Черты и силуэты прошлого - правительство и общественность в царствование Николая II глазами современника
Шрифт:
Сказалось это в особенности при рассмотрении Советом министров проекта основных законов, выработанного совещанием под председательством гр. Сольского, а фактически составленного двумя лицами — бароном Икскуль-фон-Гильденбандтом, заменившим В.Н.Коковцова на должности государственного секретаря, и его товарищем Харитоновым. Как это впоследствии подробно разъяснил в составленных на основании переданных ему Витте документов Б.Глинский в статьях, помещенных в «Историческом вестнике», если не ошибаюсь, в 1912 или в 1913 г.[559], все его усилия были направлены к тому, чтобы обеспечить за единоличной волей монарха возможность править государством и принимать все необходимые как в порядке управления, так и законодательные меры для обеспечения беспрепятственного хода государственного механизма и без участия народного представительства. Будучи по существу сторонником просвещенного абсолютизма, он и на конституционный образ правления соглашался лишь по необходимости, но конституцию он представлял себе в России
Правда, усилия Витте были направлены не столько к укреплению прав народного представительства, сколько к обеспечению за правительством возможности, в случае необходимости, действовать самостоятельно, но так как понятие необходимости растяжимо, то в конечном результате введенные им в основные законы изменения сводились к ограничению конституционных гарантий.
Одновременно, как я уже упомянул, Витте стремился, с одной стороны, закрепить, а с другой, ограничить определенными рамками признанные в принципе за населением гражданские свободы. В соответствии с этим при нем были изданы правила о союзах, новые цензурные правила, внесшие в эту область довольно значительные изменения.
Пытался Витте провести в законодательном порядке и некоторые органические меры, и в первую очередь признание за крестьянами права свободного выхода из общины, но здесь он встретил непреодолимые препятствия в лице Государственного совета.
Я имею в виду коснуться подробностей этого вопроса в дальнейшем изложении, а здесь ограничусь несколькими словами о характере деятельности Государственного совета в последние месяцы своего существования в его прежнем, дореформенном составе. Отличалась эта деятельность чрезвычайной осторожностью и корректностью, выражавшейся в том, что члены Государственного совета всякий сколько-нибудь важный вопрос отказывались рассматривать и утверждать, неизменно указывая, что он подлежит рассмотрению имеющего собраться народного представительства. Напрасно представители заинтересованных ведомств стремились доказать, что народное представительство в течение продолжительного времени не будет заниматься вопросами сколько-нибудь второстепенными и благодаря этому остановится на долгий срок удовлетворение хотя и не касающихся всей страны, но все же насущных потребностей части ее населения, члены Совета продолжали отстаивать свою точку зрения.
Припоминаю я, между прочим, такой случай. В одном из самых последних заседаний соединенных департаментов Государственного совета рассматривалось представление о дополнительном ассигновании средств на оборудование гинекологического института[560]. Учреждением этого института, строившегося под наблюдением доктора Отта, весьма интересовалась императрица, и даже самая мысль о нем приписывалась государыне. Институт этот устраивался согласно последним требованиям науки и впоследствии явился во всех отношениях образцовым, но стоимость его сооружения была действительно огромная, причем все первоначальные сметы были значительно превзойдены. Тем не менее если бы вопрос о дополнительном ассигновании на его оборудование по существу довольно незначительной суммы (что-то около ста тысяч) рассматривался в прежних нормальных условиях, то он несомненно был бы принят Государственным советом почти без обсуждения. Но тут сказалось знамение времени. Против представления самым решительным образом высказались представители Министерства финансов и Государственного контроля, причем особенно возражал товарищ государственного контролера С.В.Иванов[561], ссылаясь, конечно, на то, что разрешение этого вопроса должно быть предоставлено новым законодательным учреждениям. Не вняли эти представители тому, что отсрочка в ассигновании необходимых средств задержит на неопределенный срок открытие института, и даже сумели привлечь на свою сторону некоторых членов Государственного совета. Иванов, кроме того, пустился в резкую критику самой мысли об учреждении этого института, а в особенности безумной траты денег на его чересчур роскошное оборудование. «Пускай Государственная дума все это разберет» — так приблизительно закончил он свою филиппику. Участвуя в заседаниях в качестве представителя Министерства внутренних дел, я не выдержал такого проявления, в моем представлении, определенного хамства и, признаюсь, в довольно запальчивых выражениях сказал, что против учреждения института и ассигнования уже истраченных на него средств надо было возражать в то время, когда это было принято Государственным советом, а не теперь, когда вопрос идет о незначительном доассигновании. Что же касается передачи этого дела на разрешение Государственной думы, то это равносильно, в особенности если справедливо указание государственного контролера, что расходы по его устройству были непомерно велики, подведению императрицы под удар, так как решительно всем известно то близкое участие, которое она в нем принимала, вплоть до того, что многие части внутреннего убранства исполнялись по ее собственному рисунку. Способ этого возражения был, быть может, некорректный, но действие он произвел: дополнительное ассигнование было
принято департаментами единогласно.Если посредством старого законодательного аппарата Витте силою вещей не удалось осуществить сколько-нибудь серьезных реформ, зато он озаботился разработкой коренных реформ для их немедленного, тотчас по открытии действий новых законодательных палат, представления на их рассмотрение. Государственную думу он хотел встретить с свободными в порядке управления руками, но одновременно и с целым циклом государственных преобразований, касающихся по возможности всех областей народной жизни. Руководили им тут те два основных стимула, которыми отличалась вся его государственная деятельность, а именно лично укрепиться у власти, по возможности все более ее расширяя, и самую эту власть употребить не на управление текущими делами, а на бурное реформаторство. Творец в душе, он по самой своей природе, как бы сотканной из двух элементов — властолюбия и духа инициативы, не мог довольствоваться спокойным усовершенствованием существующего и непременно искал создания чего-то нового. Для такой деятельности Россия, несомненно, представляла безбрежное поле, и Государственная дума в его понимании должна была служить прежде всего, если не исключительно, орудием для проведения им в жизнь крупнейших мероприятий, которых при строе чисто бюрократическом он осуществить не мог.
Впрочем, при подготовке разнообразных сложных законопроектов, которыми он с места хотел завалить молодое народное представительство, руководила Витте и другая мысль, по существу правильная, хотя едва ли бы она привела к желаемым результатам при том составе народного представительства, который страна послала в первую избранную ею законодательную палату.
Состояла эта мысль в том, чтобы сразу ввести народное представительство в самую гущу практических государственных вопросов, так сказать, прикрепить ее внимание, мысли и суждения к конкретным вопросам народной жизни, тем самым отрывая ее от революционного разглагольствования и бесплодного мечтания.
Под председательством А.П.Никольского, заменившего, если не ошибаюсь, в марте 1906 г. Кутлера на должности главноуправляющего землеустройством, была учреждена особая комиссия для составления списка тех законопроектов, которые должны были быть заготовлены ко времени открытия первой сессии народного представительства. В комиссии этой участвовали представители всех ведомств, за исключением, разумеется, военного, морского и императорского двора, и тут выяснилось, какое множество законодательного материала накопилось и безнадежно застряло в бесплодной междуведомственной переписке. Как теперь, вижу ту обширную печатную тетрадь, которую составил один список заглавий ждущих очереди, а также намеченных законопроектов. Будущему историку предстоит несомненный интерес ознакомиться с этим списком.
Сам Витте весьма интересовался этим вопросом и вел личные беседы по этому предмету с представителями ведомств по этом поводу. Со мною он беседовал на эту тему дважды, причем, разумеется, в первую очередь был поставлен вопрос о праве выхода из общины, который в Государственном совете провести не удалось.
Само собою разумеется, что одновременно им была упразднена предварительная до представления на законодательное утверждение переписка между «заинтересованными» ведомствами по выработанным законопроектам и заменена их внесением в Совет министров, где они и подвергались обсуждению всех членов кабинета.
Вообще, к встрече с Государственной думой Витте приготовлялся всемерно и, надо полагать, заранее обдумывал те разнообразные способы, которые он пустит в ход, чтобы ее прельстить и покорить.
Одновременно он прекрасно понимал, что начать совместную работу с Государственной думой с пустым государственным казначейством и, следовательно, при необходимости с места предстать перед нею в роли просителя, ходатайствующего о разрешении произвести государственный заем, значит сделаться ее рабом. Между тем средства казны были в высшей степени подорваны теми огромными расходами, которые поглотила несчастная Японская война.
Ввиду этого, как только внутреннее состояние страны настолько установилось, что возможно было рассчитывать на совершение государственного займа на иностранных денежных рынках, он тотчас вступил в переговоры с группой парижских банкиров, причем ему удалось, конечно не без труда, достигнуть предварительного соглашения на заключение столь крупного по размерам займа, какого до того еще нигде в мире никогда реализовано не было, а именно 800 миллионов рублей золотом.
Однако в последнюю минуту сделка эта чуть-чуть не расстроилась. Посланный в Париж для подписания условия займа В.Н.Коковцов встретился там с другими посланцами, прибывшими с целью помешать его заключению. Посланцы эти были, увы, русские люди, из которых один носил громкое историческое имя, а действовал от имени кадетской партии[562].
Среди темных деяний, значащихся на активе этой партии, посылка в иноземную страну эмиссаров с целью подорвать там кредит собственной страны, хотя бы это и облекалось в форму подрыва силы и значения имеющегося в ней в данное время законного правительства, едва ли не самое темное, скажу прямо — постыдное.
Обстоятельство это, несомненно, в высшей степени затруднило Коковцову исполнение возложенного на него поручения, не столько, однако, в отношении самого совершения займа, сколько охранения тех условий, на которых поначалу соглашались кредиторы России.