Черный жемчуг

Эдуард поспешно обогнул угол ниши, в которой находилось слуховое окно. Оно уже было открыто, через него в дом лился прохладный ночной воздух. Человек был довольно высок, он просто вскарабкался на подоконник и спрыгнул на крышу, а Эдуарду потребовались значительные усилия, чтобы последовать его примеру. Он оказался на крыше, покрытой серыми гладкими плитами; над ним нависало темное, усыпанное звездами небо. Оглядевшись по сторонам, Эдуард увидел, как темная фигура заслонила звезды, поспешно направляясь к парапету крыши. Беглец выбрал другую дорогу, надеясь спуститься на крышу старой псарни.

– Стой! – закричал Эдуард. – Тебе все равно не уйти! Не дури, парень!

Темная фигура впереди замерла; беглец, вероятно, оглянулся, чтобы посмотреть, где находится его преследователь, но в этот момент потерял равновесие. Эдуард видел, как беглец пошатнулся, услышал, как его ноги скользят по плитам. Долгую, ужасную минуту слышалось только шуршание тела по скользкой серой поверхности крыши.

– Нет! – коротко завопил беглец, очевидно, боясь выдать себя. Он наполовину проскользил, наполовину скатился по крыше, ударился о парапет и кувыркнулся в темную пропасть. Эдуард затаил дыхание. Послышался длинный отчаянный крик, а затем страшный глухой звук удара человеческого тела о булыжник двора.

Мгновение после этого стояла тишина; онемев от ужаса, Эдуард слышал, как его собственное дыхание с хрипом рвется из гортани, затем вдруг залаяли собаки. У Эдуарда подкосились ноги. Пытаясь сдержать себя, он вернулся к слуховому окну. Он отошел от него всего на ярд, но возвращение показалось таким долгим и мучительным, как будто пришлось пройти сотню ярдов, прежде чем он оказался в безопасности. Спрыгнув с подоконника в коридор, Эдуард бессильно упал на пол.

Мэри стояла там, где он оставил ее, глядя в сторону лестницы. Ральф ушел – вероятно, спустился вниз. Когда подошел Эдуард, она только взглянула на него – молча, безумными глазами. Эдуард остановился.

– Что вы сказали ему? – она молчала, не понимая вопроса. Эдуард схватил ее за руку и нетерпеливо потряс. – Что вы сказали ему?

– Ничего! – закричала она. – Ничего! Я...

– Ничего не говорите, понятно? Ради Бога, идите за священником – человек погиб.

Схватив Мэри за плечи, Эдуард еще раз встряхнул ее, чувствуя, что она не в силах двинуться с места от страха, а сам побежал вниз по лестнице. Во дворе уже собралось несколько слуг с фонарем.

Ральф в ночной рубашке склонился над телом беглеца. Заметив, что Эдуард подошел к нему, он спросил:

– В чем дело?

– Это шпион Макторпа. Он подскользнулся, так как был босиком. Он мертв?

– Думаю, да, – проговорил Ральф, все еще не оправившийся от потрясения. Мертвый лежал лицом вниз, распростершись на булыжниках. Одна его рука была вытянута вперед, ладонь раскрыта в немом призыве.

– Кто это? – спросил Эдуард.

Ральф не двинулся с места, и Эдуард, опустившись на колени, обхватил мертвого за плечи и перевернул его тяжелое тело. Половина головы представляла собой сплошное кровавое месиво. Эдуард почувствовал приступ тошноты. Неподвижное лицо мертвеца уставилось в небо, невидящие глаза тупо застыли. С разбитой половины головы на землю стекала кровь.

– Это Варнава, – прошептал Ральф. Он протянул руку, как бы желая убедиться в собственной догадке, но замер, не коснувшись щеки мертвеца. – Варнава? – переспросил он и изумленно взглянул на Эдуарда. – Но это же мой камердинер. Я знал его еще ребенком. Не могу поверить... – Медленно осознавая случившееся, Ральф побагровел от ярости. – Я всегда был добр к нему, я взял его из конюшни в дом... Как мог он поступить так со мной?

Эдуарду было нечего ответить, нечем утешить Ральфа. Он сам знал Варнаву уже много лет. Варнава родился в ближайшей деревушке, был сыном одного из конюхов, немного погодя сам стал присматривать за лошадьми Морлэндов, гордился тем, что ему доверили уход за жеребятами... Ральф полюбил мальчика за живость ума и бережное обращение с лошадьми. Варнаву отправили в школу Святого Эдуарда, которая содержалась главным образом на средства Морлэндов, после школы он стал старшим конюхом, а вскоре Ральф повысил его в должности, сделав собственным камердинером.

И вот теперь Варнава лежал в свете звезд с раздробленной головой и холодными глазами предателя, устремленными в небо, как будто он не желал встречаться взглядом с хозяевами. Эдуард больше не мог видеть все это. Протянув дрожащую руку, он закрыл мертвецу глаза.

– Не знаю, Ральф, – проговорил он. При звуке его голоса Ральф, кажется, очнулся от мыслей. Его лицо напряглось.

– А ты, – внезапно спросил он, – каким образом ты связан со всем этим?

Эдуард промолчал, опираясь рукой о булыжник и медленно поднимаясь. Ральф тоже встал, не сводя глаз с лица Эдуарда. В этот момент послышались шаги и голоса, из дома вышли Мэри и Ламберт. Лицо Мэри было таким же белым, как и ее рубашка, а глаза округлились от страха. Эдуард решил любым способом увести ее подальше от трупа, прежде чем она успеет что-нибудь сказать.

Взяв Мэри за локоть, Эдуард проговорил, глядя Ральфу прямо в глаза:

– Пойдемте в дом. Ламберт сам управится здесь вместе со слугами.

Увлекая за собой Мэри, чтобы не оставить ей выхода, Эдуард пошел к дому, а Ральф быстро встал с другой стороны.

– Хорошо, мы пойдем в дом. Я хочу поговорить с вами – с тобой и Мэри.

Кто-то из слуг уже зажег светильники, и зал показался слишком светлым после темноты двора. Брен и Ферн лежали у камина и, зевая, поднялись при виде хозяина, потянувшись во всю длину своих тел. Ральф с Мэри подошли к камину и повернулись лицом к Эдуарду, как судьи к своему подсудимому. Они стояли бок о бок, между ним и камином; пламя светильника, стоящего позади них, освещало лицо Эдуарда. Брен протиснулся между Мэри и Ральфом, лизнув по очереди им руки, а Ферн вновь легла на пол, стуча хвостом и поднимая вихри пепла в камине.

– Ну, что же ты хочешь сказать? – спросил Ральф. Он смотрел на Эдуарда, однако его вопрос был обращен и к Мэри. Эдуард видел, как Мэри приоткрыла рот, но промолчала, как бы стараясь принудить себя рассказать что-то. Он понял, что Мэри скажет всю правду – только потому, что она не стыдится своей веры, не любит Эдуарда и не желает, чтобы он счел ее молчание признаком беспокойства о нем. Однако переведя глаза на хмурое лицо Ральфа, Эдуард понял, что эта правда уязвит его сильнее, чем может предположить Мэри. Ральф любил Мэри, и ее предательство могло ранить его в самое сердце, если уже не ранило. Эдуард немедленно принял решение. То, что собирался сказать он, должно было причинить Ральфу вдвое меньшую боль – конечно, он разозлится, но когда-нибудь простит его, а Мэри не смог бы простить никогда.

– Это была моя вина. Тебе не в чем упрекнуть жену, Ральф. Уже несколько недель я преследовал ее – ведь так, Мэри? – и я думал, что она согласилась встретиться со мной, чтобы окончательно меня отвергнуть. Ничего не случилось, могу заверить тебя.

– Я видел, вы обнимались, – нерешительно произнес Ральф.

Эдуард криво усмехнулся.

– Я думал, ты заметил, как она отбивалась. Если бы ты не вышел, мне пришлось бы вытерпеть несколько недурных пощечин. Мэри – сильная женщина.

– Неужели ты пытался... отбить ее у меня? – спросил Ральф, ясно показывая, как ему трудно поверить в это.

Эдуард вынудил себя улыбнуться еще раз.

– Ну, я никогда не думал, что у меня это получится. Но я полагал, что это будет забавно. Ты ведь знаешь меня, Ральф, – я люблю развлечения.

Ральф медленно повернулся к Мэри. Он был изумлен не меньше, чем человек, увидевший, как дождь идет с земли в облака.

– Это правда? – спросил он у жены.

Она смутилась, нервно переступая на месте, ее глаза перебегали с Ральфа на Эдуарда, и последний ответил ей угрожающим взглядом. «Если ты скажешь ему, – думал Эдуард, – я убью тебя». Наконец Мэри удалось выговорить: