Честь Джека Абсолюта

— Что ж, мистер Монаган. Вы нас малость пугнули. Не правда ли?

Глава пятнадцатая ПРЕДЛОЖЕНИЕ

Сформировать слова в больной голове и вытолкнуть их наружу через пересохшую глотку было очень трудно, но после нескольких попыток Джеку удалось-таки выдавить:

— Я не… Монаган…

Реакция последовала незамедлительно. Громила (ростом никак не менее шести с лишним футов, ибо в камере он стоял, пригибаясь) бросился к узнику, замахиваясь и крича:

— Не смей лгать полковнику, ирландская морда!

Джек попытался отпрянуть, сознавая всю бесполезность маневра, но понимая также и то, что даже затрещина, полученная от гиганта, может оказаться куда весомей иных кулачных ударов. Включая тот, что нанес ему Хью. Однако удара не последовало.

— Я же сказал, довольно, — прозвучал тот же тихий голос, и здоровяк мгновенно вернулся за стул, где стоял раньше, хмуро глядя себе под ноги, словно собака, у которой отняли кость. Джек был готов поклясться, что он и пыхтит как собака.

Между тем фигура обрела наконец очертания низкорослого человека, облаченного в простой синий камзол и чуть более светлый жилет. На голове у него был короткий седой парик из конского волоса. Сначала полковник запустил под него руку и почесал затылок, а потом со вздохом вообще снял парик и положил на стол перед собой — рядом с бумагами, чернильницей и подставкой для перьев.

— Боюсь, Докинс недолюбливает ваших соотечественников, особенно после того, что они сделали с его коллегой. Ты ведь не любишь ирландцев, а, Докинс?

— Сучьи морды! — пробурчал громила.

— И у него весьма ограниченный словарный запас. Впрочем, — подался вперед человек в синем, — мы и не используем его в этом плане. Таланты Докинса лежат в другой области.

Ручищи верзилы демонстративно задвигались, словно хватая кого-то. Джек собрался с мыслями, кашлянул.

— Но, сэр, я не ирландец.

— Не ирландец? — Седая бровь озадаченно поднялась. — Но ведь Монаган — ирландское имя. — Допросчик порылся в бумагах и достал какой-то документ. — Вы сняли этот дом, мистер Монаган. Вот здесь стоит ваша подпись.

— Это не моя подпись. И этот договор о найме я вижу первый раз в жизни. Дом для меня арендовали.

— Кто?

Джек сглотнул. Точнее, попытался.

— Приятель.

— Ага. Приятель.

Сидящий за столом человек вернул бумагу на место, взял другую, внимательно рассмотрел ее.

— Приятель по имени Уильям JIидбеттер? Или Томас Лоусон? Или… это имя мне особенно нравится… Джошуа Тамбрилл?

Хотя все это произносилось так, будто господин забавлялся, в глазах его не было и намека на какую-либо веселость.

— Но может быть, вам знаком человек по имени Хью Макклуни?

— Я знаю этого человека. Но он знает меня как…

— Монагана?

— Как Абсолюта. Я Джек Абсолют.

Допрашивающий просмотрел лежащий перед ним документ и пожевал нижнюю губу.

— Нет, в нашем списке такая фамилия не наличествует. Но я ее добавлю. — Он взял перо и окунул его в чернильницу. — Новые вымышленные прозвания всегда представляют интерес. Даже если Абсолют более задевающее слух имя, чем даже, скажем, Тамбрилл.

Он начал писать.

— Тем не менее, сэр, это мое настоящее имя, полученное от родителей.

— Я тебя, черт побери, предупреждал…

На сей раз никакого окрика не последовало, и Джека крепко съездили по уху.

— Ну-ну, — тихонько пробормотал господин за столом, как будто обращался не столько к узнику, сколько к своим бумагам. — И как, скажите на милость, вы подтвердите свои притязания на это нелепое имя? Меня бы очень удивило, если бы кто-нибудь в Бате знал вас как… — прищурившись, посмотрел он на листок, — Абсолюта. Можете вы назвать кого-нибудь, кто даст присутствующему здесь моему подручному основания не предъявлять вам претензий… хотя бы какое-то время?

Ручищи Докинса дернулись. Джек глянул на них, сглотнул и задумался.

Кто? Кто? Помимо Хью лишь Летти знала его настоящее имя, как сама же проговорилась. Но он не хотел ее называть. Если этот господин и его мастиф о ней еще не пронюхали, незачем наводить их на след. Всем же остальным в соответствии с взятой на себя ролью он представлялся только как Беверли. Фагг — если только он еще жив! — тоже знал Беверли, а не Абсолюта. И корнуолльский отделочник Труиннан. Даже в «Трех бочонках», где он порой катал шары, его держали за кутилу-корнета. Нет никого, кто бы мог…

И тут Джек вспомнил.

— Фанни Харпер, — выпалил он. — Она играет в театре на Оршад-стрит. Актриса.

— Актриса?

Большего презрения, с каким возможно произнести это слово, и вообразить было трудно.

— Она… знала меня, сэр, еще в Лондоне. До того как я поступил на армейскую службу. Я был в Канаде, с генералом Вулфом… понимаете, я…

Произносимые поначалу с запинкой слова угрожали превратиться в поток. Рука, милостиво предотвратившая новую оплеуху, похлопала по столу.

— Я дам вам возможность черкнуть несколько строк об этом вашем знакомстве. Потом загляну в театр. А там мы посмотрим. — Он наклонился вперед. — Но если это всего лишь очередная ложь с целью отсрочить…

Громила зарычал снова. Джек потянулся к перу, но господин в синем на мгновение удержал его руку.

— Никакого обмана, сэр. Клянусь, я англичанин по рождению, и Фанни не только подтвердит это, но и назовет других людей, которые смогут свидетельствовать в мою пользу.

— Ладно, поживем-увидим. Пишите-пишите.

Перо наконец было предложено, принято и взято на изготовку.

— Я-то всяко ничего не теряю: на худой конец, приму к сведению, какие еще небылицы способны выдумывать наши враги, чтобы скрывать свои козни. Тем более что времени у нас с вами сколько угодно.

Джек подтянул к себе бумагу, обмакнул перо в чернила, подул на него и пустил в ход. Он исписал половину листа, когда бумагу отдернули.

— Этого достаточно, — сказал господин. — Достаточно, если там правда, а если ложь, даже слишком. — Он встал, повернулся к выходу, но обернулся: — Меня, как вы, полагаю, знаете, зовут полковник Тернвилль. И я вернусь… в конечном счете.