Четвертый крестовый поход

В остальных землях латиняне не столь преуспели. Бонифаций Монферратский недолго наслаждался нелегко доставшимся ему королевством Фессалоники. В сентябре 1207 года он погиб в сражении. После долгого давления со стороны правителей Эпира в 1224 году грекам удалось завоевать Фессалоники. Однако наиболее серьезную угрозу для латинян представляла Никейская империя, располагавшаяся в Малой Азии. Иоанн III Ватац, правивший в 1222–1254 годах и впоследствии канонизированный православной церковью, изгнал уроженцев Запада из Малой Азии, занял плацдарм в Галлиполи на европейской стороне Босфора, а затем захватил Фессалоники, сжимая петлю вокруг Константинополя. После смерти Иоанна окончательный удар по латинянам нанес его полководец Михаил Палеолог, ставший регентом при сыне Иоанна, а позднее захватившем императорский титул. Мальчик разделил неминуемую участь проигравших царевичей — он был заключен в темницу и ослеплен.

В июле 1261 года греки стянули силы для нападения на Константинополь. Один из их сторонников открыл ворота, и авангард византийцев почти без борьбы занял город. Большая часть латинского гарнизона была занята в кампаниях в разных местах, а горожане в основном были рады возвращению прежних правителей. Такой оборот событий оказался столь неожиданным, что Михаил Палеолог не успел даже пересечь Босфор. Его сестра Евлогия услышала о случившемся ранним утром, пока брат спал в своем шатре. Она заползла внутрь и пощекотала его ногу перышком. Когда Михаил проснулся, она сообщила, что он стал правителем Константинополя. Подыгрывая ее радостному настроению, Михаил рассмеялся, но не поверил известию. Лишь когда вошел посланник с императорской короной и скипетром, он убедился в реальности происходящего. Господь действительно вернул Константинополь грекам. [647] Так было уничтожено основное достижение Четвертого крестового похода.

647

Harris, Byzantium and the Crusades, 173-4.

Фактически оказалось, что Латинская империя была лишним грузом, мешавшим освобождению Святой Земли. Она пала за тридцать лет до того, как свирепая династия мамелюков изгнала европейцев из Акры (1291), отметив окончание христианского владычества в Леванте вплоть до того момента, как в 1917 году в Иерусалим вступил британский генерал Эдмунд Алленби. По иронии истории, в последующие века, когда возродившаяся Византийская империя сражалась с могуществом турок-османов, папство пыталось сподвигнуть Западную Европу к новому крестовому походу для помощи обороняющимся грекам. [648] Эта попытка не удалась, и, когда османские войска в 1453 году взяли Константинополь, он был навсегда потерян для Запада.

648

Housley, The Later Crusades, 80-117.

ПОСЛЕСЛОВИЕ «Науку ведения войны, которую не практикуют заранее, не так просто возродить, когда в ней возникает потребность»

Четвертый крестовый поход окончился полным крушением своей изначальной цели — завоевания Иерусалима. Разорение Константинополя создало экспедиции, обратившей его против христиан, прочную дурную славу. Причины, по которым кампания двинулась по этому трагическому пути, многочисленны и тесно переплетены друг с другом. Но невозможно отрицать, что ценой некоторого недовольства современников Рим, венецианцы и многие участники похода достигли значительного прироста своего влияния и богатства — пусть зачастую и кратковременного. Нападение на Константинополь помогло также свести некоторые старые счеты. Папство видело, как византийцы открыто препятствовали прежним действиям крестоносцев и даже возобновили дружественные отношения с Саладином. Венецианцы помнили об изгнании своих сограждан из Константинополя в 1171 году. У Бонифация Монферратского, руководителя крестового похода, были личные причины недолюбливать византийцев: один из его братьев, Ренье, был убит греками, а другой, Конрад, вынужден бежать из Византии, спасая свою жизнь.

Некоторые другие аспекты создавали еще большее напряжение между Византией и Западом в период до 1204 года. Раскол между православной и католической церквями относится еще к 1054 году. Постоянные конфликты между армиями крестоносцев и греками начались со времен Первого крестового похода. Жестокие погромы живущих в Константинополе уроженцев Запада в 1182 году оказались самым заметным событием в цепи взаимного недоверия и неприятия.

Сторонники каждой партии неоднократно изображали своих противников упрощенно, враждебно и карикатурно. Уроженцы Запада считали греков лживыми изнеженными еретиками. Одо из Дейла писал, что у них «вовсе нет мужественной силы ни в словах, ни в духе… Они считают, что ничто из делающегося ради священной империи не может быть сочтено клятвопреступлением». [649] Византийцам же, как намекал Никита Хониат, уроженцы Запада были не менее неприятны.

649

Odo of Deuil, Journey of Louis VII, 57. При внимательном рассмотрении даже Одо может предложить более мягкий взгляд на характер греков. См.: Phillips, «Odo of Deuil's De profectione Ludovici VII in Orientem as a Source for the Second Crusade».

«Между нами и ними [латинянами] разверзлась обширная пропасть. Мы находимся на разных полюсах. У нас нет ни одной общей мысли. Они упрямы, выставляют напоказ свою отвагу и смеются над нашей скромностью и обходительностью. Мы же приравниваем их высокомерие, хвастовство и гордость к соплям, которые заставляют держать нос высоко, и попираем их могуществом Христа, давшего нам власть наступать на змея и скорпиона». [650]

Эти чувства лежат на поверхности взаимоотношений между уроженцами Востока и Запада, но в 1204 году они не были особенно актуальны. Существовали и другие моменты. К примеру, в 1192 году греки разорвали дружеские отношения с мусульманами. Кроме того, хотя Иннокентий вынудил Алексея III помочь Четвертому крестовому походу и угрожал императору в случае его отказа, папские письма 1202 года были гораздо более мягкими. Венецианцы возобновили торговлю с греками (несмотря на то, что компенсация за 1171 еще не была выплачена), и в Константинополе снова поселилось сообщество выходцев из Западной Европы.

650

NС, 167, хотя здесь приведен более вольный перевод из Хасси: Hussey, Cambridge Medieval History, IV, Pt ii, 81.

Однако, несмотря на такое потепление, внутренние сложности сохранились. Наличие этих разногласий давало повод для одобрения, оправдания или хотя бы объяснения нападению на Константинополь — но их было недостаточно, чтобы подтолкнуть к столь решительному шагу, как организация планомерной осады великого города. Следовательно, не может быть и речи о продуманной заранее идее захвата Византийской империи какими бы то ни было силами, участвовавшими в крестовом походе. [651]

651

Queller, Latin Conquest of Constantinople, 19–54.

Причина, по которой Четвертый крестовый поход в конце весны 1203 года повернул в сторону Константинополя, крылась, по иронии судьбы, в приглашении со стороны греков — в просьбе царевича Алексея помочь ему и отцу занять долженствующее им положение в Византийской империи. Не будь этого обращения, едва ли экспедиция направилась бы в сторону Константинополя. Чтобы объяснить, почему европейский флот направился к Босфору, а не к Египту или Святой Земле, следует прежде понять, почему было принято предложение царевича.

И здесь нам открывается ахиллесова пята всего предприятия — недостаток людей и денег. Эти отнюдь не новые обстоятельства стали основными причинами крушения Второго крестового похода в 1148 году. Ричард Львиное Сердце извлек из него уроки при подготовке к Третьему крестовому походу, однако в 1201–1202 годах те же проблемы неожиданно всплыли снова. Впрочем, у Четвертого крестового похода была дополнительная компонента — соглашение между французами и венецианцами. Необходимость выполнения пунктов договора сыграла существенную роль в формировании и направлении экспедиции.

Несмотря на то, что к весне 1201 года французские посланцы в Венеции знали, что правители Англии, Франции и Германии едва ли примут участие в кампании, все же они назвали чрезвычайно высокое количество участников экспедиции — 33 500 человек. Но к лету 1202 года в Венеции собралось лишь около 12 000 человек. Рассуждая о причинах такого недостатка воинов, надо не забывать о непредсказуемости проповедей Фулька Нейского и о еще более значимом событии — кончине Тибо Шампанского. Потеря популярного и активного лидера одной из крупнейших европейских династий крестоносцев в критический момент самым плачевным образом отразилась на настроениях потенциальных участников похода. [652] Руководство столь влиятельного человека и его возможности могли бы убедить немалую часть знати присоединиться к движению и помогли бы создать критическую массу воинов, необходимую для ведения боевых действий. Кроме того, его преждевременная смерть и отсутствие в Шампани взрослого наследника побудили многих забыть об отъезде из-за опасений возникновения борьбы за наследство. [653]

652

GV.36-9.

653

Evergates, «Aristocratic Women in the County of Champagne», 80-5.

Однако поскольку французы были связаны обязательствами перед венецианцами, возможности отступления не было ни у одной из сторон. Масштаб участия венецианцев в предприятии был огромным. Дож Дандоло не мог отступиться, хотя использование им задолженности крестоносцев для прикрытия дальновидных политических и экономических планов венецианцев в Заре с точки зрения морали тоже было весьма сомнительным.

Готовность крестоносцев рискнуть папским расположением, напав на город, находящийся под покровительством короля Эмико Венгерского, принявшего знак креста (сколь бы спорным ни было использование им этого статуса), демонстрирует зависимость французов от венецианцев. В этом же эпизоде проявляется и стремление крестоносцев не допустить задержки экспедиции. Нельзя не заметить их готовности продолжать священную войну.