Честность свободна от страха
Шрифт:
Шпатц быстро поднял руку к лицу, Готтесанбитерсдорф тоже сжал пальцами кончик своего тонкого носа. Зеленая жижа забурлила, стала темнее, на поверхности набухли пузыри, лопавшиеся с мерзким чавканьем.
– Этих виссенов официально больше не существует, – доктор прикрыл вонявшую чашу салфеткой. – Их очень легко отличить по внешнему виду, так что даже никаких анализов проводить не надо. Но таков протокол…
– А куда они делись?
– Они обитали только в дельте Сюдфлюсса. Они насылали эпидемии на соседей, и в конце концов их уничтожили. Это было около сорока лет назад, но порожденные ими болезни до сих пор иногда вспыхивают, – капля крови упала в следующую чашу и расползлась по поверхности тонкой сеточкой. – Четвертая разновидность виссенов. Они могут говорить друг с другом без слов. С любого расстояния.
– Откуда они взялись? Это какой-то народ?
– Увы,
– Не успеешь отвернуться – тебя виссен заберет! – усмехнулся Шпатц. – Считалка такая была в детстве.
– О, вы начинаете понимать! – доктор низко наклонился над столом и заглянул Шпатцу в глаза и подмигнул. Затем отвел взгляд и капнул кровью в шестую чашу, бледно-пурпурную. Жижа потемнела и стала на мгновение черной. Потом на поверхности расплылась белая клякса. – Шестые виссены почти ничем не примечательны. Они могут быть сильны физически, и начисто лишены морали. Ну и седьмые… – капля крови плюхнулась в жижу просто белесого цвета, в ту самую чашу, которую доктор наполнял, когда Шпатц вошел. – Седьмые не могут пролезть в мысли, зато им подвластны наши чувства. Страх. Любовь. Жалость. Ненависть. Они могут или вызвать или отменить любое из них.
Шпатц сидел неподвижно, глядя как Готтесанбитерсдорф составлял чаши в металлическую кювету, потом туда же отправились скальпель и пипетка-капилляр. Щелкнул замок несессера. Затем доктор поднялся, снял медицинский халат и аккуратно повесил его на спинку стула. Вернул на нос крохотные красные очки. Снял с коротко стриженных рыжих волос бледно-зеленую шапочку и положил ее рядом с кюветой.
– Почему их кровь грязная? – спросил Шпатц, не рискнув сформулировать этот вопрос иначе.
– Вы хотели спросить, почему нужно непременно их убивать, герр Грессель? – Готтесанбитерсдорф оперся ладонями о стол, растопырив длинные пальцы. На указательном пальце правой руки масляно блеснул обсидиан перстня с выгравированным восьмилучевым солнцем, таким же, как и на флаге Вейсланда. – Ведь с первого взгляда кажется, что они просто одарены талантами, недоступными обычным людям? И создается впечатление, что это делается из соображений ксенофобии, просто чтобы уничтожить все непонятное, так?
Шпатц молчал и смотрел в неулыбающееся лицо Готтесанбитерсдорфа.
– Вселенная ничего не делает просто так, – доктор резко распрямился и вздернул идеально выбритый подбородок. – Любой дар уравновешивается изъяном, схожим по значимости. Любой из виссенов считает себя выше и значительнее человека. Их философия гласит, что они – лучшая версия людей только лишь потому, что получили что-то просто так. Не трудом. Не долгим и вдумчивым образованием. Не усилиями и победой над ленью, слабостью и невежеством. Не наукой и искусствами. И только в силу этого используют остальных как мясо. Когда вы подробно изучите историю, вы увидите, как печально заканчивались все попытки принять виссенов в общество людей как равных. Поэтому мы, как самая передовое и технически развитое государство, возложили на себя ответственность защищать человечество от это скрытой пока от большинства глаз угрозы.
Готтесанбитерсдорф замолчал, глядя поверх головы Шпатца. На портрет кайзера Зогга, висевший на противоположной стене. Его длинное лицо с пронзительно-ледяными глазами и глубокими складками губ украшало каждое значимое помещение в Гехольце. Кайзер следит за вами, кайзер заботится о вас, как бы напоминали эти изображения каждому обитателю карантинной зоны.
– А можно точно так же определить кровь вервантов, герр доктор? Есть тест, точно показывающий ее чистоту? – спросил Шпатц.
– Конечно же нет, герр Грессель, – Готтесанбитерсдорф улыбнулся. – Верванты – это просто старые аристократические семьи, строго блюдущие чистоту своей крови. Они обычные люди, даже более обычные, чем все остальные. Именно поэтому у них нет и не может быть потомства от виссенского отродья с любым процентом примеси грязной крови. Как я уже упоминал, разглашать эту информацию не следует даже инспектору Боденгаузену. Вы поймете. Позже.
Шпатц кивнул и встал. Отнял кусочек ваты от пореза на запястье – ранка уже перестала кровоточить.
– Я могу идти, герр доктор?
– Разумеется, герр Грессель, – Готтесанбитерсдорф слегка склонил голову. Как будто иронично выражая почтение. – И добро пожаловать домой.
Боденгаузен поднялся
с табурета, смяв газету в руке.– Герр Грессель?
– Все хорошо, герр инспектор, – напряжение отпустило и Шпатц улыбнулся. – Помнится, когда мы сюда только направлялись, вы что-то говорили о запасах шнапса? Самое время их использовать по назначению.
Боденгаузен облегченно выдохнул. Похоже, он и правда не подозревал ничего насчет вервантов. Он похлопал Шпатца по плечу, улыбнулся и направился к выходу, распрямив плечи. Все испытания были закончены, оставались только бюрократические формальности выдачи документов. Фактически, его работа была закончена – Шпатц официально получил статус фрайхера, подданного Шварцланда. И с этого момента они могут просто общаться как знакомые. Разумеется, им еще предстоит множество встреч – мягкий контроль над новыми гражданами не снимался сразу же за порогом карантинной зоны. Им ведь требуется помочь адаптироваться в обществе, найти работу и устроить свою жизнь здесь. И убедиться, что под личиной добропорядочного подданного в страну не просочился опасный враг.
– …когда я пришел домой в день смерти матери, я почувствовал себя чужим, – Шпатц отставил опустошенный стакан и слегка стукнул им по столу, показывая, что не против повторного наполнения. Он рассказал про отца и Джерд, про свои подозрения о смерти дяди, про то, что отец перестал обращать на мать внимания, еще когда он был совсем мелким. Про долгие разговоры, которые вела с ним Блум уже после того, как в доме появилась младшая жена. Она рассказывала про историю Вейсланда, про то, как строились исполинские невесомые люфтшиффы, про вагены, про идеальные мощеные дороги. Про то, как она любила свою родину. – Я собрал вещи и ушел, еще точно не зная, куда и что я буду потом делать. А потом меня накрыла тень – это снижался люфтшифф с восьмилучевым солнцем. Я понял, что надо делать. И вот я здесь.
– Если Блум была несчастна в Сеймсвилле, что мешало ей вернуться в Вейсланд? – Боденгаузен наполнил стаканы снова.
– Хотел бы я знать! – Шпатц сделал глоток и зажмурился. Жидкий огонь обжег пищевод и стал растекаться теплой волной по телу. – Может быть потому что…
На плацу ударил сигнальный колокол. Потом еще. И через короткий промежуток еще раз. Шпатц и Боденгаузен повернули головы к окну. Посреди плаца стоял инспектор Карденцанг, сопровождавший сразу двоих кандидатов – семейную пару откуда-то с юга. Мужчина и женщина стояли перед ними, а за каждым из них замерли четыре конвоира с невозмутимыми лицами.
– Шаур Фен-Фассель, Кара Фен-Фассель! – торжественно заговорил инспектор. – Вы презрели оказанное вам доверие, попытавшись проникнуть на территорию Шварцланда под видом обычных горожан. За вероломство вы приговариваетесь к смерти. Примите с честью вашу судьбу!
Женщина страшно закричала и рванулась в сторону. Мужчина побледнел и остался неподвижным, глядя как охранники схватили его жену. Она брыкалась как дикий зверь. Выла, рычала, срывалась на пронзительный визг. Рослым парням в форме приходилось прилагать немалые усилия, чтобы удерживать хрупкую женщину на месте. Инспектор стал медленно поднимать руку с тяжелым армейским пистолетом. Охранник справа ухватил женщину за волосы и с силой дернул голову вниз. Та замерла на мгновение в нелепой позе, задрав подбородок вверх и не переставая кричать. Раздался громкий хлопок выстрела, и плац погрузился в звенящую тишину. Охранники разжали руки, и тело женщины опустилось на плац нелепым мешком. Инспектор медленно перевел оружие на мужчину, не встречаясь с ним взглядом. Белые губы приговоренного зашевелились, как будто он пытался что-то сказать, но слова утонули в грохоте нового выстрела. Мужчина, дернувшись, рухнул на спину, голова с мерзким глухим стуком ударилась о черную брусчатку плаца. Инспектор вернул оружие в поясную кобуру, что-то тихо сказал одному из охранников, тот хохотнул и махнул рукой. Со стороны медицинского сектора выдвинулась процессия служащих в темно-зеленой форме. Охранники столпились над телами, один из них закурил. Инспектор махнул рукой и направился к жилому сектору.
Шпатц сглотнул и облизал пересохшие губы. Потянулся за стаканом. На плацу зеленые санитары деловито схватили оба тела за ноги и поволокли момо медицинского сектора. Шпатц никогда не заходил на хозяйственную часть Гехольца. Обратил внимание на несколько кирпичных построек, но ни разу не задумался об их назначении. Прачечная, котельная, кухня, что в этом может быть интересного? Дверь столовой открылась, четверо охранников с плаца вошли внутрь и присоединились к своим коллегам за большим столом в центре. Как всегда. Шпатц отхлебнул шнапса и выдохнул. Руки не дрожали.