Черный жемчуг

– Сколько времени на это может потребоваться? – спросила Аннунсиата, стараясь сдержать дрожь в голосе.

– Месяц-другой, – ответил Ричард, – а то и несколько месяцев. Надеюсь, в сентябре или октябре корабли будут готовы к отплытию. Иначе потом их застанут осенние штормы.

Аннунсиата задумалась. Если принц поведет флот, его отсутствие продлится больше года – в семье Аннунсиаты было достаточно мореплавателей, и она слышала рассказы об их плаваниях. Значит, она очень долго не увидится с принцем. Аннунсиата отправилась домой в совершенно подавленном состоянии и обнаружила, что дома ее ждет письмо, принесенное из старого дворца. Принц просил прощения за то, что несколько дней не давал о себе знать, ссылался на важные дела и сообщал о предстоящей экспедиции. Принц писал также, что дела задержат его еще на несколько дней, но спрашивал, не желает ли Аннунсиата присоединиться к нему в Танбридже, чтобы отдохнуть и подкрепить силы. Принц предлагал выехать сразу же, как только будут закончены его дела.

Аннунсиата приказала горничной принести перо и бумагу, и начала стремительно писать ответ. В это время года Танбридж был очаровательным местом, а в Лондоне с наступлением весны становилось слишком жарко, и принц в самом деле нуждался в отдыхе после суматохи последних недель. Аннунсиата тоже мечтала оказаться в провинции, насладиться прохладой в тени деревьев, слушая пение птиц и попивая целебные воды, которыми славился Танбридж. Когда она писала о своем согласии, ее рука задрожала. Аннунсиата не сомневалась, что принц, зная о предстоящем отъезде, решил не откладывать последний шаг. В Танбридже ей предстояло, наконец, стать любовницей принца Руперта.

Эдуард спешил в Лондон, изо всех сил пришпоривая Байярда. В его голове постоянно вертелась одна мысль, заставляя Эдуарда чувствовать смущение и негодование. Первое, что он решил сделать – это ехать еще быстрее и молиться Богу, чтобы не опоздать. Он вспоминал о вчерашнем обеде, который состоялся в замке Морлэндов. Среди гостей была и Руфь – она лишь изредка обедала с Ральфом и Арабеллой, хотя ее постоянно приглашали. Разговор естественным образом зашел об Аннунсиате, и Ральф, заметив о том, сколько она сделала добра для своей семьи, шутливо спросил, скоро ли Аннунсиата станет возлюбленной короля.

– Тогда она могла бы сделать для семьи еще больше, – добавил он.

– Скорее всего, она станет возлюбленной не короля, а одного из членов королевской семьи, – ответил Эдуард. – Осмелюсь сказать, принц Руперт имеет огромное влияние, когда речь заходит о делах.

Руфь беспокойно зашевелилась, и взглянув на нее, Эдуард заметил, что кровь отхлынула от ее лица. Ральф продолжал болтать:

– И что же, наша графиня будет возлюбленной принца Руперта?

Искоса взглянув на Руфь, Эдуард ответил:

– По Лондону идет слух, что они стали неразлучными друзьями, и что она вскоре станет его любовницей, если еще не стала.

Немного спустя Руфь почувствовала недомогание, после кратких извинений отказалась переночевать в замке Морлэндов и уехала домой.

Эдуард предложил проводить ее, и его предложение было принято. Он не переставал удивляться странному выражению на лице Руфи, и как только они выехали за ворота замка, спросил:

– Неужели моя догадка...

– Потом, – прервала его Руфь, которая все еще выглядела потрясенной и бледной. – Подождите, пока мы не окажемся дома.

Дома, в Шоузе, Руфь приказала придвинуть поближе к огню кресло, принести бренди, и когда все было исполнено, кивком выслала слуг. Эдуард нерешительно повторил вопрос. А через пару часов он уже мчался в Лондон, помня о совершенной секретности своего трудного поручения. Недавно установилась сухая и теплая погода, и это означало, что по хорошим дорогам он доберется до столицы быстрее, потратив всего-навсего три дня. К моменту приезда в Лондон Эдуард твердо решил поговорить сначала с принцем – он не смог бы сейчас смотреть в глаза Аннунсиате. Эдуард надеялся, что они до сих пор не вместе.

К своей огромной радости он выяснил, что принц находится в адмиралтействе, неподалеку от Тауэра. Эдуард отправил посыльного с письмом, в котором умолял принца о встрече по срочному личному делу. В адмиралтействе его провели в приемную, сообщив, что принц скоро выйдет. Спустя час внутренняя дверь отворилась, и на пороге показался принц в сопровождении Джорджа Картрета, казначея флота, Джона Миннеса, гофмейстера, сэра Вильяма Пенна, одного из офицеров и секретаря Сэмюэла Пипайса. Принц пожелал всем спокойной ночи и отпустил своих спутников кивком головы. Они прошли к выходу, мельком взглянув на бледного, взволнованного Эдуарда.

Эдуард шагнул вперед, и принц повернулся к нему с терпеливым выражением смертельно усталого человека, который с трудом сохраняет внимание. Подумав, что принц неважно выглядит, Эдуард учтиво приветствовал его.

– Вы хотели видеть меня, мастер Морлэнд?

– Да, ваша милость. Мы могли бы поговорить где-нибудь наедине?

– Я слишком устал, мастер Морлэнд, – начал принц, но Эдуард перебил его:

– Уверяю вас, ваша милость, я не стал бы доставлять беспокойство, если бы дело не было столь важным.

Руперт не стал спорить. Он кивнул, провел посетителя в кабинет, откуда только что вышел, и прикрыл дверь.

– Здесь нам никто не помешает. Вы можете говорить без опасений.

– Ваша милость, прежде чем я изложу суть моего дела, я хочу попросить вас запастись терпением и заранее извинить меня. Дело касается лично вас, – Руперт недоуменно приподнял бровь, а Эдуард с жаром продолжал: – Сэр, я должен попросить вас вспомнить о том, что случилось несколько, а именно двадцать лет назад, в августе 1644 года.

Даже если принц и был удивлен, он не стал терять времени, расспрашивая, к чему такое упражнение памяти. Его глаза, под которыми залегли тени, смотрели понимающе и настороженно. Кивнув головой, принц продолжал молча слушать.

– Вы тогда были в Йоркшире, ваша милость, где произошла битва при Марстоне. Ваше войско потерпело поражение и бежало.

Лицо принца выразило боль и горечь, видимо, так и не затихшие за двадцать лет. Сжав губы, он еле слышно попросил:

– Продолжайте.

– Вместе с несколькими офицерами вы остановились на ночь в одном из близлежащих домов, – теперь Эдуард переходил к самому трудному. Он сглотнул ком в горле и нервно облизнул губы. – В том доме не было хозяина – он принадлежал даме, одной из моих родственниц. В ту ночь вы... вы спали не один, – он избегал смотреть в глаза принцу. – Сэр, от этой связи родился ребенок, девочка. Она появилась на свет 25 марта 1645 года.

Наступило долгое молчание, и Эдуард, наконец, решился поднять голову. Лицо принца было замкнутым и отчужденным. Он выглядел очень старым, как будто потух светильник, освещавший его лицо изнутри. Мгновение он стоял, устремив взор в пространство, а затем, медленно и почти мучительно потянувшись, он достал из внутреннего кармана миниатюрный портрет в позолоченной рамке из слоновой кости.

Еле сдерживая дрожь в руке, он протянул портрет Эдуарду и проговорил:

– Вот этот ребенок?

Эдуард взглянул на портрет, поразившись сходству, и кивнул.