Четвертый поросенок

— Я думал — он местный.

— Знаком, что ли с Фёдором? — Кирилл сделал какой-то знак содержателю кафе.

— Ага. Нормальный мужик. И моя к нему серьёзно относится, — кивнул Савельев на Маруську.

— Постой, есть уже у Федьки коряга. И если он её обидит, я ему, засранцу, ноги повыдергаю, — вскинулся Матвеев. А Василий заржал и, положив руку на плечо собеседника, удержал того от подскока:

— Маруся не дочка мне, а жена. С сыном твоим они учились в одной школе. И, это, фиг ты ему теперь что повыдергаешь — его рукопашке сперва Меф учил, и потом Манул. У меня в роте ребята на равных спарринги с ним проводят, как со взрослым.

— Чёрт! — хлопнул себя по лбу Кирилл. — Понимаешь, близнецы в доме — постоянный вихрь хлопот. С работы бегу на подмену жене, пока она совсем не свалилась с ног. А тут сынок наведался с невесткой — нам с супругой вроде как каникулы на сегодня. Совсем за делами домашними мозги загустели — ведь мог же сообразить, что неоткуда у тебя здесь взяться дочери, — в этот момент подошёл содержатель кафе и стал переставлять на столик с маленького подноса графин, рюмки, закуски…

— Раздели со мной радость отдохновения, Вася. Этот коньяк с берегов Янтарного моря впитал в себя тепло закатных лучей Гаучо. И раздобыть его можно только у Фомы. Исключительно во второй половине дня.

Мужчины выпили по рюмочке. Следуя примеру Кирилла, Василий положил на язык какой-то подвяленный фрукт и прикрыл глаза от удовольствия. Послеполуденный зной буквально давит на землю в двух шагах, сразу за пределами тени навеса, а тут вполне себе уютно, и лёгкое движение воздуха приносит свежесть от протекающей неподалеку речушки.

— А вот теперь смотри! — доносится голос Маруси. — Пуля типа «Дартс» для крупнокалиберного зенитного пулемёта ложится в этот ствол, как будто всегда тут была. Нет, заряжать охотничье ружьё обычной конической рискованно — может разорвать. А у этой стрелки мягкий поясок — видишь, даже рукой проталкивается по стволу. Остаётся сообразить, как снарядить обычную охотничью гильзу, чтобы не допустить прорыва пороховых газов.

— Это что, малыши соображают, как из дробовика винтовку сделать? — приподнял бровь Матвеев и разлил по второй.

— Они много чего соображают там в своей колониальной школе, — размягчённо согласился Савельев. Только дробовиков с сужающимися стволами на планете не уважают, потому что жаканом или пулей стрелять становится рискованно. — Так говоришь, коньячок этот только здесь бывает, и именно после полудня?

— До захода Гаучо, — донеслось от барной стойки. — В другое время его пить — деньги на ветер.

С улицы зашёл Представитель Президента. По местному обычаю все дружно сделали вид, что не узнали его. Фома плеснул в собачьи миски под стойкой чего-то из холодильника, и два «случайно» заглянувших сюда мегакота заработали языками, восполняя недостаток влаги в организмах.

— Привет, Маруся, — пришедший выложил на стол какую-то железяку. — Здорово, Нах-Нах. Вот какая у меня затворная рама выпилилась. Ну-ка, совмещаем, — ребята принялись чем-то позвякивать и скрежетать. Потом у них хрустнуло…

— Зашло! — обрадовался Федька.

— Входит и выходит, — разулыбалась Маруська. — Ты беги Стёпка, пока тебе от жены не влетело, — подала она поставленную на соседний стул корзинку с бутылочками. — Мы сегодня же машинку отстреляем и всё тебе про неё расскажем, — Представитель Президента заторопился, а Фома принёс ребятам жёлтый напиток в высоких бокалах. В наступившей тишине можно было расслышать даже шипят лопающиеся пузырьки газа.

Мужчины разлили по следующей.

— Вась, ты понял, что это было? — спросил Кирилл, кладя на заплетающийся язык пластиночку вяленой икры.

— А чего я? Ты же у нас местный, — Савельев тоже заметно размяк от доброго коньячка.

— Не. Федька может и станет местным, а я так до конца тутошнюю фишку и не просекаю.

— Дык, чего просекать-то? — отозвался из-за стойки Фома. — Окромя Степашки-тирана конструкторов стрелкового оружия на планете нет и отродясь не бывало.

— Допустим, — Василий с любопытством посмотрел на просвет бутылку с солнечным напитком и, убедившись, что не всё ещё кончено, продолжил. — Но причём здесь Марусенька?

— А кому прикажете работать над вооружениями снайперских формирований, как не ей, пока Бероева и дочку выкармливает, и в школе преподаёт!

— Не, ну знал я, что тут одна большая деревня, но чтобы настолько! — Кирилл тоже проверил уровень жидкости в бутылке и снова наполнил рюмочки. — Но причём тут мой сын, может быть ты и это знаешь, мил человек? — обратился он к содержателю заведения.

— Ну ты спросил! — поскрёб в затылке Фома. — А только, на мой взгляд, Нах-Нах — он никогда лишним не бывает.

Маруся с Федькой ушли и унесли с собой ружьё. На веранде стало совсем тихо. Оба посетителя приняли ещё по одной и дальше не торопились.

Нега, истома, умиротворение — вот что читалось в их взглядах. Продолжалось это довольно долго. До тех пор, пока на веранду не вернулся Представитель Президента.

— Кирилл, Сергеевич! Вы не будете возражать, если я поговорю с вами о Фёдоре? Нет-нет, Василий Петрович! Вы нам совершенно не помешаете, тем более, что в курсе вопроса.

Заручившись согласным кивком, Степан получил от содержателя кафе толстостенную кружку с чем-то прохладным, и устроился на свободном стуле:

— Проблема заключается в том, что Фёдор общается с инопланетянами, но наотрез отказывается сообщить хоть что-нибудь определённое про свои контакты. Надеюсь, вы понимаете, насколько важно для нашего небольшого человечества, оказавшегося в изоляции, наладить хоть какие-то контакты с соседями. Но всё упирается в его непробиваемое упрямство.

Мы по-разному пытались к нему подъехать, от убеждения до вплоть почти неприкрытого подкупа — ничего не помогает. Методы же устрашения или принуждения, как полагают знающие Нах-Наха люди, применять к нему вообще бесполезно — в ярости он непредсказуем. Может быть вы сможете хоть чего-то добиться, пользуясь отцовским авторитетом?

— Авторитетом? Знаете, пока мы с ним находимся в согласии, действительно можно заподозрить, что моё слово для него что-то значит. Собственно, до сих пор никаких противоречий и не было. Но рявкнуть на сына или топнуть ногой я уже позволить себе не могу. Попросить? Уговорить? Это вряд ли, — Кирилл вздохнул. — Его воспитала моя сестра, а это гарантия того, что характер у парня твёрдый. Он может обгадиться от страха, но не отступит. Если он что-то полагает своим долгом — ничего с этим поделать невозможно.