Четвертый Рейх
Шрифт:
Мысль была верной. Со временем прошло и это. Кляйн смирился, немного ожил. Достаточно для того, чтобы существовать и плыть по течению. Не достаточно для того, чтобы жить в полную силу, самостоятельной жизнью. Карл Кляйн превратился в тень Вернера фон Брауна.
Вернер таскал его за собой всюду. Кляйн был посвящен во все его проекты. Более того, участвовал во всех этих проектах. Но прав никаких не имел. Для окружающих, он либо не существовал, либо существовал в жизни Вернера как любимая собака. Всегда рядом, при этом не фигурируя ни в одном документе. Впрочем, о реальном положении
Такой расклад всех устраивал, но напоминать об этом Кляйну — было ударом ниже пояса. Жестоко и низко.
— Прости, — извинился Вернер. — Не хотел тебя обидеть.
— Все в порядке, — робко улыбнулся Карл, снова поворачиваясь к другу. — Я тот, кто я есть. Чего уж…
— Я, правда, не хотел.
— Забыли. Давай лучше о деле.
— О деле. — Вернер провел рукой по лицу. — О деле… Приехал фюрер, посмотрел на разработки и не впечатлился. Не знаю, что ему рассказали о нашей работе, чего он ждал здесь увидеть, но он не впечатлился. А от его впечатления зависит все.
— Не стоит так, Вернер. Он думает о стране, о народе, обо всем. Мы с тобой мыслим в рамках нашей узкой области. Он — значительно шире. Лучше подумай о другом пути.
— Другой путь? В этой стране я попробовал единственный возможный путь и уперся в тупик, Карл.
— Ты шел в лоб, попробуй в обход.
— Что? — опешил фон Браун.
Кляйн потер ладони и привычно захрустел пальцами. Вернер вдруг, напротив, успокоился. Мысль, посеянная Карлом, уже двигалась вперед, обрастая подробностями.
Он пошел в обход. Крупномасштабные работы по ракетной тематике продолжались полулегально, под прикрытием Шпеера вплоть до сорок третьего года. В сорок третьем фюрер вновь заинтересовался ракетчиками, и ему предоставили такие результаты, что Пеенемюнде мгновенно получил статус самого важного объекта.
Многие шептались про секретное оружие Гитлера. Разговоры были не беспочвенными. Вот только Фау-2 по сравнению с настоящей секретной разработкой выглядела новогодней шутихой.
Вернер фон Браун не разменивался на мелочи и оставался верен себе и своей мечте. Он все еще хотел полететь к звездам. «Оружие возмездия» было для него второстепенным проектом. Мелкой костью, которой можно было отмахнуться от сильных мира.
Подачка была рассчитана на не самых умных людей. И тот же Шпеер, покрывавший ракетчиков, заглотнул эту подачку, счастливо брызнув слюной. Можно было предположить, что ее схватит и фюрер, особенно если учесть, кто и как будет преподносить ему информацию. Но Гитлер был далеко не глуп. Заинтересовавшись Фау-2, он копнул глубже и разузнал все. И о проектах фон Брауна, и о реальных достижениях, и о его гениальном приятеле-калеке.
На фон Брауна было составлено настолько подробное досье, что родная мать, должно быть, знала о нем меньше. Фюрер теперь знал больше и сделал определенные выводы. Неприятные для фон Брауна и фатальные для самого Гитлера. Впрочем, тогда об этом никто не догадывался.
Немец застонал и пошевелился. Грубоватое лицо исказила гримаса боли.
Александр не без удовольствия смотрел, как тот открывает глаза, видит перед собой
вырубившего его человека, осознает, что руки и ноги связаны.Коренастый увидел и осознал. Переменился в лице. Глаза стали растерянными, испуганными, наполнились непониманием. Александр сидел на притащенном из столовой стуле и наблюдал.
Пленник выглядел паршиво. Удар прикладом получился удачным: челюсть, скула, висок — половина лица у фермера посинела и отекла. На губах темнела запекшаяся кровь. Пальцы перетянутых веревкой рук слушались плохо.
Но жалости к нему Погребняк не испытывал, скорее наоборот.
— Кто вы? Что вам нужно? — выговор у немца был странный.
Язык отличался от знакомого немецкого, отдавал какой-то архаикой. Да и поврежденная челюсть давала о себе знать.
— Вопросы буду задавать я, — спокойно отозвался Александр.
Внутри все кипело, тем приятнее было сохранять внешнее хладнокровие. Он поднялся со стула, подхватил связанного подмышки, помог подняться и усадил на стул. Сам встал напротив.
— А ты будешь отвечать, — закончил он. — Понятно?
Фермер кивнул и снова сморщился. Да, удачно прилетел приклад.
— Как зовут?
— Гюнтер.
— Хорошо, Гюнтер. Для начала неплохо. — Погребняк с хрустом размял пальцы.
Немец заерзал, напрягся, словно хотел порвать веревки.
— Зря стараешься: веревка из твоего гаража. По-моему, очень неплохая.
Александр подошел ближе, медленно склонился к коренастому. Фермер дернулся и затих. Он не понимал, Александр точно видел это, не понимал, что происходит и почему это происходит с ним, в его доме.
— Страшно? — шепнул Погребняк в самое ухо. — Не бойся. Если будешь слушаться, больно не будет.
— Что вы хотите от меня? — голос немца по-прежнему звучал грубовато, но теперь в нем на самом деле сквозил страх.
И этот напуганный, ничего непонимающий мужик застрелил его Осьминога. Зачем? Тоже от непонимания или из страха? Александр сжал кулаки, чувствуя, что хочет убить немца.
— Сначала ответишь на пару вопросов, — сухо произнес он. — Потом посмотрим. Возможно, поможешь. Потом я тебя отпущу.
Пленник снова кивнул. Видимо, понимание перспектив его немного успокоило. Скотина.
— Зачем ты его убил? — спросил Погребняк как можно мягче.
— Кого? — пленник удивился. Кажется, вполне искренне.
— Осьминога.
Александр посмотрел за спину пленнику. Туда, где все еще лежал мертвый Осьминог. Как их хоронят и хоронят ли, он не знал, потому просто укрыл тело скатертью. Немец видеть труп не мог, но понял, о чем речь.
— Это животное. Дикое животное, и оно забралось ко мне в дом.
— Он не животное. Они разумны. Они не убивают вас. Почему же вы?..
— Нет у них никакого разума, — замотал головой Гюнтер. — Да они что-то лопочут, даже поддаются дрессировке, но причем же здесь разум?
Погребняк посмотрел на немца со злостью. Тот в самом деле не понимал. Или очень хорошо прикидывался.
— Они животные, — уверенно повторил немец. — Есть хорошие животные, которых приручили. Есть даже очень хорошие. А есть дикие. Дикое животное проникло в мой дом, я его застрелил. Что в этом такого?