Честь самурая

— Сперва ответь, кто ты и откуда пришел.

Мгновение незнакомец молчит. Дождь перемешивается с туманом, небо над головами чернее индийской туши.

— Назвать имя не имею права. Мне надо поговорить с Осаки Уэмоном, здесь, у частокола. Передай ему это.

— Ты друг или враг?

— Друг! Или ты думаешь, что врагу удалось бы пробраться в глубь наших земель так легко? Разве вы, стражи, не начеку? Будь я вражеским заговорщиком, стал бы я стучаться у ворот?

Объяснения незнакомца успокоили часового, и он отправился к Осаки.

— Кто там? — спросил тот, подойдя к воротам.

— Вы военачальник Осаки?

— Да, это я. Что вам угодно?

— Меня зовут Номура Сёдзиро, я приверженец князя Кацутоё и состою на службе у господина Сёгэна.

— Что за дело привело вас сюда глубокой ночью?

— Мне немедленно надо повидаться с господином Хаято. Понимаю, это звучит подозрительно, но у меня чрезвычайно важное тайное сообщение, которое ему необходимо узнать немедленно.

— Вы не можете передать его на словах, чтобы я сам доложил господину Хаято?

— Нет, нужно переговорить с ним с глазу на глаз. В знак моих добрых намерений вручаю вам это.

Номура обнажил меч и передал его через частокол Осаки.

Осаки понял, что Номура говорит правду, и, отперев ворота, проводил гостя в покои Хаято. Укрепление было на военном положении, и безопасность тщательно сохранялась днем и ночью.

Дом, куда отвели Номуру, назывался главной цитаделью, хотя был всего лишь хижиной. Да и покои Хаято являли собой маленькую выгородку.

Хаято вошел и сел на пол.

— Что вы хотите мне передать? — поинтересовался он, глядя Номуре в глаза.

Из-за слабого освещения лицо Хаято казалось очень бледным.

— Я знаю, что вы приглашены на чайную церемонию к господину Сёгэну на гору Синмэй. Церемония должна состояться завтра утром.

Номура испытующе поглядел на Хаято. Голос его в ночной тишине слегка дрожал. И у Хаято, и у Осаки возникло неприятное ощущение.

— Так оно и есть, — сказал Хаято.

— Вы, мой господин, уже дали согласие прибыть?

— Да. Поскольку господин Сёгэн взял на себя хлопоты прислать гонца, то я в свою очередь отправил к нему гонца с известием, что прибуду.

— Когда вы послали гонца, мой господин?

— Примерно в поддень.

— Значит, это ловушка, как я и подозревал!

— Что за ловушка?

— Ни в коем случае не отправляйтесь завтра с утра на чайную церемонию. Это заговор. Сёгэн решил убить вас. Он принял тайного гонца от клана Сибата и переправил с ним письменное послание. Смотрите не ошибитесь! Он замыслил сперва убить вас, а потом поднять восстание.

— Как вам удалось об этом узнать?

— Позавчера Сёгэн призвал к себе трех буддийских монахов из соседнего храма Сюфуку и провел заупокойную службу по своим предкам. Одного из этих якобы монахов мне довелось встречать раньше. Этот лжемонах переодетый самурай клана Сибата. Я удивился и насторожился. По окончании службы лжемонах пожаловался на боли в желудке и остался в лагере, тогда как двое других ушли. Он ушел только на следующее утро, заявив, что возвращается в храм Сюфуку, но я на всякий случай велел своим доверенным людям проследить, куда он направится. Как я и думал, он не вернулся в храм Сюфуку, вместо этого прямехонько пошел в лагерь Сакумы Гэмбы.

Хаято кивнул, давая понять, что дальнейшие объяснения не нужны.

— Благодарю за своевременное предупреждение. Князь Хидэёси не доверяет ни Сёгэну, ни Оганэ. Он велел мне тщательно следить за ними. Теперь их предательство раскрыто. Как ты думаешь, Осаки, что необходимо сделать?

Осаки придвинулся ближе и изложил свои мысли. То же сделал и Номура — так, совместными усилиями, был выработан план. Осаки послал гонцов в Нагахаму.

Тем временем Хаято написал послание и вручил его Осаки. Это была записка Сёгэну, извещавшая, что ввиду болезни Хаято не сможет присутствовать на завтрашней церемонии.

Когда занялась заря, Осаки с запиской отправился к Сёгэну на гору Синмэй.

Распространенным обычаем того времени было проведение чайных церемоний в расположении войска. Разумеется, церемония в таких условиях проводилась в упрощенном виде — вместо чайного домика воздвигался шатер, устланный соломенными циновками, в котором непременно ставилась ваза с дикими цветами. Значение таких церемоний заключалось в том, чтобы развить в участниках силу духа для преодоления походной усталости.

С утрам Сёгэн тщательно подмел увлажненный земляной пол и развел огонь в очаге. Вскоре прибыли Оганэ и Киносита. Оба они были приверженцами Сибаты Кацутоё. Сёгэн вовлек их в заговор, и они дали торжественную клятву действовать с ним заодно.

— Кажется, Хаято запаздывает, — заметил Оганэ.

Прокричал петух, хозяин и гости начали тревожиться. Сёгэн, на правах устроителя церемонии, старался внешне сохранять полное хладнокровие.

— Скоро прибудет, — уверял он гостей.

Разумеется, Хаято они так и не дождались. Вместо него появился оруженосец с той самой запиской, которую Хаято вручил Осаки.

Трое заговорщиков переглянулись.

— Где гонец? — осведомился Сёгэн.

— Убыл, вручив письмо, — ответил оруженосец.

Заговорщики пали духом. Какими бы смелыми людьми они ни были, трудно оказалось сохранять хладнокровие, зная, что предательство выплыло наружу.

— Как он мог догадаться? — подумал вслух Оганэ.

Их негромкие переговоры походили на жалобные причитания. Теперь, когда заговор был разоблачен, они, конечно, и думать забыли о чайной церемонии. Теперь на уме было одно: немедленное бегство. Оганэ и Киносите не сиделось на месте. Казалось, каждое лишнее мгновение, проведенное здесь, грозит неминуемой гибелью.

— Теперь мы ничего не можем поделать.

Горестное восклицание вырвалось из уст Сёгэна. Обоим гостям почудилось, будто им пронзили грудь мечом. Сёгэн осуждающе посмотрел на них, словно призывал соучастников не терять головы, пусть они и попали в переделку.

— Вам следует как можно скорее собрать своих приверженцев и отправиться в Икэнохару. Ждите там под большой елью. Я собираюсь написать письмо в Нагахаму, сразу же после этого соединюсь с вами.

— В Нагахаму? Что за письмо?

— Мои мать, жена и дети остаются в крепости. Я сам успею спастись бегством, но семью оставят заложниками, если я не потороплюсь.