Черт с тобой

Не ходите, люди, в тот орешник, его сам Хозяин посадил, но не для живых, а для мертвых и не упокоенных - чтобы им тоже радость была и угощение.

(Сельская легенда, записанная старостой)

17. Жучка и старуха

Нашей Жучке постоянно угрожала опасность. Псинку, которая подъедалась то на одном, то на другом дворе несколько раз хотели зарыть заживо - сначала, когда изгоняли из свиней бесов, потом, когда решили, что начался падеж скота. А между тем собака была очень полезная - пасла коров, сопровождала охотников, играла с детьми. Это именно она учуяла землянки христоверов, и спасла оставшихся людей.

Когда охотники, услышав лай собаки, наткнулись на жилища подвижников, и увидели голодных, можно сказать, умирающих людей, они тот час сообщили в жандармерию о наличии в лесу представителей тайных обществ, изнуряющих себя невыносимыми для проживания условиями. И вот по зарубкам на деревьях большой отряд жандармов отправился в щедрошник. Там был уже совсем старый Зосима и его ученики, что много лет назад покинули соседнее село, да так и не вернулись. В то время, когда жандармы подходили к скиту, старец высунул голову из землянки и страшным голосом прокричал: "Антихристы!". Полиция стала вытаскивать людей из ям, но самым страшным местом оказалась морильня. Это была глубокая яма, из которой нельзя было выбраться. В ней находилась мать с десятилетним ребенком - последний был уже мертв. В этой морильне подвижники с благословления старика Зосимы держали пост до смерти. Старец сумел внушить им, что добровольно умерев от голода, они искупят все свои грехи. Вот такая история, но вернемся к собаке.

Летом Жучка весело бежала за пастушьей барабанкой, а зимой ее следы были всегда рядом с охотничьей лыжней. На Купалу она вместе с девками семенила к воде, а в зимние святки лаяла на ряженых. И вот пропала Жучка. Люди решили, что она по старости ушла умирать в лес. Но через какое-то время собака снова объявилась, чтобы потом снова пропасть. И так продолжалось с месяц, пока не случилось вот что.

Пошел колдун Иван в полдень на крест, и видит, по полю в сторону леса бежит наша Жучка, а в зубах курицу несет с поповского двора. Поскольку собака была уже стара, да еще с ношей, колдун смог ее нагнать и углубиться прямо за ней в самый ельник. Как не учуяла Жучка Ивана, не ведомо, то ли колдовство, то ли слишком занята была, но пройдя довольно долгий путь, она вышла к лесному ручью, а там (Христесынебожий!) сидит на еловых ветках старуха - мать бабы Нюры, что по старости своей даже из избы никогда не выходила. И понял Иван, что произошло - баба Нюра в сговоре со снохой Александрой исполнили древний обычай оставления в лесу. Неизвестно, что их подвигло к этому, ведь обе они были очень набожные были и все время Егорию, да Илье молились и Богородице поклоны клали?

Погладил колдун Жучку, костер развел, куру закоптил. Пошамкала старуха мясо беззубым ртом, из ручья попила - улыбается. Жучка-то ее нашла и с тех пор еду ей носила. Вот какая умница! Иван и собака тоже подкрепились поповской курятиной, а после посадил колдун старуху себе на закукорки, да и пошел в село. К вечеру они появились на глаза. В то время на завалинке много было парней и девок - они и разнесли тотчас новость. Иван старуху не отдал, а понес к себе в дом. Утром отец Терентий и старец Михаил в сопровождении прихожан отправились к бабе Нюре справляться насчет содеянного, но та сказала, что ничего объяснять не будет, а только на исповеди все расскажет. Так и было, да только после исповеди отец Терентий очень задумчивый был и почти сразу в монастырь уехал, говорят за какими-то старыми книгами. Потом он еще несколько раз побывал у Нюры - подолгу у нее сидел. Иван с женой заботились о несчастной старухе - кашу давали и творог. Но та все одно больше месяца не прожила, а умирая, протянула Ване костлявой рукой старинный амулет, что носила на груди. Оказалось, что старуха была тайной ведьмой, отсюда и Нюркина набожность, и оставление она исполнила, чтобы та ей колдовство не передала. Вот такие дела. А только собаке все едино, что поп, что ведьма - собака всех одинаково любит.

(Степан Яров)

18. Стоды

Повели отец Терентий и старец Михаил народ крестным ходом к источнику. А родник то был в начале оврага и вся водица по ложбине к речке бежала. Испугавшись падежа - одна коровенка приставилась, решили наши часовенку там воздвигнуть в честь великомученицы Параскевы, а Игнат пятницу деревянну сотворил, одежды ее красным раскрасил, а на ботиночки железные пряжки выковал. Бабы и кудель собрали, чтобы у стода положить и празднично нарядились. И стал Терентий службу творить, и так народ воодушевился, что опосля гулемать пошел, да такую стоду устроил, что долго вспоминали. Покуда часовенку строили, Игнат сотворил еще одного стода - Николы Угодника. И поставил он эту втору пятницу у малой дороги, что рядом с источником проходила, а скипетр из железа выковал. Уж теперь точно падежа не будет - сказал народ - и кажный путник, да проезжий будут поклоны Хорхое и Пятнице класть и радоваться.

С тех пор ночью стали многие сквозь сон слышать, как будто звенит что-то за окном, звенит да позвякивает, как бубенцы, а утром в песке следы от ботиночек видны. И стали многие переживать - хоть она и святая великомученица, а все же многие в пятницу работали, и побаивались ее гнева. Не испужался только я - засел ночью в малиннике и стал ждать. И вот смотрю, идут в темноте двое и прямиком к Нюркиному хлеву. Тут луна вышла... христесынебожий! Да это стоды!

Николай руку со скипетром к воротам протянул, и они сами отворились. И заходят оба в хлев. Я по-тихому к ним подкрадываюсь, а он и говорит: "Что прячешься, Иван, аль не признал меня?" Тут дрожь в коленях прошла и я поклонился.

– Правильно вы все устроили, поэтому мы все болезни из коровенок ваших выгоняем -эта вот последняя. И выбегает из хлева гнилая и хромая крыса, Никола было ее схватить, да промахнулся: "Эх, Ваня, зря ты меня отвлек!"

Крыса похромала прямо к колодцу, чтобы воду в нем отравить, а я схватил камень, который ворота подпирал, и запустил в нее. Подошли мы втроем к окаянной, а у нее изо рта желтая пена идет. Нагнулась Параскева, дунула на гнилую крысу, и та рассыпалась в пыль. Вот что значит сила божья!

Проводил я их к роднику, встали они свои места, да так и остались стоять, и до сих пор там. И кажный кто едет, али путник какой, кланяются им. Вот как дух божий может запросто в стод войти, коли тот с душой и верой сотворен, али нерукотворный.

(Рассказал колдун Иван, записал Степан Яров)

19. Усадьба

Как во горнице, горнице,

Во светлой было светлице.

Во светлой было светлице,

Тут ходила и гуляла,

Тут ходила и гуляла

Молодая боярыня,

Молодая боярыня,

Что Татьяна Николаевна,

Что Татьяна Николаевна

Подходила к окошечку,

Подходила к окошечку,

И смотрела в стеклышко.

И смотрела в стеклышко,

Что светел ли светлый месяц,

Что светел ли светлой месяц,

Что весел ли мой милой друг,

Что весел ли мой милой друг,

Николай-то Владимирович.

Николай-то Владимирович

Он сидит во честном пиру,

Он сидит во честном пиру,

Он сидит - прохлаждается.

Он сидит - прохлаждается

И своей женой похваляется.

И своей женой похваляется -

У меня жена - барыня!

У меня жена - барыня

Что Татьяна Николаевна...

Когда давным-давно в имении произошел бунт, Николай Владимирович был в отъезде, и лютую смерть приняла Татьяна Николаевна. Мужики ее раздели, связали, и посадили на муравейник. Утром вернулся ее супруг - прислуги нет, жены нет, пошел искать, и нашел - а она, душенька уже мертва. Занес Николай Владимирович ее в дом, да там и повесился. С тех пор усадьбу никто не покупает, и стоит она разоренная много лет.

"Шел я как в сумерках тем местом. До дому путь не близкий, решил заночевать в лесу у костра. Смотрю, за деревьями барский дом, тот самый, про который рассказывают. Я туда конечно не пошел - страшно. А тут под соснами сухо и приятно.

И тут выходит из леса барин в старинном кафтане. Я-то сразу понял, здравствуйте, говорю, Николай Владимирович!

– Здравствуй и ты, друг сердешный. Будет у меня к тебе просьба, коли посетишь наш дворец, да расскажешь, как народ нынче поживает - награжу. Скучно нам здесь, сам понимаешь.