Черный смерч

При виде гостя Векша быстро собрала своё рукоделье и вышла, чтобы не мешать мужскому разговору. Данок проводил девушку взглядом, присел на край постели, осведомился о здоровье.

– Поправляюсь помалу, – ответил Тати. – Я бы уже встал, но дед Стом и травницы не велят. Говорят, раны откроются и опять гнить начнут. Кто ж знал, что эта птица такая отравная.

– Это она тебе за убитых диатрим мстит. Сёстры как-никак.

– Мстила она пока жива была, а сейчас-то зачем? У зверей посмертия не бывает.

– Ну, не знаю, тебе видней, – согласился Данок с сыном йоги. Потом он наклонился пониже и заговорщически прошептал: – Слушай, а о чём ты со своею сиделкой разговоры беседовал?

– Да так… – Таши пожал плечами и едва не скривился от боли в не желающих заживать язвах. – Рассказывал, какие у нас дубы растут, какова степь весной. Несерьёзности всякие болтали. О чём ещё говорить-то, когда вот так целый день праздно валяешься?

– Ох, темнишь ты… – протянул Данок. – Что у меня, глаз нету? Девка от тебя выбежала алая, что маков цвет. А может, и впрямь о дубах говорил, долговолосые народ такой – с ними добрым порядком разговариваешь, а они всё по-своему переиначивают. Ты ей дело, а она про козу бёлу. Ну, давай, разговаривай…

Данок выждал немного и, не услышав от Таши никаких откровенностей, сам принялся рассказывать:

– Ты поглянь, какую мне за ваши муки амулетинку преподнесли. У нас я похожего камня и близко не видал. Тонкий, как слюдяная чешуйка, а весомый. Такой камень, да с кулак величиной – то-то кистень могучий был бы или грузило…

Таши глянул на блестящую бирюльку, подвешенную на тонкой жилке, взвесил её на ладони. Прищурив глаз, рассмотрел узор, выбитый на гладкой поверхности.

– Это золото, – сказал он. – Этот камень с кулак величиной не родится. Золото – самый веский из всех камней. Был бы такой желвак, как тебе взмечталось, так ты бы таким кистенём и орудовать не смог, он бы и руку оттянул, и ремень порвал. Только золото находят малыми кусочками, с ноготь, редко когда больше. Зато этот камень не колется, а плющится под отбойником, словно смола. Стом говорил, что это и есть смола подземных деревьев, ну, вроде как янтарь. В подземном мире тоже деревья растут, а люди ихнюю смолу находят.

– Ну всё ты знаешь, – обиженно проворчал Данок, разглядывая золотую пластинку. – Зато мне вот её подарили, а у тебя такой нету.

– И у меня есть, и у Тукота, – огорошил приятеля Таши. – Только моя пластинка к ране прибинтована. Золото против гнилых ран хорошо помогает. На мне сейчас этих бляшек штук шесть примотано. Только остальные не мои – травницы принесли, а потом обратно заберут. Тебе, что ж, не сказали, как золотом лечиться можно?

– Сказали. Потому я к тебе с этой штукой и прибежал. А тебя тут, оказывается, уже всего обзолотили. Чего ж ты при таком лечении на ноги не встаёшь?

– Я и сам не знаю. Что когтями драно было, давно уж зарубцевалось, уже и корочки отпадают. А где клювом цапнуто, там гниёт. Верно, и впрямь в клюве у неё какая-то отрава есть.

– Я вижу, тебя лечат как следует. Хоть и дикий народ, а в этом деле толк понимает.

– С чего это ты взял, что дикие? – заступился за свойственников Таши, – нормальные люди, не хуже нас с тобой.

– Не скажи. Стад не держат, хлеба не знают и вообще в лесу живут. Ясно, что дикие.

– Зато камень видал как полируют? У нас после Стакна таких мастеров не важивалось. Сам посуди, мастер Каяк ихний будет. И лодки-бударки делают.

– Мы тоже делаем.

– Так это Ромар здесь научился. А они издавна. Даже по морю на бударках плавают. Китов бьют и всякого морского зверя.

– Так оно же горькое, море-то!

– Ну так и что?

– Да я к морю близко не подойду, не то чтобы плавать по нему. Это ж надо до такого додуматься! Точно говорю – дикие люди! И Лара-первопредка они не почитают.

– Так это же не их предок, а наш. У них свой есть – большой лосось.

– Ну тебя! – Данок махнул рукой и засмеялся. – Это уже сказки. Где ж это видано, чтобы люди от рыбы свой род вели?

– Да не хуже, чем от зубра, – скощунствовал Таши. – У всякого народа свой корень.

– А может, и так, – вдруг согласился Данок. – Сам посуди, глаза тут чуть не у всех зелёные, чисто как у судака, когда он в неводе бьётся. Может, они и впрямь от рыбы произошли. Вот только чего тогда в лесу живут?

– А тебе хочется, чтобы они по Великой земли заняли?

– Э, нет, по Великой наши земли.

– Вот потому они здесь и живут, что в наших краях всем места не хватит. И без того на Великую много завидущих глаз смотрит. А лососи своими речками довольны. Поэтому у нас с ними и дружба.

– Тебя не переспоришь, – сдался Данок. – Ты, видать, Ромара наслушался, когда с ним ходил. Только я так скажу, лучше наших краёв места на свете нет. Я как жаворонков над степью вспомню, так всё внутри и обмирает…

Таши не выдержал и некстати расхохотался.

– Ты чего?.. – испуганно спросил Данок.

– Зато… тут черёмуха по весне цветёт!.. – отвечал Таши сквозь приступы смеха. – Весь лес белый и духмяный от запаха!..

– Ты чего? – повторил Данок. – Смешинку проглотил?

– Ага!.. Я же прямо сейчас об этом с Векшей говорил. Я ей про степь, а она мне лес нахваливала! Ну, кулики болотные!..

– Да уж знаю, как ты с ней разговаривал. На тебя взглянуть, и слепому всё ясно. Нарочно с сирином сцепился, чтобы потом тут с Векшей любезничать. Давай, любезничай, я мешать не стану. Меня сегодня дед Стом позвал смотреть, как они рой в колоду сажать будут. Тоже придумали, нет чтобы попросту найти пчёл и мёд забрать, так они борты в старых колодах ладят и пчёл туда сажают, чтобы потом знать, куда за мёдом идти. Всё-таки, что ни говори, дикие они люди.

Удивительным образом после этого разговора Таши уже не мог просто ни о чём болтать с Векшей. Слова получались какие-то натужные, вымученные. И Векша тоже всё чаще молчала, старательно рукодельничая над чем-то невидимым Таши. Как-то Таши спросил, чем она так увлечена, но Векша ответила уклончиво:

– Вот кончу работу и покажу, а прежде времени глазеть не след.

По счастью, Таши через пару дней начал вставать, и ему больше не требовалась сиделка.

Как раз к этому времени Векша закончила свою работу.

– На вот, хотел посмотреть – смотри! – с гордостью произнесла она, разворачивая перед Таши что-то серовато-пёстрое, составленное из мельчайших перьев. – Видишь, как получилось!

– Да что же это? – Даже увидев сюрприз, Таши не мог понять, что ему показывают.

– Не узнаёшь? Да это же твоя птица сирин! Видишь, какая накидка получилась? Подаришь своей невесте – люди ахнут. У вас, поди, такого и не видывали.

Таши знал, что по праздникам женщины из рода лосося наряжались в накидки из птичьих шкурок. Как они делались, Таши, разумеется, не знал, хотя обычай такой ему нравился.