Четвертая Беты

— А что это за отдел? — поинтересовался Ила Лес. — В штате Охраны как будто нет такого.

— Нет, — отозвался Маран хмуро. — Это отдел писем Правления.

— Так я и думал. А ведь этот отдел был создан когда-то по инициативе Рона Льва… Разумеется, не для коллекционирования доносов, а для прямой связи с народом.

— Это ты хорошо выразился. Коллекционирование доносов. Именно этим и занимались в отделе, — мрачно сказал Серт. — На многих списках стоит гриф «отдел писем» и номер с пояснением соответственно закону о государственных преступлениях. Например, номер три — попытка свержения власти, номер пять — злопыхательство по адресу членов Правления и тому подобное. Такой список, составленный на основании письменных доносов, поступал членам высшего Суда, и те подмахивали сей документ по номеру… четыре — пожизненное заключение, три — смертная казнь и так далее. Потом готовые списки — конечно, уже без подписей! — вручались Начальнику Охраны, в его личном подчинении находилась особая группа по приведению приговоров в исполнение…

— Я не понял, — вмешался молодой могучий мужчина с дерзко красивым лицом. — Эти доносы не проверялись?

— Нет.

— А если они были лживые?

— Неважно.

— Но ведь они могли быть просто средством сведения счетов, продуктом деятельности всяких завистников, ревнивцев, карьеристов, да мало ли кого! Может, моему соседу нравится моя кастрюля для супа, и он напишет на меня донос, чтобы лишить кастрюлю хозяина…

— И так бывало.

— Но это же безумие!

— А ты думал, Дае, что Правление — средоточие разума? — спросил Маран иронически.

Дае!.. Дан с интересом всмотрелся в лицо ученого.

— Посмотрите, что получается, — продолжил тот, не отвечая на реплику Марана. — Сколько их было всего, пятеро? Значит, на каждого приходится по семь с половиной тысяч только смертных приговоров. Вы можете вообразить себе бандита, убийцу, совершившего убийство семи с половиной тысяч человек?

— Твоя арифметика не совсем точна, — заметил Серт Гала. — Из почти тридцати восьми тысяч больше двадцати приходится на Изия, он подписал эти приговоры один или вместе с Лайвой.

— Довольно! — нетерпеливо сказал высокий старик, сидящий рядом с Илой Лесом. — Что ты собираешься со всем этим делать, Маран?

Наступила сосредоточенная тишина. Дан слышал, как кто-то за его спиной наливал себе карну — видимо, трясущейся рукой, до него донеслось неровное звяканье горлышка о чашку.

— Я хотел бы сначала выслушать ваши предложения.

— А что тут можно предложить? — бросил тот же молодой парень. — Арестовать и судить, вот и все.

— Кого? — с сомнением сказал его сосед. — Всех пятерых?.. простите, четверых?

Градом посыпались реплики.

— Конечно, всех четверых.

— Судить и расстрелять!

— Ну уж и расстрелять… Они все-таки члены Правления.

— Тем более! Разве звание члена Правления освобождает от ответственности за совершенные преступления?

— Я согласен со Сватой, тут действительно не о чем говорить, все ясно. Но встает другой вопрос — а остальные? Ведь тридцать восемь, пусть сорок тысяч — это меньше одной пятидесятой двух с половиной миллионов. В стране действовали сотни судов, приговаривавших людей к смерти по смехотворным обвинениям.

— Да, но не суды приняли закон о государственных преступлениях…

— А ложные обвинения, сфабрированные доказательства, подложные улики?

— Надо расследовать деятельность Охраны, всех этих ее особых групп, спецотдела…

Дану показалось, что он ослышался, но нет. В комнате сразу воцарилась гнетущая тишина. Дан вдруг вспомнил страшно далекий эпизод под Вагрой — Маран и вокруг крестьяне… Странно, почему ему пришла на ум эта сцена, в сегодняшних лицах не было враждебности, скорее, смущение…

— Группа Серта Гала закончила работу по расследованию деятельности Высшего Суда четыре дня назад, — ровным голосом сказал Маран. — Два дня назад она получила новое задание. Серт…

Серт Гала вынул из нагрудного кармана сложенный лист бумаги, развернул его и громко прочел:

«Серту Гала в Малом дворце Расти. Немедленно приступить к расследованию деятельности Охраны, в первую очередь, работы особых групп и спецотдела. Глава Лиги, подпись, место, дата».

— Если кого-нибудь не устраивает Серт Гала, предложите другую кандидатуру, — голос Марана звучал так спокойно, словно речь шла о какой-то академической проблеме. — Есть возражения против Серта? Нет? В таком случае, вернемся к Высшему Суду.

— Мы ведь уже пришли к решению: арестовать и судить.

Маран покачал головой.

— Я не могу их арестовать.

— Почему?

— Не имею права. По Уставу вопрос об аресте члена Правления может быть решен только Большим Собранием.

— Чепуха. Разве когда Изий арестовал Мауро Тона и прочих, он запрашивал Большое Собрание?

— Так то Изий, — сказал Маран холодно.

— Ну и что? То, что смел делать Изий, можешь посметь и ты.

— Дело не в смелости.

— А в чем?

— Вы хотите, чтобы я стал продолжателем Изиевых традиций?

— Ты перебарщиваешь, Маран, — сказал сердито Ила Лес. — Арестовать этих палачей — святое дело, ради него можно переступить букву закона.

— Первую букву, потом вторую, десятую, сотую, а потом мы будем удивляться тому, что беззаконие стало нормой жизни.

— Есть случаи, когда необходимо и нарушить закон, и применить насилие.

— Неужели ты не пресытился насилием, Ила? Четырнадцать из двадцати лет своего существования Лига практиковала насилие — при Роне Льве ограниченное, при Изии безграничное. Не хватит?

— Евангелие от Мастера, — шепнул Поэт Дану на интере, в который раз поразив его своей восприимчивостью к языкам и понятиям…

— Что-то тебя заносит не в ту сторону, Маран. Без насилия не было бы ни Большого Перелома, ни самого нашего государства…

— …в нынешнем его виде. Не так ли? Помнится, совсем недавно тебя не слишком устраивал этот нынешний вид.

— Не путай одно с другим. Ты очень удачно выразился — насчет ограниченного и безграничного. Я считаю, что отвергая безграничное насилие Изия, мы не должны отказываться от ограниченного. В данных условиях другого выхода нет. В конце концов, давайте проголосуем. Я уверен, что с тобой никто не согласится. Ни один человек.

— Ну один-то человек со мной согласится, — улыбнулся Маран.

— Интересно, кто?

— Я, — сообщил Поэт из глубины своего кресла.

— Ну ты…

— И я, — бросил Лет, сидевший в дальнем углу.

Ила Лес повернулся к нему и стал рассматривать так, словно видел впервые.

— Я тоже согласен с Мараном, — заявил Дае. — Если мы решили, что путь Изия неверен, мы должны поступить с ним, как с неправильно проложенной железнодорожной веткой, то есть сделать на нем насыпь и поставить предупредительный знак. А не толкать наш поезд в болото, да еще бежать перед ним по гнилым шпалам с криками «Мы едем не туда!»