Черный принц
Шрифт:
Потом безлюдная улица была как театральная декорация. Черный задник в конце ее был бортом корабля. Камень набережной соприкасался со сталью корабельного корпуса, а я сидел на камне и прижимался лбом к стальной коробке. И еще я был в магазине, под прилавком, лежал на полу с женщиной, а повсюду на полках стояли клетки с мертвыми животными, которых я забыл накормить. Корабли состоят из полостей; корабли – как женщины. Железо вибрировало и пело, пело про хищных женщин, про Кристиан, Мэриголд, мою мать; про губительниц. Я видел мачты и паруса могучих клипперов на фоне темного неба. А потом я сидел на вокзале Темпл-Мидс и беззвучно выл, терзаемый муками больной совести под безжалостными вокзальными сводами. Почему, почему никто не поднял трубку? Ночной
Я находился у Кристиан, куда увезли Присциллу. Позже я находился с Рейчел в саду. Это был не сон. Кто-то пускал змея.
Дома я нашел записку от Рейчел, а утром, рано-рано утром, только я успел приехать, она пришла сама, чтобы объяснить мне, как все произошло: как Присцилла разнервничалась, а в это время как раз позвонила Кристиан, как приехал Арнольд, а потом приехал Фрэнсис. А меня все не было, и Присцилла раскапризничалась, как младенец без матери, слезы, страхи. Поздно вечером Кристиан увезла Присциллу на такси. Арнольд и Кристиан много смеялись. Рейчел боялась, что я буду на нее сердиться. Я не рассердился. «Ну, конечно, против них вы бессильны».
Присцилла в черном пеньюаре Кристиан сидела, откинувшись на высоко взбитые белоснежные подушки. Ее безжизненные жидкие крашеные волосы были непричесаны, лицо без косметики казалось мягким, как глина или опара, с морщинами, неглубоко отпечатавшимися на вздутой поверхности. Нижняя губа отвисла. Ей можно было дать лет семьдесят, восемьдесят. Кристиан в темно-зеленом платье с ниткой натурального жемчуга ходила, сияя, словно хозяйка удачного вечера. У нее влажно блестели глаза, точно омытые слезами, которые выступают от смеха или от удовольствия и растроганности. Изящными тонкими пальцами она то и дело проводила по своим бронзово-каштановым волнистым волосам. Арнольд был по-мальчишески взбудоражен, извинялся передо мной, но при этом все время переглядывался с Кристиан и смеялся. Он напустил на себя свой «заинтересованно-писательский» вид: я только зритель, наблюдатель, но понимающий наблюдатель. Лицо его лоснилось, и белесые волосы игривой мальчишеской челкой падали на светлые умные глаза. Фрэнсис сидел от всех в стороне и потирал руки, один раз он даже беззвучно похлопал в ладоши, а его маленькие, близко посаженные медвежьи глазки радостно бегали от одного лица к другому. Мне он все время кивал, словно кланялся, и вполголоса приговаривал: «Ничего, все хорошо, все будет хорошо, все будет очень хорошо». Потом в какой-то момент он засунул лапу себе в брюки и с озабоченным видом почесался. Рейчел стояла неподвижно, но в ее позе было что-то от нарочитого спокойствия человека, который в глубине души сильно смущен. Она нерешительно улыбалась, чуть-чуть размыкая конфетно-розовые накрашенные губы, улыбка ее становилась шире, потом гасла, потом снова появлялась, словно в ответ на какие-то скрытые мысли, но, впрочем, возможно, что это было одно притворство.
– Брэдли, это не заговор, не смотрите так.
– Он ужасно на нас сердится.
– Он думает, что вы взяли Присциллу в заложницы.
– Я и взяла Присциллу в заложницы!
– Что с вами стряслось? Присцилла была вне себя.
– Я опоздал на поезд. Виноват.
– Почему же вы опоздали на поезд?
– Почему ты не позвонил?
– Смотрите, какой у него виноватый вид! Присцилла, поглядите только, какой у него виноватый вид!
– Бедняжка Присцилла думала, что ты попал под машину или еще что-нибудь случилось.
– Видите, Присцилла, мы говорили вам, – никуда он не денется.
– Тише вы все! Присцилла хочет что-то сказать!
– Полно, Брэдли, не сердитесь.
– Помолчите!
– Ты привез мои вещи?
– Сядь, пожалуйста, Брэд. Ты выглядишь ужасно.
– Мне очень жаль, что я опоздал на поезд.
– Ничего, ничего, все будет хорошо.
– Я звонил.
– Ты привез мои вещи?
– Присцилла, милая, не надо так нервничать.
– К сожалению,
нет.– О, я так и знала, что ничего не получится! Я так и зна так и знала, я же говорила.
– А в чем дело, Брэдли?
– Роджер оказался дома. Мы с ним потолковали.
– Потолковали!
– И теперь ты на его стороне.
– Мужчины все заодно, моя милая.
– Я не на его стороне. Ты что, хотела, чтобы я с ним подрался?
– Доблестный Брэд Железный Кулак!
– Ты говорил с ним обо мне?
– Разумеется.
– И они сошлись во мнениях, что женщины – исчадия ада.
– Женщины и есть исчадия ада, если на то пошло.
– Ему плохо?
– Да.
– И в доме грязь и бог знает что?
– Да.
– Ну а мои вещи?
– Он сказал, что пришлет их.
– Но неужели ты не мог привезти хоть что-нибудь, хоть одну вещичку?
– Он будет все паковать.
– А ты говорил ему особо про украшения и норковый палантин?
– Он все пришлет по почте.
– Но ты говорил?
– Все хорошо, все будет хорошо. Да! Говорил!
– Он не пришлет, знаю, что не пришлет…
– Присцилла, одевайся.
– Никогда он не пришлет мне моих вещей, никогда, никогда, я знаю, что не пришлет, они погибли для меня навеки, навеки!
– Буду ждать тебя внизу. Одевайся, и поедем домой.
– Мои вещи – это все, что у меня было!
– Да нет же, Присцилла останется у меня.
– А ты нашел их, ты видел их там?
– Присцилла, вставай и одевайся.
– Разве вы не хотите, милая, остаться здесь, у меня?
– Брэдли, ну зачем вы с ней так?
– Брэд, подумай сам. Она нуждается во врачебной помощи, в наблюдении психиатров, я найму сиделку…
– Да не нуждается она ни в какой сиделке!
– Вы же знаете, Брэдли, что уход за больными – не ваше амплуа.
– Присцилла!
– Ну посмотрите, что вышло вчера.
– Пожалуй, мне пора, – сказала Рейчел, не произнесшая до той минуты ни единого слова и только неопределенно улыбавшаяся словно бы своим тайным мыслям.
– Ах, пожалуйста, останьтесь еще.
– Выпить чего-нибудь еще не время?
– Я не отдам вам мою сестру. Чтобы вы тут жалели и унижали ее.
– Никто ее не жалеет!
– Я жалею, – сказал Фрэнсис.
– А тебя вообще никто не спрашивает. Ты сию же минуту отсюда уберешься. Сейчас приедет настоящий доктор, и мне совершенно не нужно, чтобы ты тут болтался.
– Идем, Присцилла.
– Брэдли, успокойтесь. Может быть, все-таки Крис права?
– И нечего вам называть ее Крис.
– Ну знаешь, Брэд, одно из двух: либо ты от меня отрекаешься, либо…
– Присцилла абсолютно здорова, ей только нужно успокоиться и взять себя в руки.
– Брэдли не верит в психические болезни.
– Собственно, я тоже, но…
– Вы вбиваете ей в голову, что она больна, а ей нужно только…
– Брэдли, Присцилле нужен отдых и покой.
– Это здесь, по-вашему, покой?
– Брэд, она больной человек.
– Присцилла, вставай.
– Брэд, бога ради, не ори.
– Пожалуй, мне в самом деле пора.
– Вы ведь хотите остаться здесь со мной, моя милая, вы ведь хотите остаться с Кристиан, правда?
– Он не пришлет моих вещей, я знаю, я никогда, никогда их больше не увижу.
– Ничего, ничего, все будет хорошо.
В конце концов Рейчел, Арнольд, Фрэнсис и я вместе вышли от Кристиан. Вернее, я повернулся и пошел, а они потянулись за мной.
Описанная сцена происходила в одной из новых комнат на верхнем этаже, в прежние годы она была не наша. Обстановка здесь отличалась претенциозностью, хотя сейчас все пришло в запустение: стояла роскошная овальная кино-кровать, а по стенам шли панели «под бамбук». Я чувствовал себя словно в ловушке, казалось, какая-то игра перспективы свела потолок под острым углом с полом, еще шаг – и уткнешься головой. Бывают дни, когда человек высокого роста ощущает себя еще выше, чем обычно. Я возвышался над остальными, как над лилипутами, а ноги мои не доставали до пола. Возможно, это еще действовало выпитое вчера вино.