Чёрный Рыцарь

Это место, где все и вся возможно. Мир у меня на кончике пальца, так что я беру его.

Сунув руку под пустые пакеты из-под чипсов, я достаю лезвие. Оно лежало там все время с едой, алкоголем и таблетками — теми, которые мама не видела, потому что она никогда не видит меня.

Когда все так быстро ухудшилось? Когда я начала так сильно терять себя и не иметь возможности выбраться?

Вот каково это, когда ничего не осталось и все это просто... туман?

Туман не лжет. Туман был здесь много раз раньше, когда я терялась в этом порыве и не могла выбраться.

Или это порыв?

Может, это то, что я всегда должна была сделать.

На этот раз моя рука не дрожит, она тверда и точна. На этот раз я не плачу и не смотрю на дверь, ожидая, надеясь, что мама придет и скажет, что она здесь ради меня.

На этот раз все кончено.

Я разрезаю вены вертикально двумя длинными быстрыми движениями. Сначала это жалит. Я чувствую, но в то же время не чувствую.

Кровь сочится в устойчивом ритме, красная и яркая. С ее помощью вся боль отфильтровывается, и приносит... облегчение. Полное облегчение.

Но этого недостаточно.

Поэтому я делаю порез сильнее, не горизонтально, как новичок, а вертикально и глубоко, пока кровь не брызгает небольшим фонтаном вокруг.

Полный беспорядок, как и говорила мама.

Может, она тоже назовет это беспорядком, когда найдет меня.

Головокружение накатывает на меня почти сразу. Мой взгляд сосредоточен на крови, когда голова откидывается к стене. Я пытаюсь сосредоточиться на ране и на том, как она очищает меня от тумана, как освобождает меня, но все, что я вижу, это браслет и эту дурацкую звезду.

Звезду, которую у меня не было возможности надеть, потому что я всегда боялась, что он отнимет.

Теперь ничего не изменится.

Теперь я та, кто забирает все и оставляет это пустым. Туман медленно рассеивается, но никто не проходит, никто не врывается в дверь и не говорит мне не уходить.

Может, это потому, что я всегда должна была уйти.

Звук всего, что заканчивается, это... и есть конец.

Слеза скатывается по моей щеке, когда я закрываю глаза и отдаюсь темноте.

Глава 20

Ксандер

С самого утра сплошная неразбериха.

Или, может, моя жизнь с самого начала сплошное дерьмо, и я только начинаю это понимать.

Мы с отцом поговорили о реабилитации — секретно, конечно, потому что он не может рисковать, чтобы его политические враги или пресса узнали, что его сын неудачник.

Очевидно, я отказался. Потом он напомнил мне о проблемах мамы с алкоголем и о том, что я становлюсь похожим на нее.

Поэтому я ответил, что хотел бы остаться со своей мамой, ее алкоголизмом и психическими проблемами, а не с ним.

Он странно посмотрел на меня, что заставил меня немного пожалеть о, сказанном, а затем ушел.

Я не должен жалеть отца; он должен жалеть меня. Он разрушил мою жизнь многими способами, и я даже не имею в виду с мамой.

Он сделал что-то гораздо худшее, что медленно, но верно разрушало мою жизнь.

В конце концов, он Льюис Найт. Если он сможет пережить допрос в парламенте, он сможет пережить своего сына.

Потом я вроде как попытался избить Коула и Эйдена за то, что они позволили Кимберли прийти в мою комнату той ночью и спровоцировали все дерьмо. У меня нет никаких сомнений в том, что они являются причиной этого.

Коул просто рассмеялся и сказал:

— Значит, что-то все-таки произошло.

Эйден ухмыльнулся, как гребаный псих, и похлопал меня по спине.

Я был слишком пьян, чтобы ударить их, так что все закончилось полу ударами.

Они могли бы подготовить почву, но я тот, кто поцеловал ее, завладел ее языком, поглотил ее, как изголодавшееся животное, а затем трахнул ее рот, словно он всегда принадлежал мне.

Мои внутренности сжимаются при мысли, при воспоминании, при мысли о том, что, черт возьми, я натворил.

Я солгал ей.

Я никак не могу притвориться, что этого не было. В течение трех дней эта ночь все, о чем я думал.

Я могу солгать себе и сказать, что со временем все пройдёт, но, как и все мои воспоминания о ней, они просто усилятся, и все, чего я захочу, это ворваться в ее комнату и повторять это вечно.

Пошел ты, извращенный разум. Ты должен сгореть вместе с Коулом.

Как будто моя неделя еще не была полным дерьмом, я также сижу не с кем иным, как с главным ублюдком, убийство которого я замышлял уже некоторое время.

Мы с Ронаном в The Meet Up, потому что капитан назначил встречу команды. Я готов ко всему, что помешает мне действовать в соответствии со своими импульсами.

Я мог бы выпить по дороге сюда, но только раз. Я не настолько схожу с ума, чтобы не признать, что этот ублюдок, Коул, подставил нас.

Ронан ухмыляется, как гребаный идиот, сидя напротив. Я сжимаю кулак, в желании повалить его.

— Давно не виделись, Найт. Ну, знаешь, отдаленно трезвого Ксандера.

— Пошел ты, Астор.

Я смотрю куда угодно, только не на него.

The Meet Up это небольшой коттедж, принадлежащий Эйдену, с прямым выходом в лес и озером на заднем дворе. Он уютный, оформлен в теплых деревянных тонах. Мы вчетвером всегда приезжаем сюда, сбегая от своих семей. Есть что-то освобождающее в избавлении от наших ограничений, наших имен и фамилий и всего того дерьма, которого от нас ожидают.

Нас учили, кем мы должны стать, прежде чем мы узнали, каково это быть детьми. Наверное, поэтому мы никогда не были настоящими детьми.

Молодые в телах. Взрослые в умах.

Помню, как Эльза впервые привезла сюда Кимберли. Она смотрела в пространство с удивлением в зеленых глазах. Такой же взгляд у нее бывает, когда она читает свои книги и смотрит драмы.

В течение многих лет я старался отделить ее от компании, потому что, если бы она сблизилась с моими друзьями, она бы сблизилась со мной, а я не мог этого допустить.

Пока я все не испортил.

Возможно, я игнорировал ее последние несколько дней, но она единственная, кого я видел. Единственная, за кем я наблюдал. Единственная, кто существует в море размытых существований.