Честь и долг

Нагулявшись по дорожкам между поездами, Николай вернулся в зеленый салон. Пригласил Фредерикса.

— Граф, вы лучше меня знаете все законы империи, связанные с троном… Мне сообщили, что в Псков выехали Гучков и Шульгин, чтобы склонить меня к отречению от престола. Но я вынужден был дать на это согласие еще раньше, под нажимом высших начальников моей армии. Однако я уверен, что среди войск есть верные мне. Надо выиграть время… Что говорят законы об отречении?

— Ваше величество, согласно Акту о престолонаследии, изданному вашим пращуром Павлом Первым, вы можете передать наследие ваше только сыну, причем следует указать регента. Никакого другого пути закон не предусматривает, четко доложил Фредерикс, сохранивший все же в своей рамолизированной памяти все то, что учил в молодости.

Николай задумался. Неожиданно коварная улыбка мелькнула и погасла на его губах.

— А если я откажусь и за царевича? — спросил он.

— Тогда отречение будет считаться юридически недействительным, невозмутимо пояснил министр двора. Он говорил и действовал, как заведенная кукла, и не понял, что именно имел в виду император, когда задал вопрос о двойном отречении — своем и за сына. Но именно эта лазейка нужна была Николаю. Его глаза немного повеселели.

— Пригласите ко мне лейб-медикуса, — приказал он Фредериксу. Граф пошел в соседний вагон за хирургом Федоровым…

57. Петроград, 2 марта 1917 года

Сброшены, разбиты и расколоты царские гербы с вывесок аптек, магазинов "поставщиков дворца его величества", а там, где эти гербы невозможно было сбросить, они аккуратно затянуты красной материей. Чем ближе к Таврическому, тем гуще поток, двигающийся в его сторону, несмотря на раннее утро. У всех лица изумленные, счастливые. Незнакомые люди говорят друг другу что-то радостное, приятное. Много солдат. Бывшие затворники казарм, они теперь вглядываются в городскую жизнь, бушующую вокруг, вслушиваются во все призывы, все речи, все лозунги. Голова идет кругом.

Часов около трех по всем помещениям дворца прошелестел слух, будто сейчас Милюков сделает важное сообщение в Екатерининском зале. Настя и ее «советские» товарищи отправились туда.

Полосы яркого солнечного света пробивались из-за колонн в западном овале зала, делая видимой пыль и махорочный дым. Зал из просто наполненного сделался набитым до отказа. В его восточном полукружье на трибуну степенно взошел сухощавый седовласый, с темными усами и седеющей бородкой человек в золотых профессорских очках. Маленькие глазки сверкали за стеклами энтузиазмом.

— Господа, внимание, господа! — напряг голос Милюков. Шум в зале притих. — Настала великая историческая минута, — провозгласил профессор, родилось Временное правительство русской демократии! Еще пять дней тому назад такое было немыслимо, мы были в оппозиции к подлому, грозному и кровавому правительству…

— А кто вас выбрал? — раздался вдруг голос из гущи шинелей.

— Нас выбрала русская революция! — гордо бросил Милюков в зал и тем же тоном продолжал, что самоотверженные люди, вступившие в правительство для того, чтобы принести себя в жертву обществу, готовы уйти, как только им скажут, что они больше не нужны.

Он уже заканчивал перечислять список министров Временного правительства, когда сразу со многих сторон прозвучал один и тот же вопрос:

— А династия Романовых?!

— Вы спрашиваете о династии? — громко и отчетливо сказал министр иностранных дел Временного правительства. — Я знаю наперед, что мой ответ не всех вас удовлетворит. Но я его скажу. Старый деспот, доведший Россию до границы гибели, добровольно откажется от престола или будет низложен…

Последовали дружные аплодисменты.

— Власть перейдет к регенту — великому князю Михаилу Александровичу…

Зал потряс взрыв негодования. Свистки, громкие крики: "Долой династию!", "Да здравствует республика!", "Не хотим!" — заглушили речь оратора. Тем не менее он продолжал:

— Наследником будет Алексей… — Снова раздались крики. Свистки заглушили жидкие аплодисменты. Милюков стушевался и исчез с трибуны. Шум и крики усилились. Вскоре на одной из колонн Екатерининского зала появился рукописный лозунг: "Долой монархию! Да здравствует республика!"

58. Псков, 2 марта 1917 года

В девять вечера на станцию Псков-Главная прибыл поезд из Петрограда, состоящий из паровоза и одного вагона. Из вагона выскочили два солдата с красными бантами на рукавах и встали по бокам входной двери, негромко стукнув прикладами. На мягкий снежок вышли двое господ в зимних шубах и ботинках с гетрами. Это были Шульгин и Гучков, тайком от Совета угнавшие с помощью начальника Варшавского вокзала паровоз и вагон для того, чтобы отправиться в Псков и вырвать отречение у царя. Они не подозревали, что проект такого манифеста был уже подготовлен в Ставке после того, как государь дал согласие отречься от престола в пользу наследника при регентстве Михаила. То есть запущен в дело тот самый вариант, который так долго муссировался «общественностью» и буржуазными заговорщиками.

К вагону скорым шагом подошел флигель-адъютант царя полковник Мордвинов и пригласил депутатов следовать прямо в царский вагон.

— Но ведь я небрит с утра, мы выехали ночью… — пытался что-то сказать Шульгин, чтобы и оттянуть время, и привести себя в порядок для исторических минут. Депутатов хотел сначала принять Рузский и расспросить их. Но посланец главкосева опоздал, и Мордвинов повел новоприбывших к царскому поезду. Синие вагоны стояли через несколько путей от их собственного. Под голубоватыми станционными фонарями серебрились линейки рельсов.

В вагоне с депутатов сняли верхнее платье. Граф Фредерикс ввел их в просторный салон, обтянутый зеленым шелком. Нарышкин, начальник походной канцелярии и друг царя, пристроился в уголке, чтобы записывать происходящее. Фредерикс тоже выбрал незаметное место. Воейков встал в тамбуре вагона с другой стороны так, чтобы никто не мог подслушать, но ему самому было бы все видно и слышно.

Запыхавшись от быстрой ходьбы, досадуя, что Мордвинов перехватил уполномоченных и его приказание не выполнено, пришел со злым лицом Рузский. Полевая форма цвета хаки маскировала его на фоне зеленых стен и занавесок.

Вошел государь. Одет он был в серую черкеску и был вовсе не величествен, а скорее очень обыден. Лицо спокойно, словно ничего особенного здесь не происходит. Поздоровался за руку с депутатами.

Жестом пригласил всех сесть… Сам занял место по одну сторону маленького четырехугольного столика, придвинутого к зеленой шелковой стене. Наискось от государя сели Шульгин и Гучков. Граф Фредерикс — по ту же сторону, что и Николай.

Спокойно, словно на обычном визите, император спросил, что господа имеют ему сообщить.