Четверги в парке

– Не беспокойся, – проговорил он холодно. – Я не собираюсь тебя трогать.

Джини ничего не ответила, но эта ночь стала поворотной в ее жизни.

* * *

– Я так больше не могу, – сказала она Рите на следующее утро, когда они отъезжали от ректория, направляясь в магазин за газетами и хлебом. Она словно прозрела и мыслила совершенно трезво, хотя всю ночь не сомкнула глаз.

– О чем ты, дорогая? Сбавь-ка скорость, дороги ужасные.

– Я не могу больше жить с Джорджем. Я ухожу.

Впервые в жизни Рита не знала, что сказать.

– Я люблю его, конечно, люблю. Люблю, как любят того, с кем был близок почти всю сознательную жизнь. Но я не люблю его. Не так, как должна любить жена. И я больше этого не вынесу… этот бутафорский брак.

– Какой бутафорский брак? О чем ты? Останови; нельзя обсуждать такие темы на этих дорогах – мы погибнем.

Джини засмеялась и услышала в собственном голосе истеричные нотки. Какое облегчение – наконец осознать это. Она остановилась возле ворот, ведущих к полю; грязь подмерзла за ночь и скрипела под колесами. Зимнее солнце заливало лобовое стекло. Она заглушила мотор и сидела молча, положив руки на руль.

– Джини, что произошло? Это ведь не из-за вчерашнего глупого разговора. Он напился, дорогая. Мы все говорим глупости, когда выпьем.

– Он сказал правду; он мне больше не нравится. – Она искоса посмотрела на подругу. – Не хочу больше жить с ним.

– Разве не все проходят через это, когда давно женаты? Билл регулярно надоедает мне.

– Он мне не надоел, я просто не хочу больше заниматься с ним любовью. Честно говоря, мне противно, он мне неинтересен, и мне надоели его постоянные попытки контролировать меня. Последнее время я радуюсь только тогда, когда уезжаю в Лондон.

Рита прищурилась.

– Рэй тут ни при чем, так ведь?

Джини вздохнула.

– Ты же знаешь, все кончено, Рита, дело во мне – понимаю, что похожа на зациклившуюся на себе гостью ток-шоу Опры Уинфри, но я должна уйти от него. Иначе я точно зарежу его в один прекрасный день, а он такого не заслужил.

– Но почему так внезапно? Я думала, у вас здесь жизнь наладилась.

– Я старалась, поверь мне. Но прошлой ночью я поняла, что Джордж, судя по его словам, прекрасно знает, как я несчастна и как мне не удается обманывать ни себя, ни его, и вдруг осознала, что игра окончена.

– Гм. Значит, ты не боишься состариться в одиночестве, лишиться надежной опоры? А как же Джордж, один в Сомерсете?

– Джордж переживет, он непотопляемый, я уже убедилась в этом. Ты сама говорила: он всегда получает то, чего хочет.

Рита покачала головой.

– Он хочет только тебя, дорогая. Ты сама знаешь.

– Не такой, какой я стала теперь. Он же не мазохист.

– Значит… значит, ты действительно сделаешь это?

Джини кивнула, спокойно и глубоко вдохнув холодный воздух.

– Ты меня удивила. – Рита разглядывала ее, словно видела впервые. – Ты вдруг стала такой уверенной, решительной.

– Так и есть, – ответила она, улыбаясь. Груз свалился с ее плеч; груз, как она теперь понимала, который пригибал ее к земле много, много лет.

– Бедный Джордж. Когда ты ему скажешь?

– Наверное, когда вы с Биллом уедете. – Предстоящий разговор не вызывал в ней страха, а только грусть.

– Ох… ну и выходные вы нам устроили. А я думала, что за городом скучно. Дорогая, я не могу сидеть с вами и изображать счастливую семью… этого уж точно не будет. Лучше я позвоню Биллу, пусть скажет Джорджу, что у его директора передозировка, и надо возвращаться.

– Трусиха, – Джини печально улыбнулась.

Всю дорогу обратно они ехали молча.

– Может, тебе подождать, пока Шанти не родит? – спросила Рита неожиданно.

Эйфория прошла. Джини задумалась обо всем, что предстоит сделать, сказать, прежде чем она получит свободу. О Шанти она не забыла, малыша ждали через несколько недель; не забыла и о том, как предательство Алекса вызвало преждевременные роды в прошлый раз. Но, хотя ее пугала необходимость причинять боль своей семье, то, как и когда состоится разговор, не имело теперь никакого значения.

– Ты права, я так и сделаю, конечно.

– Дорогая, пожалуйста, обдумай все хорошенько.

Джини покачала головой.

– Понимаю, для тебя это неожиданность, Рита, но на самом деле это не так. Это назревало уже много месяцев, а может и лет.

– Но ты не казалась несчастной, пока не появился Рэй.

– Если бы он не появился, возможно, я и дальше влачила бы свое существование. Но уже давно прошло то время, когда я была счастлива с Джорджем.

– А кто счастлив? Когда долго живешь с человеком, не испытываешь уже ни трепета, ни возбуждения.

– Я все понимаю, но дело в том, что вас с Биллом связывают настоящие отношения. Я это вижу. Ты рада быть с ним, это стимулирует тебя, вы друзья и любовники, хотя иногда и приводите друг друга в бешенство.

Рита кивнула.

– Да, ты права, наверное, нам действительно повезло.

Джини свернула к дорожке, ведущей к дому, и остановилась. С минуту они сидели молча.

– Как я могу жить с человеком, с которым мне противно заниматься любовью? – воскликнула она, не ожидая ответа.

* * *

«Ах, милый, ты не одинок: и нас обманывает рок, и рушится сквозь потолок на нас нужда. Мы счастья ждем, а на порог валит беда…» [2] – Джордж любил повторять эти строчки из стихотворения Роберта Бернса, обычно сопровождая их проникновенным вздохом и ужасным шотландским акцентом, и однажды вечером, через две недели после того, как Рита с Биллом провели у них выходные, Джини, забыв о долге перед дочерью, высказала мужу всю правду.

Она вернулась из Лондона после восьми вечера в четверг. Джордж ждал ее на кухне, где горел только бледный свет над плитой, перед ним лежал незаполненный кроссворд и стоял стакан виски.

2

Перевод С. Маршака.

Он испытующее посмотрел на нее, словно надеясь найти в ее лице разгадку тайн Вселенной. Подобный досмотр был в порядке вещей после каждого ее возвращения из города, пристальный взгляд сопровождался бесконечными утомительными расспросами о том, что и когда она делала с точностью до минуты. Джини ненавидела это.

– Не смотри так на меня, – огрызнулась она в тот вечер.

– Я не смотрю.

– Смотришь. Постоянно.

Джордж пожал плечами, но не сводил с нее глаз.

– Хорошо съездила? – он уже не скрывал сарказма.