Черт из тихого омута

Он опоздал…

Провались все ко всем чертям собачьим, он опоздал! Кто-то уже сделал эту работу за него. Этого нельзя было допускать. Это не должно было случиться, но — случилось!

Кирилл постоял немного в прихожей, привыкая к полумраку, царящему в квартире, и одновременно пытаясь справиться с необъяснимой слабостью, мгновенно налившей свинцом его ноги. Потом с шумом выдохнул, выудил из кейса пару резиновых перчаток. Надел их, тщательно поправляя каждый палец, и только тогда двинулся в глубь квартиры. Теперь спешить ему уже было незачем.

Азик был мертв. Он понял это сразу, как только вошел. Понял по непередаваемому сладковатому запаху, мерзким шлейфом следующему за смертью. И по той отвратительной тишине, которая всегда устанавливается с ее приходом.

Азика, вернее, то, что от него осталось, Кирилл обнаружил в комнате. Свою смерть тот встретил, сидя в старом продавленном кресле. Тот, кто убил его, был достаточно щедр, исполосовав тело вдоль и поперек, изначально изрядно приложившись к его голове бутылкой из-под шампанского — осколки валялись там же. Кириллу удалось насчитать пятнадцать ран. Но их могло быть и больше. Исследовать труп он не собирался, это было ему не нужно. Все, что ему было нужно в этой квартире, он теперь вряд ли отыщет. Тот, кто проделал его работу, наверняка не остановился на одном лишь убийстве. В комнате был бардак, что свидетельствовало о долгих и тщательных поисках. Поверхностный осмотр подтвердил его догадки — после того, как хозяин был убит, он был еще и ограблен. Место, оборудованное под тайник, обнаружилось почти сразу. Азик не был изобретателен в этом вопросе и прятал все то, что имел ценного, под кроватью. Зачем тогда было громить все вокруг? Весьма странно…

Кирилл недолго думая сдвинул кровать в сторону и очень напряженно и пристально изучил рельефные следы на толстом слое пыли. Прямоугольный оттиск с ровными краями свидетельствовал скорее всего о том, что на этом месте стояла какая-то коробка. Ее подтащили за край, оставив волнообразный след. Ясно, что в коробке было как раз то, за чем охотились. Но не это привлекло внимание Кирилла, здесь для него все было более или менее понятно. Другой след, менее отчетливый, заинтересовал его. Не был бы он профессионалом, точно подумал бы, что в этом месте под кроватью трижды прыгнула какая-то мелкая птица. Но он был уверен, что это не так.

Кирилл скинул плащ, поставил кровать на место и улегся набок так, как если бы он был тем самым человеком, тащившим коробку из-под кровати. Он вытянул вперед руку и тут же понял, что, лежа на боку, он не достает до коробки. Ему пришлось опереться на локоть и чуть податься вперед. Результат превзошел все его ожидания. Рука точно легла на прямоугольный оттиск, и при этом край его кашне точно мазнул по тем самым мелким крестообразным следам, которые так его заинтересовали. Что это могло значить? Только то, что кто-то, не дотянувшись до коробки, сделал то же самое, что и он сейчас. И при этом предмет, болтающийся на его шее, трижды коснулся в разных местах пола. Это не было шарфом, потому что кашне Кирилла оставило другой оттиск. Это не могло быть мобильным телефоном, потому что рисунок на пыльном полу также был бы другим: более четким и крупным.

Кирилл поднялся с пола, отряхнулся и, натянув плащ, невесело ухмыльнулся.

Итак, что у него имеется?..

Кто-то проник в квартиру. Убил хозяина и после долгих поисков нашел-таки то, зачем пришел. При этом установить пол убийцы не представляется возможным, хотя этот след на полу и наталкивает на размышления. Вполне очевидно, что это был кулон либо крестик, выскользнувший из выреза одежды. Длина цепочки, на которой висел этот предмет, была достаточно большой, что не очень характерно для мужчины. Но в то же время жестокость, с которой было совершено убийство, далеко не всегда характерна для женщины…

— Чертовщина, Азик, получается, — пробормотал Кирилл, задумчиво глядя на множественные колотые раны. — Как ты думаешь, отпечатки в квартире имеются? Не знаешь или не хочешь говорить? А вот я думаю, что имеются. Потому что такое жестокое убийство наверняка было совершено в состоянии аффекта. А в таком состоянии заботиться об оставленных отпечатках невозможно. Здесь нужна трезвая голова… как у меня…

Спустя десять минут Кирилл покинул квартиру. Там его больше ничего не задерживало. Он вышел из подъезда и снова задрал голову вверх. Шторка на кухне четвертого этажа медленно поползла в сторону, но тут же замерла. Неплохой признак! Совсем неплохой! Людей любопытных Кирилл любил. Те всегда видели то, что другим не удавалось. Непременно обнаруживали какой-нибудь штрих либо деталь, которые впоследствии являлись основополагающей отправной точкой для него.

Тот, кто прятался за шторкой на четвертом этаже, мог видеть многое. Неспроста же ты дождался того момента, когда Кирилл выйдет из подъезда. Ну да ладно, сие от него не уйдет. Он еще успеет туда наведаться. Не таким франтом, конечно, как сейчас. И не в такое время. Но что наведается непременно, Кирилл знал наверняка, потому что этот неизвестный непременно должен был что-то видеть.

Он отошел от дома достаточно далеко, прежде чем поймал такси. Доехал до какого-то запущенного сквера и медленно побрел засыпанной пожухлой листвой аллеей. Затем достал из кармана мобильник, быстро набрал нужный номер и стал ждать. Ответить должны были на пятнадцатый сигнал. Ни одним раньше, ни одним позже. Именно на пятнадцатый. Таков был уговор.

— Говори! — потребовали от него, после того как Кирилл насчитал нужное количество гудков.

— Я опоздал…

— Что ты хочешь сказать?!

— Только то, что сказал.

— Птичка упорхнула?

— Нет, птичка-то как раз в клетке, но она бесполезна. А кормушка опустела.

— Н-да… — его заказчик немного помолчал, переваривая услышанное. — Как давно?

— Думаю, что с прошлой пятницы. Запашок уже имеется…

— Понял… — В трубку тяжело с присвистом вздохнули и затем произнесли с плохо скрытой досадой: — Ты свободен…

Кирилл сунул умолкнувший телефон в карман плаща и задумался.

Свободен…

Это означало, что заказ отменен и в его услугах более не нуждаются. Нет человека, нет проблем. И хотя проблемы, конечно, остались, они теперь совсем другого рода. Это был не его — Кирилла — уровень. Этим должен будет заниматься кто-то еще. А его функции закончены. Причем закончены насовсем. Казалось бы, вздохни с облегчением и попробуй начать просто жить. Чего же тогда не дышится-то легко? Почему дерет душу непонятная досада? Не потому же, что не удалось выстрелить в глупую башку Азика, черт побери! Тогда почему?!

Кирилл миновал сквер и, слившись с людской толпой, медленно побрел по проспекту.

Чужой город. Чужие люди. И он — совсем чужой. И этому городу, и всем им, спешащим, любящим и ненавидящим друг друга. Он и самому себе с некоторых пор стал чужим. Просто раздвоение личности какое-то, да и только! Что ему здесь делать, спрашивается? Собери свои вещи, оставь ключ в почтовом ящике, как было условлено, и уезжай куда-нибудь… Задание завершено. Вернее, завершилось само собой. С этой стороны проблем у него не могло возникнуть. Аванса он не брал никогда, так что за невыполненное дело возвращать было нечего. Что же тогда держит его в этом городе? Не эта же безликая толпа, течением которой его влечет все дальше и дальше. Нет, причина в чем-то другом. Он обязательно узнает, в чем именно! Просто нужно немного отдохнуть и подумать. Сейчас он вернется к себе на квартиру, сменит облик, оставит оружие, с которым шел в гости к Азику, и поедет куда-нибудь развлечься. «Ублажи свою плоть, чтобы мозг заработал», — это было девизом Кирилла на протяжении многих лет, и это его пока ни разу не подводило.

Глава 11

С Татьяной Ребриковой Соня увиделась ближе к обеденному перерыву. До сего момента она словно сумасшедшая носилась по этажам управления, оформляя технику, которую сама же и привезла. Уйма бланков, которые ей надлежало заполнить, еще столько же подписей и бесконечная беготня, беготня, беготня…

— Все! Кажется, все! — выдохнула она с облегчением, вытягивая ноги под своим рабочим столом. — Это просто кошмар какой-то! Никогда бы не подумала, что бюрократизм столь живуч, — оказывается, ни одно столетие не способно его поглотить…