Черный воздух. Лучшие рассказы

– Что?

– Где мы сейчас? На Пеллестрине? На Сан-Ладзаро?

– В Венеции, – отвечала старуха.

Неудержимо дрожа, Карло поднялся на ноги.

– Я – последняя из них, – пояснила хозяйка. – Воды поднимаются ввысь, небеса разражаются воем, обеты любви дают трещину и приводят к беде, а я… Я живу, дабы все видели, что человек в силах вынести и остаться в живых. Живу и буду жить, пока потоп, подобно Венеции, не поглотит всего мира. И буду жить, пока смерть не постигнет всего живого. И буду жить…

Осекшись на полуслове, старуха с любопытством воззрилась на Карло.

– А в самом деле, кто ты таков? Ах да, знаю, знаю. Моряк. Мореход…

– Наверху есть еще этажи? – спросил Карло, чтобы сменить предмет разговора.

Старуха сощурилась на него.

– Слова пусты, – помолчав, сказала она. – Я думала, что никогда больше не заговорю ни с кем, даже с собственным сердцем, и вот, поди ж ты, опять разболталась. Да, этаж выше цел, а вот дальше, над ним, сплошь развалины. Молния разнесла звонницу вдребезги, когда я лежала в этой самой постели.

Указав на кровать, хозяйка поднялась с кресла.

– Идем, я тебе покажу.

Совсем крохотная под просторным черным плащом, она прихватила с собою фонарь со свечой, и Карло, с осторожностью лавируя среди пляшущих теней, двинулся следом за ней.

Этажом выше ветер свирепствовал вовсю, а сквозь лестничный проем в потолке явственно виднелись черные тучи. Старуха, оставив фонарь на полу, направилась к лестнице.

– Поднимись наверх, и сам все увидишь, – сказала она.

Миновав лестницу, оба оказались на ветру, под открытым небом. Дождь прекратился. Пол наверху был усеян огромными блоками тесаного камня, обломки стен торчали кверху частоколом щербатых зубов.

– Я уж думала, вся кампанила рухнет, – прокричала старуха сквозь завывания ветра.

Карло, кивнув, подошел к обращенной на запад стене этак по грудь высотой. Буйные волны приближались одна за другой, поднимались и расшибались о камень внизу, брызжа назад и вверх, в сторону Карло. Каждый удар чувствительно отдавался в подошвах. Мощь волн внушала немалый страх: трудно было поверить, что он перехитрил шторм и теперь в безопасности. Карло с силой встряхнулся, помотал головой. Справа и слева сквозь зловещую черноту тянулись вдаль широченные белые полосы волн, разбивавшихся о Лидо. Между тем старуха не умолкала, и Карло вернулся к ней, послушать, о чем она.

– Воды-то поднимаются! – кричала она. – Видишь? И молнии… видишь, как молнии разносят в пыль Альпы? Вот и конец, дитя мое! Все островки до единого прочь разбежались, ни горки нигде не найдешь… Второй ангел вылил свою чашу в море – сделалось море, как кровь мертвеца, так что погибло в нем все живое…

Старуха кричала, кричала, и голос ее мешался с посвистом ветра и грохотом волн, едва различимый среди всей этой жути… пока Карло, усталый, промерзший до самых костей, исполнившись жалости и беспросветно-черной, чернее туч, затянувших небо, тоски, не обнял ее за хрупкие плечи и не развернул к лестнице. Спустившись этажом ниже, они подобрали угасший фонарь и сошли в хозяйскую комнату, по-прежнему освещенную парой свечей. Казалось, здесь, внизу, невероятно тепло и уютно. Старуха все говорила и говорила, а Карло без остановки дрожал.

– Да ты же совсем замерз, – с неожиданной деловитостью сказала хозяйка, стаскивая с постели пару одеял. – На-ка, возьми.

Усевшись в тяжелое, просторное кресло, Карло обернул одеялами ноги, откинул голову на высокую спинку. Устал он невероятно. Старуха, опустившись в кресло напротив, принялась наматывать нить на катушку. Помолчав минут пять, она снова заговорила, и задремавший было Карло, сменив позу, вновь начал неудержимо клевать носом, а старуха вещала, вещала – о штормах, о потопах, о конце света, об утраченной любви…

Однако, проснувшись поутру, Карло ее рядом не обнаружил. В неярком свете зари комната предстала перед ним во всей своей неприглядности: всюду убожество, мебель обшарпана, одеяла ветхи, безделушки венецианского стекла уродливы, аляповаты, как все венецианское стекло от начала времен… но чисто в комнате – просто на удивление. Поднявшись, потянувшись, чтобы размять одеревеневшие мускулы, Карло взобрался на крышу, однако старухи не оказалось и там. Утро выдалось солнечным. Шлюпка его уцелела – покачивалась на месте, под восточной стеной. При виде суденышка Карло заулыбался – судя по ощущениям, впервые за несколько дней.

Внизу старухи не обнаружилось тоже. Самый нижний из уцелевших этажей кампанилы, очевидно, служил ей эллингом: здесь Карло нашел пару ветхих весельных лодок и несколько верш для ловли омаров. Самый большой из «слипов» пустовал. Наверное, хозяйка верши отправилась проверять… а может, не пожелала беседовать с гостем при свете дня.

Из эллинга Карло сумел дойти до собственной шлюпки: всей глубины – по колено. Устроившись на корме, он вспомнил вчерашний вечер и снова заулыбался. Надо же, жив…

Сняв тент, он отыскал черпак, вычерпал воду, скопившуюся на дне, и все это время поглядывал, не объявится ли старуха, а после поднялся наверх за забытым багром и снова спустился к шлюпке, однако хозяйка все не возвращалась. Оставалось одно – только плечами пожать, а прощание отложить до лучших времен. Взявшись за весла, Карло обогнул кампанилу, отошел от Лидо, поднял парус и взял курс на норд-вест, где, по его расчетам, находилась Венеция.

Этим утром Лагуна была спокойней любого пруда, безоблачное небо – что лазоревый купол громадной базилики. Потрясающе… но Карло все это нисколько не удивило: вполне обычное дело по нынешним-то временам, а вот вчерашний шторм – да, то было нечто особенное. Отец всех на свете штормов, высочайшие волны из всех, какие доводилось видеть Лагуне, тут уж сомнений не возникало. Подумав об этом, Карло принялся составлять в уме рассказ, предназначенный друзьям и жене.

Венеция показалась на горизонте прямо по курсу, именно там, где он и рассчитывал, – вначале огромная кампанила, за нею вершина Сан-Марко и прочие шпили. Кампанила… Благодарение Господу, что предки так стремились наверх, поближе к Богу, а может, подальше от воды: это стремление спасло ему жизнь. В отмытом, освеженном вчерашними ливнями воздухе вид на Венецию с моря казался прекрасным, как никогда, и на сей раз Карло, против обыкновения, даже нисколько не раздражало, что, сколько ты к ней ни приближайся, все она словно бы где-то за горизонтом, вдали. Такова уж она теперь, и что с того? Светлейшая… Серениссима… как же он рад ее видеть!

Однако проголодался Карло ужасно и от усталости за ночь избавиться не успел. Войдя в Гранд-канал, спустив парус, он обнаружил, что едва способен грести. Дождевая вода, стекавшая с суши в Лагуну, превратила Гран-канал в настоящую горную реку, и это тоже плавания вовсе не облегчало. У пожарной станции возле излучины канала друзья, возводившие на одной из крыш новую хижину, замахали ему, удивленные тем, что Карло в такую рань направляется вверх по течению.

– Не туда гребешь! – крикнул один из них.