Черт из табакерки

Чеканным шагом я подошла к двери и без лишних вопросов распахнула створку. На пороге покачивался плюгавенький мужичонка ниже меня ростом. Одет незваный гость был самым экзотическим образом. Несмотря на теплый май, на нем красовалась жуткая засаленная овчинная кацавейка, из которой в разные стороны торчали клочки желтой шерсти. На голове у дядьки была нахлобучена сильно помятая кепка, одна нога обута в страшно грязный ботинок, другую, обмотанную тряпками, он просто засунул в пластиковый мешок.

И пахло от него соответственно. Должно быть, даже около рыбоперерабатывающего завода во Владивостоке так не воняет.

Я с тоской оглядела чудесное явление. Наши соседи – дикие люди. Сколько раз предлагала установить в подъезде домофон, но нет, никто не хочет выложить один раз двести рублей, а потом платить ежемесячно еще десять. “У нас красть нечего” – такой аргумент выдвигался всеми на мое предложение. Зато теперь к нам запросто заходят бомжи, гадят на лестничных клетках, а один раз чуть не устроили пожар на чердаке. Жильцы других подъездов нашего дома давным-давно с домофоном, а в третьем подъезде даже наняли лифтершу, и только мы живем с настежь открытой дверью.

– Тебе чего? – спросила я, стараясь не дышать. – Денег не подаю, иди себе спокойно откуда пришел.

– Слышь, дочка, – прохрипел бомж. – Раису позови.

– Какую? – глупо спросила я, тревожно вглядываясь в незваного гостя.

В его опухшем, почти потерявшем человеческий облик лице мелькнуло нечто странно знакомое.

– Раису Никитину, – продолжал хрипеть мужик. – Жена она моя.

В полном ужасе я отступила в глубь прихожей и чуть не упала, запнувшись о Дюшку.

– Так вы э…

В памяти быстро пронеслось имя Ленинид. Дело в том, что моего папеньку зовут совершенно по-идиотски. Его отец, никогда мною не виданный дедушка, из крайне патриотических чувств назвал сыночка Ленинид, что расшифровывается как Ленинские идеи. Была такая дурацкая мода давать детям новые революционные прозвания типа Электрификация или Октябрь. Правда, потом этих несчастных детей, когда они сами стали родителями, занесло в другую сторону и своих отпрысков они начали называть “красиво” – Анжелика, Эдмонд, Вальтер… Наверное, поэтому я и получила имечко Виола. И никогда, представляясь, не произношу своего отчества. Представляете себе – Виола Ленинидовна Тараканова, мрак и ужас.

– Ленинид… Э-э, – бормотала я, – простите, отчество забыла.

– Доча моя, – зарыдал бомж, втягиваясь в квартиру, – кровь родная, слава богу, нашел! Сколько лет искал, мыкался!

Я глядела на него во все глаза. Чего, спрашивается, было тратить столько времени на мои поиски? Да всю жизнь живу на одном месте! И потом, что же это творится на белом свете? Сначала невесть откуда взялась сестрица Раисы, а теперь, пожалуйста, появился родной папенька, которого давным-давно все считают покойником.

На шум вылезли все – Тамара, Вера, Кристя, Дюша и даже Клеопатра, оставившая ради такого случая своего котенка.

Впрочем, кошка, расчихавшись, моментально убежала в спальню. Я ее хорошо понимала: запах в прихожей стоял отвратительный.

– Слава богу, дошел до дома, – ликовал бомж, оглядывая домашних. – Райка где?

– Умерла много лет тому назад, – ответила Тамара.

– Да ну? – изумился папенька. – Значит, зря злился.

– Из-за чего? – машинально поинтересовалась подруга и раскашлялась.

– Слушай, – решительно взяла я ситуацию в свои руки, – разговаривать с тобой просто невозможно, мы рискуем задохнуться. Иди в ванную, брось свои шмотки в мешок, вымойся хозяйственным мылом, и тогда начнем выяснять, что к чему.

– Дык другой одежи нет, – развел руками папуля, – только то, что на мне.

– Иди, иди, – приказала я, подталкивая его в спину ручкой от швабры, – найдем сменный прикид. Только воду погорячей сделай, а голову вымой шампунем из красной бутылки. Стоит на бортике ванны с этикеткой: “Для собак. От блох и кожных паразитов”.

Вновь обретенный папочка послушно отправился на санобработку. Видя, что я близка к обмороку, Томуся моментально накапала мне валокордин, потом притащила бутылку “Аса” и ловко вымыла пол в прихожей.

Примерно через час отдраенный до блеска мужик, одетый в мой спортивный костюм, жадно глотал куски хлеба, щедро накладывая на них сразу сыр и колбасу. Он оказался маленьким, щуплым, даже тощим, с редкими светло-каштановыми, совсем не тронутыми сединой волосами. Я глядела на него во все глаза, пытаясь пробудить детские воспоминания. Но ничего хорошего, как назло, не лезло в голову.

Вот папуля спит посреди гостиной, прямо на полу, в луже блевотины, а вот швыряет в Раису кухонную утварь, я же сижу под столом, теряя сознание от ужаса. Потом он, озверевший оттого, что Раиса не дала ему денег на выпивку, тащит на продажу мои новенькие зимние ботиночки…

Тряхнув головой, чтобы отогнать рой не слишком приятных видений, я зло спросила:

– Ну, дорогой батенька, где же вы обретались все эти годы?

Ленинид испуганно отложил кусок.

– Да так, туда, сюда…

– Паспорт давай, – велела я.

– Зачем? – окончательно перепугался мужичонка и стал еще меньше ростом.

– Давай любой документ, удостоверяющий личность, – неслась я дальше.

– Знаешь, – тихо пробормотала Тамара, – по-моему, у него сломана нога, смотри, он даже на нее наступить не может.

– Ничего, – злобно ответила я, – папулю никогда не волновало мое здоровье, и, честно говоря, так давно с ним не встречалась, что не помню, как он выглядит. Вот и хочу удостовериться, что данный субъект тот, за кого себя выдает! Ну-ка, ищи документы.

Мужичонка дрожащей рукой выудил справку об освобождении из мест заключения. “Тараканов Ленинид Иванович, 1944 года рождения”… Надо же, когда я родилась, ему стукнул всего двадцать один год! А мне отец казался довольно пожилым. Хотя, что вы хотите от четырехлетнего ребенка.

– Значит, уголо-овничек, – протянула я, вертя в руках бумажонку. – Теперь быстро рассказывай, как в тюрьму попал, только не ври. Наш сосед работает в милиции, и я попрошу проверить тебя через компьютер.

– Чего, ничего, по ерунде…