

— Ну, как хочешь, — пожал плечами Истома, про себя ухмыляясь. Знал — не особо-то нужны Лейву женщины, верный слуга Грюм частенько водил по ночам в его избу вновь прибывших отроков.

— Послушай-ка, друже Истома, — зачем-то оглянувшись, понизил голос варяг. — А давай и эту, златовласую, в жертву! Не нравится она мне.

— Не нравится? А по мне — так красивая девка, такую и употребить не стыдно.

— Так и употреби! Прямо сейчас. А потом — в жертву. — Лейв аж затрясся весь. — Уж слишком давно она нас знает и — ты заметил? — прямо-таки не отстает от нас, всё время на нашем пути — уж не дело ли это богов? — Варяг задрожал.

— Наш князь — сам бог! — зловеще сказал Истома. — И он приказал, чтобы все пойманные девки были красивы и девственны. А ты кого словил? Рыжую да щербатую да двух древлянских кобыл, на которых только пахать можно?

Лейв со страхом попятился:

— Да наловим еще.

— Наловим... — пробормотал себе под нос Истома. — Оно, конечно, наловим... А вот насчет златовласки... А и правда — употребить? Раньше-то можно было, да вот Лейв этот, неизвестно же, как он отнесется? Может, снаушничает князю. А сейчас вот сам предложил. Раз предложил — пускай сам и приведет, оно безопасней. Ну, Лейв, уговорил, — сказал он громко. — Вели-ка Грюму, пусть тащит сюда златовласую. Употребим, по твоему совету.

Лейв высунулся в дверь:

— Эй, Грюм!

Лысый возник, словно из-под земли. Выслушав приказание, подобострастно кивнул и бросился исполнять. Взяв с собой воинов, вошел в амбар, вытащил во двор Ладиславу, огладив руками по всему телу, — эх, хороша девка, такую б и самому...

Изловчившись, Ладислава укусила слугу за руку. Тот завыл и отвесил девушке увесистую пощечину, такую сильную, что от удара Ладислава, вскрикнув, упала на землю. На губах ее выступила кровь.

— Вставай, тварь! — Грюм пнул ее ногой в живот. Не сильно пнул, чтоб не убить, но всё же удар был хорош. Ладислава со стоном изогнулась, притянув к животу ноги. Об одном она сейчас молила — о милости богов. Молила Рода с Рожаницами, Ладу, Велеса-Ящера...

Сидит-сидит ЯшаПод ракитовым кустом.Грызет-грызет ЯшаОрешки каленые,Милою даренные.Встань, помоги, Яша!Встань, помоги, Яша! —

глотая слезы, шептала несчастная девушка.

И вот, видно, помог Велес-Ящер. Смиловался.

Снова замахнулся Грюм, чтобы ударить, но тут страж с башни закричал что-то. Вздрогнув, прислушался Грюм, приложив ладонь к уху.

— Едут! — кричал стражник. — Едут.

— В амбар гадину! — распорядился Грюм, сам же бросился в избу: — Едут!

— Едут? — Истома и Лейв разом вскочили с лавки. — Ну, едут, так едут. Стройте отроков.

В высоком шлеме князя отражалось солнце. Алый плащ его ниспадал на круп вороного жеребца, хрипящего и покрытого пеной, конь переступал ногами — позвякивали кольца кольчуги. Внешний вид князя Дирмунда, на первый взгляд, был абсолютно не княжеским. Некрасивый, тощий, сутулый, бледный, как поганка, с жиденькой рыжеватой бороденкой, куцыми усиками и длинным висловатым носом, похожим на огурец, князь не производил особого впечатления на тех, кто не видел его глаз — черных, неистовых, грозных! Похоже, в глазах-то и была вся его сила. Никто не мог выдержать княжеского взгляда, казалось прожигавшего насквозь. Вот и отроки, вздрогнув, попятились под пылающим оком Дирмунда.

— Стоять, — сквозь зубы приказал он, и те застыли, словно вырезанные из священного дуба идолы. Затем — по знаку Лейва — разом упали на колени с криком:

— Слава великому князю!

— Молодец. — Обернувшись, Дирмунд похвалил Лейва, затем перевел строгий взгляд на Истому: — Теперь показывай девок!

— Прошу, княже, к амбару.

— К амбару? — ощерился Дирмунд. — Что ж, я не гордый. Могу и в амбар войти. — Он спешился, бросив поводья подскочившему Грюму: — Открывай!

Распахнулись со скрипом дверные стойки. Войдя, Дирмунд обвел притихших девушек подозрительным взглядом.

— Ну, те две ничего, — кивнув на Ладиславу с Любимой, молвил он по-норвежски. — Та, рыжая, тоже, пожалуй, сойдет... А вот эти две лошади? Будете меня уверять, что они девственны?

— О нет, княже, — до земли поклонился Истома. — Это для жертвы.

— Для жертвы? — Князь усмехнулся. — Что ж... Пора и об этом подумать. Ведите в капище всех. — Помолчав, он кивнул в сторону Ладиславы, Любимы и Речки: — И этих тоже. Пусть видят.

— Исполним, князь! Не угодно ли квасу с дороги?

— Потом. Сперва капище!