Червь

Ну и чего ты хочешь от меня? Она снова манит меня своим блеском. Закончив с вороной, я подошёл к углу. Нагнулся, поднял маску. Слой чужой крови, что её покрывал после того, как я её вытащил из ведра, осыпался на пол пылью. И что вообще дед хотел с ней сделать? Зачем положил в ведро, да еще и наполненное кровью? Я закрываю глаза, мысленно обращаясь к воспоминаниям. Свежим…

Не то… нет… Забавно, если бы мы с Рожей не наткнулись на патлатого на поле, и, если бы я его не пырнул ножом раз двенадцать, наверно, жил бы он дальше своей спокойной жизнью. Но, ему не повезло. Вот правильно говорят: оказался в нужном месте, в нужный час. Старик напоил патлатого своим зельем, перевязал раны и отвёл домой. Всё бы хорошо, но есть одно но…

Есть одно но…

Нужное место и нужный час оказались удачными для старика, а не для пидора с откусанным членом. И всё равно, судьба нас снова свела. Глядя на маску, я прикинул, — а какие шансы на встречу с этой дамой? Так, я отвлёкся! Маска… маска…

Я снова закрываю глаза, мысленно обращаясь к памяти.

Не то… ага, вот оно… забавно, а так можно?

Старик хотел растопить маску в чужой крови; вылить несколько литров крови в глиняный горшок, утопить там маску, и поставить на огонь. Получившуюся субстанцию растереть в порошок. В получившемся порошке обвалять мясо, и этим мясом в “панировке” нафаршировать птиц. Ну и гурман! Нужно еще добавить лука и соли по вкусу. Вся эта задумка выглядит криком отчаяния. Глупая надежда, что засохшая кровь этой бабы может хоть как-то повлиять на организм человека. Ну а хотя, если кровь людей превратили парня в хрен пойми кого, то может и эта кровь смогла бы сделать из него что-то стоящее? К сожалению, этого мы никогда не узнаем. Но вот кто реально старику пригодился бы — это Роже.

И факт таков — дед постоянно за ней охотился, но Отто был для неё чем-то вроде оберегом, что следовал за ней как ручной пёс. Думается мне, что отец Отто приложил к этому руку. И правильно сделал! Как мне хочется вернуться домой, обнять отца и сказать этому огромному мужику, что он молодец! Сделал всё правильно и воспитал нормального пацана. Мечты-мечты.

Маску я кладу на узловатые грудные мышцы, что обвивают рёбра патлатого как тысячи дождевых червей. Беру птиц, беру нож и возвращаюсь в дом. Нахожу рубашку с длинным рукавом и пихаю все свои новые вещи в неё. Завязываю между собой рукава узлом, и вешаю свой импровизированный рюкзак на плечо. Впереди километров десять пути, и я даже не предоставляю: хватит у меня сил или нет?

Напившись воды, я закурил трубку и двинул в путь.

На удивление дорога оказалась не такой тяжелой. Еле заметная вытоптанная в высокой траве дорожка шла сквозь лес, огибая красивые сосны, могучие дубы. Кстати, возле одно я приметил себе огромный дрын. Тяжеловат, но состругав ветки и переломив пополам, у меня получилась увесистая дубинка, похожая на лакированную бейсбольную битой, которой без проблем можно разъебать наглых пидоров, распивающих свои ёбаные “хучи” на лестничной клетке. Продев её в рукав моего рубашечного рюкзака, я двинул дальше.

По пути я слышал звериный вой, но на встречу мне никто не вышел. Скорее всего запах старикана не такой вкусный и возбуждающий. Да если бы меня и съели, я был бы не против! Наоборот, если я увижу медведя, жаждущего мной полакомиться, я даже не стану сопротивляться. Да-да. Вскину руки в стороны и пойду ему на встречу.

Рыбой был.

Вороной был.

Человеком был.

А стану медведем — так это вообще кайф! Буду жопой тереться о деревья, ловить лосей во влажных лесах, трахать бурых самок. Да много еще чего! Бля, быть животным круто! А особенно круто, когда у него есть человеческий разум. Имея когти размером с хер, можно будет уложить любого. Прибегу к пещере и разорву сыночка на мелкие клочки. И больше никто не побеспокоит бедных жителей деревни. Ну, если только снова не вернуться “кровокожи”. Но это уже не мой геморрой, ебитесь сами. Хотя, Роже мне жалко. Хорошая девчонка. И нихуя не ясно, что с ней будет… Оставят её в живых, или превратят в такое же существо как они сами?

Ладно. Это уже не важно. Умерла так умерла. Сейчас мне хочется размазать череп тому недоразумению, что создал дед. И быть может, после, я дам заднюю и не стану возвращаться домой… уйду в лес, искать медведей. Такие мысли заставляют меня улыбнуться. Я начинаю смеяться, захлебываясь чёртовым кашлем! Но никто из животных мне на встречу так и не вышел. Ну и хуй с вами! Сидите в своих норах! Надо будет мне, я сам вас найду! Разденусь до гола и оскверню ваши берлоги!

Чёртов лес! Чёртовы животные…

Смахнув с лица пот рукавом своей мантии, я понял, что уже прикурил. Прикурил идти, охуевая от жары и духоты. Дорога пошла в гору, от чего мне стало еще тяжелее. Между стоящими впереди деревьями замелькала гора. Высокая, серая, насаживающая на свои зелёные рога мягкие облака.

Лес начал обрастать мелкими камнями и булыжниками. Всюду рос треугольный папоротник. По ощущениям, я был уже близок. И какого хера я не взял с собой воды? Ни еды, ни табака, нихуя не взял, балбес! А еще же обратно идти… а там стемнеет уже… хренов путешественник. Но это не я виноват, это всё тело деда. В душе я молоденький мальчик, для которого сто километров пройти — пустяк. Не привык я дряблым быть. Не привык! Но сейчас уже не получится переобуться, придётся в таком виде идти до конца. Хочется прилечь в тени, подремать. Перевести дух. Хочется достать дрын и опереться на него как на трость, и, хромая, доковылять до пещеры.

Но мне этого не пришлось делать. Среди огромных валунов, поросших густым мхом, я заметил вход в пещеру. Ага, вот и она. Дырка!

Я приблизился максимально осторожно. Почуял тяжёлый запах гноя и разложения. Стало жутковато. Разложив на траве рубаху-рюкзак, я взял первую ворону и кинул её в сторону пещеры. Тушка упала куда я и целился — прямо у входа.

Ну, понятно, что сразу ничего не произошло. Тишина, да и только. Даже птиц не слышно. Я оглянулся, боясь быть застигнутым врасплох. Судя по воспоминаниям деда, сын частенько гуляет в окрестностях, но далеко не уходит, словно пещера его держит на привязи.

Взяв следующую тушку в руку, а в другую — дрын, я подошёл к пещере ближе.

— Ау! — кричу я.

А в ответ тишина.

— Сынок! Это папа… — как же тупо это звучит. — И мама! — ну, это я уже угораю.

— Сынок, — ни как я не могу угомониться, — выходи гулять!

И тут я труханул так, что чуть в штаны не наложив.

Словно с набитым ртом еды, медленно и натянуто, жуткий голос вырвался из пещеры и обдал меня запахом гнили.

— Папа… кушать…

— Да-а… — сыкливо тяну я, — это я… папа…

Ну всё, шоу начинается.

Вначале показалась синяя рука, покрытая сотней гнойников, источающие не только вонь, но и серый гной, ручьями обвивающий кожу. Пальцы с гнилыми ногтями схватили тушку и утащили внутрь пещеры.

Ага, молодец мальчик, иди ко мне.

— Сынок, — кричу я, — выходи!

Но в ответ тишина. И даже никто не вышел. Вот урод!

Я кидаю вторую тушку, но не ко входу в пещеру, а подальше, буквально в паре тройку метров от себя. Я хочу увидеть его!

Раздался вой и звук когтей, царапающих поверхность камня, словно гвоздём по стеклу. В ярких лучах солнца, пронизывающих кроны деревьев насквозь, я увидел силуэт человека, появившейся в проходе.

— Молодец! — говорю я. — Иди ко мне, у меня есть еще!

Он послушно делает шаг.

Мда-а-а. Бомж с курского вокзала и то выглядит поприличнее: только пахнет так же — стократным слоем мочи и говна. Худощавый парень лет двадцати в серой рубахе, висящей на нём как на вешалке, и в длинных серых штанах, чьи штанины протёрты до дыр, смело выходит на свет. Сразу в глаза бросается синяя кожа, жёлтые глаза и редкие сальные волосы, изъеденные плешью. Он безобидно смотрит на меня. Смотрим мне на руку, в которой я держу последнюю тушку птицы.