Черный ураган. Честный Эйб
Шрифт:
В это время на весь зрительный зал прозвучал истерический вопль миссис Линкольн:
— Он застрелил президента!
Голова честного Эйба склонилась набок. Кровь бежала по его затылку.
В тот же час дюжий верзила с тупым лицом проник в дом государственного секретаря и несколько раз ударил его кинжалом. Этот верзила был задержан и назвал себя Льюисом Пейном.
Третье преступление должен был совершить Ацеродт — ему предстояло убить вице-президента. Но по причинам, до наших дней не выясненным, Ацеродт не выполнил задания. Он заявил на следствии, что «мужество ему изменило». Вице-президент Джонсон
Саррет исчез из Вашингтона и благополучно добрался Европы. Дело было сделано. Линкольн ушёл из жизни.
Через несколько дней по всем городам Америки толпы читали объявление:
100 ТЫСЯЧ ДОЛЛАРОВ ВОЗНАГРАЖДЕНИЯ!
Убийца
нашего любимого покойного президента
Авраама Линкольна
ещё на свободе.
50 ТЫСЯЧ ДОЛЛАРОВ будут уплачены Военным Министерством за задержание Джона Уилкса Буса, в дополнение к тому вознаграждению, которое предложат власти в городах и штатах.
25 ТЫСЯЧ ДОЛЛАРОВ будут уплачены за задержание Джона Саррета, одного из сообщников Буса.
25 ТЫСЯЧ ДОЛЛАРОВ будут уплачены за задержание Дэвида Гарольда, другого сообщника Буса…
…Пусть потоки невинной крови будут отмщены страной. Помогите арестовать и наказать убийц!!
Все добрые граждане призываются на помощь. Пусть каждый обратится к своей совести, обременённой высоким долгом, пусть никто не забывает о нём ни днём, ни ночью, пока он будет возмещён.
Эдвин М. Стэнтон, Военный Министр
Никому не удалось получить полсотни тысяч за задержание убийцы Линкольна. Буса настигли в амбаре, на ферме, в штате Виргиния. Хотя Стэнтон строжайше приказал взять Буса живым, но «случайная» пуля какого-то капрала ударила его в шею в то время, когда он отстреливался от преследователей. Амбар пришлось поджечь, чтоб заставить Буса показаться на пороге, но он тут же упал на землю в беспамятстве. Через несколько часов он умер.
Кто стоял за спиной заговорщиков, так и осталось тайной.
Над городами и полями северных штатов нёсся мерный колокольный звон.
Звонили не только церковные колокола. Звонил колокол на паровозе, затянутом чёрными полотнищами.
Поезд медленно шёл по пути, который Линкольн когда-то проделал из сердца страны в Вашингтон.
Труп Линкольна возвращался на родину с вестью о победе. Если б он мог заговорить, то, может быть, сказал бы своим землякам: «Берегитесь! Дело, за которое вы заплатили своей кровью, попало в руки предателей. Я ушёл, и это значит, что уходите и вы!»
Но Линкольн молчал.
В Вашингтоне похоронную процессию провожали три незаметных человека: один из них был в порыжевшем мундире майора, двое в морских формах.
Это были Белл, Грегори и Кимбс. Они шагали в хвосте траурного шествия, держа фуражки в руках.
Они долго стояли перед железнодорожной станцией, где скрылся под навесом чёрный гроб.
— Прощай, старина Эйб, — прошептал Том Белл. — Белый дом не принёс тебе счастья. Здесь ненавидят честных людей.
По коричневым щекам Кимбса
скатились две слезы. Он с трудом повернул голову и посмотрел на Сэма. Тот не плакал. Сэм стоял, глядя вдаль, крепко стиснув зубы, загорелый, крепкий, погружённый в глубокую думу.— Куда мы теперь пойдём, Сэм? — спросил Кимбс.
Сэм не сразу ответил. Он ждал, когда смолкнет длительный, протяжный гудок паровоза.
— Искать свободу и справедливость, Эл!
— Где они?
— Далеко, Эл. Но мы не остановимся. Мы идём. Мы будем шагать, пока не кончатся наши дни. И тогда пойдут другие.
Паровоз отошёл от станции. Несколько вагонов в трауре следовали за ним.
Балтимор… Филадельфия… Нью-Йорк…
В нью-йоркской толпе возвышался могучего сложения человек в рубашке, расстёгнутой на груди. Это был поэт Уитмен.
Уитмен не любил парадов и похорон. Недавно он видел Линкольна в Белом доме — улыбающегося, только что переизбранного, пожимающего руки посетителям. Но Уитмен не подошёл к президенту. Он глядел на Линкольна издали.
Он любовался Эйбом так, как всегда любовался бурным потоком жизни: весенним гулом водопада, могучими летними грозами, таинственно шуршащими листьями осенних клёнов, зимними туманами над цепью Аппалачских гор; так, как любовался гудком паровоза в прерии, звоном молота в кузнице, плеском воды под пароходными колёсами, шумом и дымом нью-йоркских пригородов.
Уитмен верил в будущее этой страны и её неутомимых работников.
В этот день он начал писать стихи, которые вошли во все школьные учебники:
О капитан! Мой капитан! Сквозь бурю мы прошли.
Изведан каждый ураган, и клад мы обрели,
И гавань ждёт, шумит народ, и звоны многошумны,
И все глядят на твой фрегат, угрюмый и безумный.
Но сердце! Сердце! Сердце!
Кто кровью запятнал
Ту палубу, где мёртвый
Мой капитан упал…
В траурном поезде ехали несколько человек, давно нам знакомых.
Толстый, старый судья Дэвис сидел у стола, закрыв лицо руками. Он вспоминал предупреждение, которое сделал Линкольну ещё в Иллинойсе:
«Вы человек доброй воли, будьте осторожны…»
Эйб не был осторожен. Он знал, что его могут убить, но шёл по своему пути с поднятой головой, добродушно отшучиваясь и рассказывая простецкие истории в самые опасные минуты. Он ни разу не дрогнул и не отступил.
В этом же поезде находилась миссис Линкольн, вся в чёрном, с лицом, закрытым вуалью. Она ни с кем не разговаривала. Иногда к ней подходил её старший сын Роберт, молча брал её за руку и также молча отходил.
Тэд стоял у окна, бледный и внезапно повзрослевший. Он навсегда покидал Вашингтон, где прошли его детские годы. Теперь у него не было отца.
Тэд ни разу не плакал. Когда ему принесли его любимую форму лейтенанта, он только покачал головой.
— Я этого больше не надену, — сказал он.