Четверо с базарной площади

Милиционер стиснул ему локоть и вывел со двора через калитку.

— Идем, идем…

Фат метнул взгляд в одну сторону, в другую — мужика нигде не было.

— Отпустите! — снова рванулся Фат. — У меня своих дел хватает — с вами ходить! Может, у меня сейчас как раз самое главное дело!

— Если будешь трепыхаться, — сказал милиционер, — поведу до самого отделения вот так… за плечо. Если будешь идти спокойно, пойдем рядом, вроде встретились знакомые — и гуляем. Понял? Не вздумай бежать.

— Идемте быстрей тогда! — обозлился Фат.

Но милиционеру спешить было некуда.

Пока шли, пока в приемной милиции Фат ждал вызова к дежурному, пробежало много минут.

А дежурным оказался тот самый капитан, что приезжал к убитому полковнику.

— О! — обрадовался он при виде Фата. — Старый знакомый! За что тебя?

— А я откуда знаю, за что! — ответил Фат. — Цапают на улице кого попало да еще плечи жмут! А кого надо цапнуть — гуляют!

— Кто гуляет? — спросил капитан.

— Все! — сказал Фат. — Корявый гуляет! И другие…

— Ну, может, они не все время будут гулять… — Капитан засмеялся, что еще больше не понравилось Фату. — Сержант! — крикнул капитан в дверь. — За что вы его взяли?

— Да вот, товарищ капитан, лазал по дворам… Я решил на всякий случай, думаю: из тех, может, из вчерашних…

— За этого я ручаюсь, сержант. Он не из тех. И впредь не ведите в милицию кого попало… Выпустите его.

Фат даже не попрощался, выходя из кабинета.

На улице он что было мочи пустился бежать назад, к Бурьянову переулку, метнулся в одну сторону, в другую… мужика в болотных сапогах нигде не было.

— Ми-ли-ция! — неистовствовал Фат на третьем этаже бывшего мужского монастыря, рассказывая о своих приключениях. — Кур ловить — и то умеючи надо! Так хорошо шло все!.. Ведь он, гад, следы запутывал! Теперь ищи ветра в поле… Сидят, хаханьки разводят!

Но ругаться Фат мог сколько угодно, а мужика в болотных сапогах надо было искать заново.

Результаты наблюдения Сливы

Пост у карт подходил Сливе как нельзя лучше.

Прятаться целый день в толпе сменяющихся посетителей было глупо — это сразу же вызвало бы подозрение. Слива не заметил, когда выбилась у него из-под кепки челка, и стоял, задрав голову, буквально в двух шагах от парня, который метал карты, лишь время от времени меняя свою позицию, когда его толкали в бок или в спину.

Парень, худой, щербатый, в потертой кожанке и в шляпе с изогнутыми во всех направлениях полями, настолько привык к присутствию Сливы, что даже подмигнул ему в короткой передышке между клиентами:

— Учишься?

Слива с готовностью кивнул.

— Ну, гляди, учись! Все кусок хлеба на старости лет! — Показывая щербатые зубы, парень захохотал. — Эй, отчаянные, налетай, кто озолотиться хочет! Ловкость рук, никакого мошенства! Все на ваших глазах, товарищи!

Торчать весь день на одном месте было, в общем-то, скучно. Слива часто и грустно дул в свой платок. Даже развернул его и сложил заново, поскольку две прежние стороны осьмушки сделались уже черными от карманов.

Люди подходили и уходили, оставляя щербатому парню две-три десятки. Но большинство подолгу держали руку за пазухой, то чуточку вынимая ее, то засовывая глубже, краснели, топтались на месте и делали то шаг вперед, то шаг назад.

Те, которые, повернувшись, уходили прочь от карт, начинали вдруг радостно улыбаться, как будто деньги, что остались у них в кармане, — не собственные, а дареные.

Мимо прошел Сергей Васильевич с Аркашей, сыном заведующего базаром. Предмет Сливиного поклонения был, как всегда, красив и недоступно равнодушен.

Из-под бинта на левой руке у Сергея Васильевича высовывались одни пальцы.

— Куда вы с отцом смотрите… — сказал Аркаша Сергею Васильевичу, не глянув на щербатого парня и все-таки заметив его.

Сергей Васильевич круто повернулся.

— А ну марш отсюда! — крикнул он так, что парня будто подняло ветром в воздух. — Последний раз предупреждаю! Чтоб духу не было!

Слива обрадовался, что пришел конец игре. Но едва Сергей Васильевич и Аркаша сделали шаг в толпу — щербатый, подмигнув Сливе, опять уселся на свою скамейку и привычным движением перекинул карты с места на место.

— Начальство обязано следить за порядком, — объяснил он Сливе, — мы обязаны слушаться и делать свое дело! — Парень опять засмеялся. — Ну, кто хочет озолотиться! Ловкость рук и никакого мошенства!

Все это тянулось почти до закрытия базара.

Лишь после того как щербатый сунул карты за пазуху, Сливе немножко повезло.

— Ну-ка, малый! За ученье деньги платят! Бери амуницию!

Слива не заставил уговаривать себя. Подхватил табурет и скамейку, воззрился на щербатого в ожидании новых приказаний.

— Куда бы нам сбагрить это на пару дней… — вслух прикинул щербатый. — Двигай за мной! Машутка! — постучал он в дверь зеленого ларька, что примыкал одним боком к тиру.

Машутка выглянула.

— Прими на хранение. Век благодарен буду.

Но Машутка, лет пятидесяти — шестидесяти, разразилась такими длинными проклятиями, что Слива на месте щербатого тут же удрал бы: «Одному то, другому то!.. Черти окаянные!..»

А щербатый дождался, когда она выдохнется, и сунул табурет со скамейкой в приоткрытую дверь.

— Последний раз, Машок. Клянусь честью старого жулика.

Женщина хлопнула дверью. Но табурет и скамейка остались у нее.

— Порядок, — заключил парень и, достав из кармана рублевку, дал ее Сливе. — На конфеты.

Слива хотел было заявить, что он не нищий, но вовремя вспомнил про конспирацию и с рублевкой в руке рассеянно уставился в спину парня.

А тот задержался у тира.

— Честь труду, Арсеньич!

— Здоров… — будто нехотя отозвался Арсеньич.