Червячная передача

А остающийся вариант «геометрически-правильного» живого объекта наводил на нехорошие мысли. Вирус или его аналог. Хотя, успокоил себя я, абсолютно не факт. Да и аналогия трехмерья и четырехмерья — такая себе, мы только начали его познавать, так что выводы я делал даже не на основании теорий — лишь статистических наблюдений. Но подозрительно, и мышление, с учетом возможного паразита надо отслеживать, заключил я. А далее — посмотрим, что и как он будет делать. Пока, кроме формирования в мозге новообразования (не мешающего и не патогенного), этот квадратный фрактал гадостей никаких не творил.

И, наконец, приступил я к знакомству с «собой», в смысле разума и памяти. Благо, тут-то я был как рыба в воде, фактически всю сознательную жизнь многомерщика улучшая и оптимизируя биологический и не только когнитивно-памятийный аппарат.

А через субъективный час выходила весьма забавная картина. Итак, зовут уже меня Вирему, на минуточку, Иванов! Окторон от русского (удивительный факт!) и квартеронки-таитянки с британцами. Вообще, место моего пребывания было весьма известным и любопытным. Остров в Тихом океане имел интересный залив с названием Баунти, сам остров назывался Питкэрн и имел широко известную и забавную историю.

Сейчас, на 1984 год, население острова составляет сто четыре человека, все потомки «тех самых» бунтующих матросов и таитянок. Ну и мы с братом, старшим, Энтони — русская струя, от матроса с потопленного конвойного судна. Дмитрий Иванов, выплывший к берегам Пиктэрна в 1944 году посчитал, что построение коммунизма в отдельно взятой стране может вестись и без его деятельного участия. Да и отвоевался — чуть не потонул, разумно рассудил предок, да и натурализовался на острове. Не без проблем, особенно учитывая, что тут «заморские владения Великобритании», но тем не менее справился, женился, завел меня с братом и умер с матушкой, ликвидируя последствия шторма с цунами пять лет назад.

Сам остров с населением в сотню человек был местом странным — связь только по радио, причем, радиолюбители фактически всё население, так или иначе. Общественные работы по поддержанию в норме дорог и инфраструктуры Адамстауна, единственного поселения острова и столицы.

При этом, прекрасный климат и рыбалка, правда, доходы шли только от продаж сувениров на проплывающие мимо (потому как очень сложный рельеф дна) корабли, и очень редких, не более десятка в год, туристов. Я бы назвал Питкэрн медвежьим уголком, но медведей тут не водилось так же. Жопа Мира, как она есть, правда, благоухающая, с бананами, ананасами и прочими экзотическими (хотя и условно) прелестями.

А сам Вир был увлеченным механиком-любителем, точнее, вполне профессионалом. С момента гибели родителей подрабатывал починкой и улучшением техники, тогда как брат подвизался в рыбной ловле. Собственно, гидроскутер — от и до дело рук самого Вира: фанера, эпоксидная смола и водомётно-винтовой двигатель. Парень его сотворил и решил совершить турне вокруг малого архипелага, правда, в неудачное время, с известными последствиями, мда.

Но именно мне, можно сказать повезло, — приятное место, с людьми, даже с парочкой симпатичных сверстниц и парочкой девчонок помладше в «своей компании». Можно спокойно жить, развивая многомерные проявления. Правда, несколько опечалился я, часть нужно начинать с нуля, что компенсируется сниженным возрастом тела. Да и времени будет побольше. Хотя доступ к информации поменьше… В общем, чёрт знает, но судя по первому взгляду, мне чертовски повезло — критических потерь нет, а те что есть, можно отнести и к приобретениям.

Правда, в памяти меня всплыли отрывистые и довольно любопытные сведения — якобы, в мире последние пару лет, стали время от времени появляться сверхи. Обитатели острова, в большинстве своем, относились к слухам скептически, почитая их за басни. Что, в целом, было довольно логично, особенно учитывая то, что поведение «сверхов» было откровенно дебильным. По крайней мере, согласно описанному.

Однако, в разрезе наличия у меня квадратной фигни, вполне возможно, что и не байка, призадумался я. Да и последние минуты жизни Вира, отображенные в памяти, выдавали изображение — странное и непонятное трехмерщику, но вполне интерпретируемое многомерщиком. Этакая поганость, тессерактно-фрактальная, как и подключенная ко мне, только многократно большая, да еще и не одна.

В общем, надо бы тут разобраться, потому как возможно, квадратная фигня — симбионт, подобно духовному у нас. Просто, например, технический. И криво работающий, мдя, отметил я явную заслонку, отсекающую проявления выше пятой мерности. Как от квадрата, так и к нему и, безусловно, телу. Да и мне жизнь осложнит, отметил я. Не сейчас, а по мере развития, хотя, очевидно, будем разбираться.

Вполне возможно, например, трехмерному телу выше пяти измерений соваться не стоит, например. Или заслонка есть лишь «временный ограничитель», до достижения неких параметров «мастерства», «зрелости» и прочего. Хотя кривой этот квадрат, не мог не отметить я. Да и нахрена новый орган в мозгу, реально, как будто микросхему гвоздями прибивает.

В общем, надо разбираться, окончательно решил я. Что делать — понятно, да даже кто виноват — я теперь точно знаю.

Это Рабинович во всём виноват: спёр тело и отправил в бессрочный отпуск на райский остров, чёрно пошутил я, да и забил.

Потому как изменить ничего не могу, а тело надо приводить в порядок, да и за тессерактным новообразованием приглядывать. И память освоить получше, заключил я, приступая к исполнению задуманного.

2. Вся жизнь перед глазами

Следующие пару часов я сосредоточился на регенерационных процессах организма. Правя вероятности поведения клеток и обменных процессов. Единоразово — мелочи, но в совокупе поставит меня на ноги за день и избавит от всех последствий встречи тела с плазмоидом за неделю.

А вот с работой в смысле фенотипа и генотипа было если не совсем кисло, то близко к тому. В теории, сенсорные инструменты многомерщика позволяли работать с объектами любых размеров, различая нюансы, недоступные трехмерной технике. А вот на практике с этим был затык — времени на всё не хватало, так что в работе по улучшению и оптимизации себя я полагался на данные технического обследования. Чего в теперешних условиях мне не светит — девяноста процентов необходимых мне приборов просто не существует, десяток процентов пребывает в закрытых лабораториях. Питкэрн же может похвастаться простейшим микроскопом и рентгеном на жестком излучении. Чего для нормальной, полноценной работы не хватит, мысленно вздохнул я, добавив ещё одну задачу в длинный список «надо заняться».

Вообще, знания-то есть, так что положение у меня в этом смысле не худшее, рассуждал я. Многомерная часть — живая и я, пусть и не слишком «понимающая» в мелочах, но в общем — доброжелательная и податливая. Так что справлюсь, пусть и со временем.

И только я собрался приступить к детальному разбору тессерактового образования в себе, как лёгкая дверь распахнулась, и в комнату зашел парень лет двадцати. Высокий, с типично «славянской» внешностью, вплоть до носа картошкой. Мой братец Тони пошел в отца, так что о его смешанном происхождении говорили только черные глаза, в отличие от меня.

— Как ты, Вир? — сходу спросил он и, не дожидаясь ответа, продолжил. — А я говорил тебе, не доведут тебя эти дурацкие поделки до добра! Сидел бы дома…

— Привет, Тони, — ответил я. — Чувствую я себя неплохо. Вот только молнией меня ударило на острове — при чем тут мои поделки? Да и в дом молния может ударить точно так же, как и в берег. Просто не повезло.

Дело в том, что Вир, во всем, кроме техники, был довольно нелюдим и необщителен. Собственно, диалог со старшим братом, в большинстве своём выглядел так: Тони изрекал что-то, на что Вир, молча слушая, угукал. Невзирая на то, что зачастую была масса аргументов для беседы. Ну и, в рамках новых реалий, у меня желания быть послушно кивающим болванчиком не было.