Чесменский гром

му высказать свое мнение о ходе намечаемого сражения, начиная с младшего по званию. Таков закон российского флота. Капитан 2-го ранга Василий Лупандин высказался за решительную атаку. Сразу стало шумно, каждый говорил все, о чем не однажды думал в бессонные капитанские ночи...

Эльфинстон, посоветовавшись с Грейгом, предложил, спустившись к турецкому флоту, поставить передовой линейный корабль на шпринг против неприятельского флагмана, два же последующих мателота так: один — на шпринг за кормой, а другой — на крамболе младшего турецкого флагмана. Подобным образом должна была действовать вся эскадра.

Представленный мною план есть в духе лучших британских традиций! — закончил свое выступление Эльфинстон.

Спиридов скривился: ох уж эти британские традиции, заканчивающиеся расстрелами командующих!

Алексей Орлов, не проронивший с начала совещания ни слова, искоса поглядел на адмирала. Спиридов откашлялся.

С рассветом надлежит нам, построясь в батальную колонну, спуститься левым галсом в бакштаг на флот агарян- ский и ударить всею силой по его авангардии и кордебаталии. Ворочать бортом к неприятелю думаю не далее, чем в полсотне саженей, а палить — лишь сойдясь на двойной выстрел. Вставать на шпринг из-за сильного течения нам несподручно, посему предлагаю галсировать вдоль всей басурманской линии под парусами!

Браво! — не сдержавшись, вскочил Хметевский. Капитаны одобрительно зашумели. Из дальнего угла исподлобья поглядывал на всех Эльфинстон.

Не посвященному во все тонкости морского дела тех далеких лет трудно представить, что стояло за фразой — выйти на двойной выстрел!

Сомкнутой кильватерной колонной под ураганным огнем молча спускались корабли на неприятеля. Падали, заливая кровью палубу, матросы. Седели под ядрами их лихие капитаны. И только тогда, когда без зрительных труб были видны возбужденные лица врагов, когда глаза различали все прорехи парусов, только тогда производился всесокрушающий залп двойными зарядами. Огненный смерч разрывал паруса и испепелял рангоут. Ядра с такой бешеной силой вонзались в борта, что прошибали их насквозь, разя еще и идущих во второй линии. Трудно было выдержать удар подобной силы! История знает немного флотоводцев, чье умение и хладнокровие, талант и вера в подчиненных позволяли решиться на подобное!

Спиридов молчал, глядя на Орлова. Сидевший рядом с графом Грейг в сомнении покачал головой. Толстый Круз зачем-то усердно вытирал платком лицо. Все ждали, что скажет Орлов: его слово — последнее...

Главнокомандующий обдумывал предложенное, разглядывая перстень на указательном пальце. Пауза затягивалась. Грейг деликатно кашлянул. Наконец Орлов встал и сказал, как отрезал:

Сию диспозицию утверждаю!

Собравшиеся вздохнули облегченно: половина дела сделана.

Консилиум продолжался. Пытаясь утихомирить разобиженного Эльфинстона, Орлов предложил было ему возглавить авангард. Однако тот отказался наотрез.

Благодарю, — рявкнул свирепо, — рисковать репутацией в вашей авантюре не желаю!

После недолгих обсуждений было решено адмиралу Спиридову сочинять передовой строй боя, Орлову — средний, Эльфинстону же делать строй сторожевой. Затем попросил слово Степан Хметевский.

Кому завтра плыть передовым?

Вопрос не праздный, идти передовым в такое сражение — честь великая!

Орлов показал рукой на Спиридова.

Это решит Григорий Андреич, он лучше меня каждого из вас знает!

Передовой быть «Европе»! — определил тотчас Спиридов.

Почту за честь! — встал со своего места капитан 1-го ранга Клокачев.

За «Европой» следом «Евстафий» и «Святители», — продолжил адмирал.

Есть! — дружно ответили Хметевский с Крузом.

Желаю всем доброй удачи! — пожелал на прощание Спиридов и, помолчав, добавил: — Помните, что во всех делах надлежит вам упреждать неприятеля!

Разъезжались молча. На рострах «Евстафия» задержались однокашники по морскому корпусу Клокачев и Хметевский, не торопясь, раскурили трубки.

Ну, Федя, ни пуха тебе, ни пера! — пожелал товарищу капитан «Трех Святителей».

К черту! — Клокачев резко, одним ударом вышиб об планширь еще не прогоревший табак и подмигнул Хметев- скому. — Выдюжим, Степа, чай, не впервой!

Пожали друг другу руки и спрыгнули в шлюпки.

После совещания Орлов отписал Екатерине II: «Ежели Богу будет угодно, чтобы мы сокрушили флот неприятельский, тогда стараться станем опять союзно действовать с обитающими народами под державою турецкою, в той стороне, где будет способнее. Если флот победит, тогда и денег не надобно будет, ибо будем господами всего Архипелага и постараемся оголодить Константинополь. В случае же несчастного сражения на море или пребывания турецкого флота в благополучном состоянии в тех морях надежды не имею остаться в островах Архипелажских и думаю, что принужден буду возвратиться в Средиземное море».

* * *

Появление гяурских разведчиков в Хиосском проливе было для великого адмирала словно гром среди ясного неба. Ведь здесь, в одном из самых удаленных и укромных мест Архипелага, он чувствовал себя в полной безопасности. Капудан- паша перепугался не на шутку. Вволю повздыхав над превратностями судьбы, велел он звать к себе Гассан-бея.

В ожидании своего помощника чесал Един-паша за ухом любимого ангорского кота и курил табак, пуская дым кольцами. Что делать дальше, великий адмирал не представлял.

Ассалям алейкум! — приветствовал его вошедший алжирец.

Алейкум салям! — кивнул капудан-паша, отшвыривая в сторону пригревшегося ангорца. — Известил меня сегодня правитель хиосский Осман-паша, что пушки его изношены и ветхи. А в здешнем местечке Чешме все еще хуже. Поэтому я сейчас же съезжаю на берег — подогнать бездельников, а тебе, храбрый Джезаирли, вручаю судьбу великого флота царя царей! Ты справишься лучше меня, о, любимый «Крокодил султана»!

Един-паша встал и принялся расхаживать по каюте. Ноги мягко ступали по пышным персидским коврам. Гассан-бей был горд доверием.

В моей пасти шестнадцать крепких клыков, и я разорву проклятых кяфиров. — Властное его лицо сияло улыбкой, хищно блестели умные глаза.

Аллах акбар! — печально покачал головой великий адмирал. — Свет его охватывает всю землю! Ступай, храбрейший Джезаирли.

Вернувшись на свой 80-пушечный «Реал-Мустафу», созвал Гассан-паша капитанов на вечерний джамаат. Важные правители кораблей с раззолоченными ятаганами за поясами восприняли известие о бегстве капудан-паши весьма равнодушно, великого адмирала они презирали откровенно. Обрадовался лишь пират-торговец Ахмет-ага.

Слава Аллаху! — сказал он. — Теперь-то мы покажем неверным нашу праведную ярость! Пощады не будет никому!

Расхаживая по шканцам в любимых желтых шароварах и красного цвета албанской куртке, надетой на голое тело, Джезаирли излагал правителям свой план:

Встав на якоря, будем отпугивать московитов из пушек, и если они окажутся настойчивыми, то каждый из нас должен будет взорвать себя с одной из лодий неверных. Такова воля Аллаха!

А чтобы никто не посмел ослушаться его грозного приказа, велел Гассан-бей дать корабельным правителям клятву на Коране, что будут они биться завтра, не щадя голов своих.