Четвертый кодекс

Он так и не узнал, воспринимали ли его эгроси как отдельную от предшественника личность, или как единую, или им было все равно. Это не столь важно. Он быстро понял, что Кромлех Первый ушел отсюда в момент кризиса общества Гротов. Все это очень напоминало ситуацию в Риме времен Цезаря – только вот Цезаря тут не было. Стремление к власти было не в чести у эгроси – особенно после Дня гнева. Но при этом они понимали ее необходимость. А предшественник просто не знал, что паломничество и жертва в развалинах Аделин-виири были частью его инициации – с тем, что он может возглавить Гроты и спасти эгроси от надвигающейся катастрофы.

Не в характере эгроси было рассказывать такое, да и даже внятно оформлять эту мысль телепатически. Их фаталистичный взгляд на мир предполагал, что сбудется то, чему суждено.

Сбылся второй Благой в паре с Благой, и Гроты приняли их. Не без борьбы – оппозиция имелась и там. Едва разобравшись в ситуации, Кромлех включился в поток здешних событий. Зачем – он и сам не очень хорошо понимал. Может быть, его терзала жалость к жизни и культуре разумных существ – ведь он пришел сюда из погибающего в огне мира...

Надо думать, примерно то же самое испытывала и его Благая. Ей, конечно, было гораздо тяжелее, чем ему – он хотя бы частично подготовился к подобным метаморфозам. Но ее сущность Прохожей – а она, конечно, была ею – помогла ей встроиться в чуждый мир и принять свое предназначение в нем.

Хотя, может быть, это просто была любовь...

Но, пожалуй, главное, что побуждало их здесь к действию – осознание присутствия грозного противника. Кромлех столкнулся с таинственным Хеэнароо и опознал в нем старого знакомого – часть циклического существа, членом которого был и земной Дельгадо. А в целом они являлись воплощением того, что сами называли Орлом – призрачной сущности, лицедействующей пустоты, пожирающей души. Она была везде – и нигде.

Кромлех не боялся видящих – они не смогли одолеть его на Земле, и на Марсе у них не получится. Они были для него лишь... да, мелким тираном, чья непреложная власть на поверку иллюзорна. Таковым, собственно, был и сам Орел, оформляющий эти образы пустоты в подобия существ-марионеток.

Хеэнароо и его дубли, хоть и старались, никак не могли нарушить путь Благих. Но были еще и развоплощенные – «подвески на бусах». Прохожие, игравшие роль богов на Земле, а на Марсе ставшие бестелесными скитающимися сущностями, служили печальным примером того, что может случиться с заплутавшими на магических дорогах смертными. Они были жутки, но безобидны – Благой пару раз столкнулся с тем же Болон Йокте (здесь его звали, конечно, иначе, но его имя не имело больше никакого значения), и не испытал ничего, кроме жалости и страха впасть в такое же состояние. Этот «приносящий несчастье» теперь сам был воплощенным несчастьем...

Они были не живыми и не мертвыми, и их неопределенный статус означал, что на реальность они не могли оказать никакого влияния. Но положение менялось, если за ними начинали следовать живые существа. Тогда они становились сильны и обретали власть вмешиваться в ход реальных событий. Эти были опасны.

Такой была Мать Тишины – Тайишаиш, Прохожая, в области майя именуемая Иш-Таб. Женщина-петля, побуждавшая людей убивать себя и переносившая их души в мир иной, а на эгроси насылавшая еще и трагическую любовь, равную по их понятиям суициду. Благой подозревал, что людям она была известна не только на Юкатане, и носила иные имена, но он не желал разбираться в этом...

Кукулькан совсем оставил писать – обхватив голову руками, полностью погрузился в воспоминания о своей жизни на Марсе.

Война с гриизьи была тяжелой и долгой. Вообще-то, аделин-эгроси воевали с ними все эпохи в Гротах. Это было лишь продолжением старого соперничества на поверхности, конец которому положил Аади-Иаасси. Но война, начавшаяся после того, как Благие стали владыками Гротов, по своему ожесточению и масштабу стала исключительной. Можно было подумать, что гриизьи воспринимают ее, как последнюю.

А может, так воспринимали ее не они, а толкавшая их в бой Тайишаиш. Парадоксальным образом она соединилась в умах гриизьи с образом Езоэевели, но уже не как Мать Утешения, а дарующая смерть Мать Тишины. Евгений никогда не видел такой воли к самоуничтожению – даже во время войны, когда население целых японских городков, при известии о позорной капитуляции своей страны, как один человек бросалось со скал в море. А гриизьи просто сражались так, словно уже прошли через смерть, и в этом была их великая сила.

Но зачем все это было нужно самой Тайишаиш, Кромлех понимал плохо. Скорее всего, ей наоборот необходимо было подтверждение своего бытия – нежить пыталась зацепиться за реальность. Евгению было на это наплевать: он не испытывал к ней ничего, помимо жгучей ненависти. Первым, что всплыло в его памяти, когда он осознал тождество Тайишаиш и Иш-Таб, было вздутое синюшное лицо его удавленного сына...

«Юра, Юра!..»

Даже сейчас Кромлех, человек, заканчивающий уже третью на своей памяти жизнь, породивший в разных мирах многих детей, видевший их взросление и зрелость, и кого-то из них хоронивший, застонал от застарелой боли.

«Господи, сделай так, чтобы он был жив, когда я вернусь!»

Илона поняла первой. На Земле она была серьезно верующей – как и многие молодые люди из послевоенного поколения, и став эгроси, страдала из-за отлученности от своей веры. Она никогда не говорила это мужу, но он видел и так.

– Здесь есть спасение! – радостно сообщила она ему однажды.

И Кромлех, на Земле вспоминавший о Боге лишь в самые тяжелые моменты, ее понял. Дело было не только в том, что он знал об интересе своего предшественника к учению Безымянного. Снова это был фактор телепатии: он же видел здешние ментальные общности – спокойно-обреченные эгрегоры соотечественников или яростный, но отчаянно алчущий смерти эгрегор гриизьи. Были и другие – общество Гротов древнее и сложное. Но ни в одном не было любви и надежды – кроме как у тех эгроси, которые славили древнего проповедника, убитого копьем.

Внутри обоих Благих жили люди и христиане, они могли понять, что все это значит и какую силу может иметь это учение... Но все эти расчеты, во многом исходившие из конкретной обстановки – аделин-эгроси проигрывали войну на уничтожение – были бы ничем. Если бы не...

Даже сейчас Кукулькану было трудно вспоминать тот сон – настолько он был ярок и... истинен. Да и сон ли это был... Женщина – он так и не понял, эгроси то была или человек – вся словно облаченная в аделинаам, протянула ему трезубое копье Гротов, говоря:

– Побеждай им.

Он взял его и победил.

Да, война продолжалась еще множество циклов – почти всю его долгую жизнь на Эгроссимойоне. Но с той поры как Благие привели Гроты под Копье Сына, гриизьи только отступали и умирали. И вместе с ними неуклонно слабела и теряла связи с реальным миром Тайишаиш. Пока окончательно не ушла из Гротов, присоединившись к бестелесным духам поверхности.

По крайней мере, Благие думали так.

«Илона, Кошка Лона...»

И эта боль тоже никогда не покинет сердце Евгения, кем и где бы он ни был.