Честь Джека Абсолюта

Раз за разом, снова и снова он парировал удары и отступал, пока его отведенная назад рука не наткнулась на парусину точно так же, как в Риме она натыкалась на обивку стены. Последовало недолгое, в долю мгновения, колебание: Джек заметил это лишь потому, что лица противников сблизились и он опять заглянул ирландцу в глаза. В первый раз на памяти юноши, включая и прежние их поединки, Макклуни замешкался с выбором способа атаковать. В первый раз он допустил просчет.

Отпрянув так, что его плечо промяло туго натянутую парусину, и наполовину присев, Джек внезапно прыгнул вперед, целя острием шпаги снизу вверх в глаз ирландца. Рыжий Хью успел отдернуть голову, но парирующий удар его клинка пришелся по воздуху, ибо Джек мгновенно отдернул свое оружие и снова атаковал из низкой позиции, отвоевав проигранное пространство. Последовал вихрь ударов и контрударов: теперь уже Джек теснил противника к противоположному концу шатра, и очень скоро бойцы поменялись ролями. Ирландец был прижат спиной к зыбкой стенке, и прижал его англичанин. Хью попытался отыграть потерянное, однако локоть, вдавленный в парусину, не позволил ему вложить в удар достаточно силы. Джек поднырнул под высокий выпад, поперечным блоком отбил чужой клинок еще выше, пропуская отточенную сталь над своей головой, и понял, что пришло время пустить в ход тайный прием маэстро.

Все еще пригибаясь, он резко опустил свой клинок, одновременно отводя назад локоть и отставляя левую ногу. Когда же ирландец, восстановив позицию после промаха, приготовился отразить его выпад, Джек резко выпрямился и, перебросив шпагу из правой руки в левую, опять прыгнул к врагу, чтобы нанести снизу вверх по диагонали удар, в который вложил весь вес брошенного вперед тела. Хью строил защиту в расчете на правостороннюю стойку и отразить этот выпад не смог.

Шпага Джека пронзила его плоть где-то под ребрами.

Впрочем, Рыжий Хью все же обрушил на противника свой клинок, однако уже без обычной стремительности и силы, так что Джек легко ушел от удара, отступив в сторону и назад. Правда, при этом ему пришлось выпустить шпагу, которая так и осталась торчать в теле ирландца.

Хью не двинулся. Он стоял неподвижно, опустив свою шпагу, тогда как оружие Джека вошло в его торс по самую рукоять. Бледное лицо сына Ирландии стало совсем белым, отчего окаймлявшие его огненно-рыжие волосы словно воспламенились.

— Боже мой, парень, — промолвил он с расширившимися глазами. — Боже мой.

Он сделал шаг вперед, содрогнувшись, когда пришпиливший его к стенке шатра клинок выскочил из парусины. Кровь хлынула из носа раненого, а когда он попытался выговорить что-то еще, запузырилась и у губ. Джек торопливо попятился, отступая. Хью двинулся к нему, больше всего напоминая быка, истыканного бандерильями и со шпагой в загривке, подобного тем, что англичане видели на корриде. Тут шпага, правда, угодила под ребра, но кровь из раны все равно вытекала, а вместе с нею и жизнь.

Хью сделал еще шаг-другой, а потом обмяк и осел на пол: руки его упали на бедра, голова свесилась.

Джек осторожно приблизился. Голова раненого слегка поднялась, как у оленя в лесу под Каштелу де Виде. Была предпринята попытка поднять и шпагу, все еще остававшуюся в руке, но оружие выскользнуло из разжавшихся пальцев. Джек отодвинул клинок в сторону и опустился на колени.

Голова поднялась снова. Глаза открылись.

— Ты убил меня, Джек.

— Нет.

Теперь юноша смотрел на дело своих рук, решительно не понимая, зачем это ему было нужно.

— Я позову врача…

— Мне уже не поможешь. Даже у Макклуни нет снадобья от таких ран.

Хью закашлялся, сквозь побелевшие губы снова проступила кровь.

Джек мигом достал носовой платок, как будто тряпица могла задержать истечение жизни.

— Славная вышла дуэль, парень. Вот уж не подозревал, что ты такой умелец.

— Я им и не был. До Рима.

— Рима?

Кашель повлек за собой еще более сильное кровотечение.

— Только не говори мне, что я тогда не убил тебя именно для того, чтобы дать тебе шанс убить меня позже. — Джек промолчал, и окровавленные губы изогнулись в слабой улыбке. — Надо же! Кто бы мог подумать? — Голос Макклуни слабел, голова клонилась все ниже, веки опустились. — Вина… — пробормотал он.

Джек встал, схватил бутылку и поднес ее к губам ирландца. Когда горлышко коснулось губ, глаза открылись снова.

— Мое последнее желание, — прошептал Рыжий Хью. — За что выпьем, Джек? За короля за водой?

Джек, глядя, как жидкость вытекает изо рта умирающего, покачал головой.

— Нет, Хью. За тебя. За тебя.

И он отпил глоток в тот самый миг, когда Хью Макклуни испустил свой последний вздох.

Теперь тишину в шатре нарушали лишь стук дождя по парусиновой крыше да еле слышное журчание крови, стекавшей на землю.

Джек прислушивался и к тому и к другому. Долго, очень долго он сидел не шелохнувшись.

Глава одиннадцатая ДОМА

Он лежал на своей кровати в Абсолют-хаус, прислушиваясь к шуму Лондона. Четыре года назад звуки большого города вызвали бы у него радостное волнение, побудив выискать в гардеробе самый щеголеватый костюм и отправиться прогуляться. Встречи с друзьями, застолье на постоялом дворе в Ковент-Гарден или Сохо, черепаховый суп, эль, арак, посещение театра, бильярдной, борделя — все это запросто могло уложиться в один-разъединственный веселенький вечерок, если, конечно, пристегнуть к нему также и ночку.

Но прошло четыре года, а вся одежда его была пошита на того юношу, каким он был в те далекие времена. Даже если она еще и не вышла из моды (чего вроде бы не случилось, в чем он успел убедиться за неделю со дня своего возвращения!), никакие наряды на него уже не налезали, а предложения матери сопроводить сына на Джермин-стрит и обновить их комплект Джек до сих пор отклонял. Один найденный им камзол после того, как он собственноручно распустил пару швов на спине и под рукавами, стал вроде бы посвободней, но годился лишь для перемещений по дому да кратких вылазок на ближайший бульвар. Конечно, мундир сидел на нем идеально, однако…

Он вздохнул. Можетбыть, все-таки стоит выйти… хм… подышать?

Правда, никого из его друзей по Вестминстеру в городе не осталось. Фенби был в Тринити, а Маркс и Ид совершали большое путешествие (Джек поежился, подумав, какой бы вышел скандал, если они окликнули бы его где-нибудь в Риме, когда он под другим именем втирался в доверие к якобитам). Да и на кой им вообще сдался вестминстерский однокашник? Вчера вечером Джек, надев мундир, побывал с матерью на Друри-лейн. Можно было сходить туда снова. Но, как оказалось, теперь театр не вызывал у него особенного восторга. Искусственные страсти после реалий войны представлялись… неубедительными.

Джек снова вздохнул. На него явно накатила хандра, и он весь день провалялся в кровати, пытаясь определить ее причину. Порой ему думалось, что все дело в контрасте между тем малым, которым он был до отъезда из дому, и тем, каким стал сейчас. Вроде бы, несмотря на обретенный в скитаниях опыт, татуировки, шрамы и прочее, он оставался все тем же отпрыском семьи Абсолютов, и в то же время в нем словно бы поселился совершенно другой человек. Которого ничто не радовало. И которому, судя по ощущениям, ничто не предвещало никакой радости и в дальнейшем.