Чёс (сборник)

– Нет, – в ужасе ответил Кирш. – Не надо, не надо. Я американец. Звоню из Огайо.

– Отлично, – сказала женщина. Прозвучало еще несколько щелчков. – Номер счета при вас?

Итан хотел было повесить трубку, но сообразил, что номер счета – это остальные цифры и буквы. Он продиктовал их по одной. Это заняло некоторое время.

– Чем я могу вам помочь? – спросила женщина.

– Это банк?

– Да, – сказала она терпеливо, – это банк.

– Тогда, наверное, – он сглотнул, – я бы хотел узнать состояние счета.

– Конечно. Только мы не можем сообщить эту информацию никому, кроме единоличного держателя счета.

– А кто держатель?

– Держатель анонимен, сэр. Так устроены наши банки.

– Так я и есть держатель, – сказал Кирш.

– Тогда вы должны знать, сколько у вас денег.

– Ну а вы можете мне, не знаю, выдать пластиковую карточку?

– В настоящий момент, насколько мне известно, мы не выпускаем дебетовые карты.

– Ага, понятно. А я могу с этого счета заплатить за гостиницу?

– Боюсь, мы не из таких банков, сэр.

– Послушайте, фройляйн. Мои деньги у вас в банке. Как мне их оттуда достать?

– Это зависит от того, как вы их вложили, сэр. Когда речь идет о таких суммах, мы составляем индивидуальные соглашения, тщательно разработанные под конкретного клиента. Вам надо изучить свои документы, чтобы уточнить, как в них рассматриваются вопросы экстренного снятия средств.

– О таких суммах? – повторил Кирш. – О каких суммах?

– Сэр.

– Хватит меня называть “сэр”. Хамство какое. Это потому что я американец, да?

– Нет.

– Ага, конечно. Где бы вы вообще были без нас?

– Тут бы и были, – ответила женщина.

Через два часа многоступенчатый банковский перевод, вымученный Итаном из его номера для новобрачных, поступил на фамилию Кирш в отделение банка “Комерика” в городе Троя, штат Мичиган. Примерно в это же время завлаб обнаружил кое-какие записи в адресной книге только что уволенного стажера и позвонил в полицию, а из полиции позвонили в “Холидей Инн” и обнаружили, что гость по имени Натан Керк часами названивает в Швейцарию.

Завлаб был мягкосердечный поляк родом из городка с канадской границы. Вопреки голосу разума (скоро он будет повторять это на каждом допросе – “вопреки голосу разума”) он позвонил в люкс Итану и оставил следующее сообщение: “Итан. Это Тед из лаборатории, привет. Итан, ты сдурел, что ли?”

После чего следовал вздох, длинная пауза – и финал: “Ну елки-палки”.

Наутро Кирш сидел в автобусе и двигался в направлении Вашингтона. В поездке он сосредоточенно перебирал варианты дальнейших действий и примерно в Пенсильвании отбросил все, кроме двух: во всем сознаться или эмигрировать в СССР. Итан знал, что второй вариант теоретически возможен. Русские, раздраженные исходом своих евреев, привечали редких западных перебежчиков, более того – показывали их по телевизору, всячески обихаживали и устраивали с комфортом, о котором простой советский человек не мог и помыслить. Ну или просто сразу расстреливали. Так на этак. Или, может, так и жить дальше, думал Кирш. Ездить на межгородских автобусах. Жевать плюшки на остановках. Спинки этих сидений откидываются почти до горизонтального положения.

Последние пассажиры высадились на Висконсин-авеню, в двух кварталах от советского посольства: сама Судьба мизинцем качнула чашу весов. Кирш медленно обошел массивное здание. Он уже знал ответ, но еще не был готов к решительным действиям. Все вокруг вызывало ностальгию, точнее – предвкушение грядущей ностальгии. Вот эти черные вздыхающие громады кондиционеров на окнах – там такие бывают? А если нет, стану ли я по ним скучать? Он перешел улицу и подковылял к воротам, прямо к изумленному солдатику со звездочками на погонах.

Кирша вывезли из Штатов в Хельсинки коммерческим рейсом Finnair. В анналах СВР его побег назывался “Операция “Черри”, потому что – ну, kirsche, вишенка. Разведка выкупила все места в самолете, но экипаж упорно вел себя так, как будто пассажирский манифест не состоял исключительно из Итана и бритоголового агента на переднем ряду. Капитан привычно вещал про виды и погоду, стюардессы, как положено, занимались своей обучающей аэробикой. Кирш впервые в жизни получил самолетный горячий обед; на выбор предлагались курица и рыба. Аппетита не было. Измена. Предательство. Ренегатство. Гадство. Он использовал гигиенический пакет по прямому назначению, тоже впервые в жизни, а потом еще один, из спинки соседнего кресла.

Когда они наконец прибыли, после пересадок в терминалах, которые становились все меньше и темнее, голова агента на переднем сиденье успела, кажется, обрасти. Россия вызвала в памяти Кирша детскую поездку на студию “Парамаунт”. Аэропорт выглядел как пустырь, загримированный под аэропорт. Даже асфальт казался каким-то временным. Автомобиль был похож на макет. Язык звучал так, как американские подростки изображают немецкий.

На формирование этих мнений Итану было отпущено меньше часа. С аэродрома под Кировоградом, чьи скромные новостройки за липовой рощицей он принял было за Москву, его отвезли прямо в будущее жилище: старое деревенское поместье, окруженное новехоньким бетонным забором. Внутри ограждения помещался господский дом, деревянный и скрипучий, избушка садовника на высоких сваях и сад размером и формой с бейсбольный ромб. Бельевая веревка с двумя зубами влажных простыней улыбалась во всю ширь сада – от окна дома вдоль подстриженных вишен и до шеи деревянного петуха на коньке избушки.

– Здесь вы будете жить, – на безупречном английском сказал водитель, взяв из багажника одинокий рюкзачок Кирша. – Меня зовут Миша. Садовника зовут Денис Ильич. У него есть дочка, бывает здесь примерно раз в месяц. Вы можете с ней спать. В принципе никто вас не должен трогать, кроме случаев, когда надо съездить в город на беседу. Но через месяц-другой это будет происходить нечасто.

– Ага, – сказал Итан. – Понятно.

– Еда, порнография, “Нью-Йорк Таймс” по воскресеньям – это все моя забота. Я буду приезжать два раза в неделю. У меня есть ключ от дома, – водитель продемонстрировал ключ, – но нет ключа от верхнего этажа. Если вы наверху спите или дрочите – напишите список покупок, оставьте внизу на столе. Пока все в ажуре?

– Да вроде. Откуда вы знаете такие выражения, как…

– Если вам надо куда-то выбраться, я вас отвезу.

– Отлично.

– Не пытайтесь передвигаться самостоятельно. Избушка садовника спроектирована с расчетом на полный обзор периметра.

На протяжении следующего года Кирш покидал поместье четыре раза. Пару раз он выступал в телепередачах, потея под софитами и оглохнув от бубнежа собственного переводчика. В последний день его первой русской осени Кирша в страшной спешке доставили в местное отделение КГБ и попросили опознать человека по фотографиям. На больших глянцевых открытках был изображен комик Эмо Филипс. Смысл упражнения остался неясен.

Таинственный Миша исправно выполнял все запросы Итана, несмотря на их возрастающую сложность. С его помощью Кирш открыл для себя Трейси Лордс, которой в тот момент вопреки кажимости было всего шестнадцать. Он полюбил ее подростковую пухлость, ее целеустремленность: она была отличницей, серьезной и упорной. Она, казалось, кончала не оттого, что кончает, а оттого, что ей хорошо это удавалось, и Кирш на время нашел в ней родственную душу. У него тоже получалось все лучше.

Воскресный выпуск “Нью-Йорк Таймс” приходил с тринадцатидневным опозданием, то есть в один раз в пятницу, на следующей неделе – в субботу и т. д. Из-за этого разрыва Итан, сам того не желая, переключился на дореволюционный календарь – когда Россия заставляла любого, кто оказался в ее мгле, перепрыгнуть, скажем, из 4 июня в 22 мая. Потом настал День Передовицы – тот страшный день, когда в газете появилась редакционная статья про Эда Коча.