Четвёртый
Шрифт:
Наверное всё-таки есть чего боятся. В четвёртый день месяца, когда наступают сумерки, видят бродяги как по базе бродит долговязая тёмная тварь. Схожая обликом с человеком, но жуткая до одури. И несёт от этой твари мертвечиной. Ночью-то совсем невмоготу. Кто по умнее да по опытнее стараются на ночлег в доме устроиться, а те кто в палатках ночует, — совсем не спят, уж очень неуютно в Обители становится. Хоть хватай пожитки и беги.
Говорят, это неприкаянный дух того погибшего, что проклял братьев приходит за ними каждый месяц, аккурат в четвёртый день, когда смерть его настигла. Ищет Степана, чтобы отомстить за вероломство.
Что
1
Проклятый ящик теперь был в безопасности. Он прочно стоял на каменистой насыпи. Облезлый, со сколами на фанерных боковинах, железными ручками с торцов, запертый на висячий замок.
– Братишка-а-а!
– истошно закричал Кондрат.
– Как же ты та-а-ак!
Степан приглушённо застонал и размашисто прикрыл ладонью глаза. Отчаянный жест, минутная слабость, боль потери — для стороннего наблюдателя этот красноречивый жест был более чем понятен. Четверо братьев, четверо лихих наёмников. Сколько дел они провернули вместе, в каких только передрягах не побывали. И ведь всегда сухими выходили из переделок. Всегда возвращались домой. А в этот раз всё пошло кувырком. Сначала проводник ногу себе распорол штырём, затем отряд заплутал и десять здоровенных мужиков сутки ходили кругами. И вот в довершение всего такое несчастье.
Степан тряхнул головой и окинул взглядом оставшихся в живых. Братья Захар и Кондрат. Тромбон, Сенька Гвоздь, Борька Толстолоб остальных, включая брата Федьку унесла проклятая бездна. В Зоне никогда нельзя просчитать последствия своих действий. Казавшийся прочным мостовой пролёт рухнул под тяжестью четырёх парней, словно был сделан не из железных балок, а из хлипких дощечек.
Они шли последними, и в арьергарде, прикрывая спину остальным, двигался Федька младший брат, которого он опекал и о котором заботился как родной отец.
Степан распоряжался чужими жизнями расточительно не ведая ни жалости ни сострадания. И те трое, что рухнули с двадцатиметровой высоты на дно оврага были для него не ценнее пивных пробок. Иное дело Федька — разве он сможет простить себе его гибель?
– Надо спуститься!
– сказал Степан.
– Может он ещё жив!
– С ума сошёл?
– отозвался Тромбон.
– Знаешь, что говорят про эти овраги?
– Мне плевать, что про них говорят. Там Федька, и я должен по-человечески его похоронить.
– В этих оврагах, в этом проклятом тумане живут демоны, - рявкнул Тромбон.
– Нельзя спускаться в туман.
– Вот ты туда и пойдёшь, - Степан вынул из кобуры пистолет и направил его на приятеля.
– Будешь мне помогать. Понял?
Чуть ли не на карачках, ругаясь на чём свет стоит, они долго сползали в овраг, каждую секунду рискуя скатиться вниз кубарем и переломать кости. Спускались втроём: Степан, Кондрат и Тромбон. Скользкий глинистый склон, осклизлые от гнили остатки деревьев, липкий удушливый туман. Это был не обычный туман какой бывает с утра в деревне. В нём отчётливо ощущался какой-то напоминающий копоть привкус. Дышалось тяжко, порою казалось, что этим туманом можно захлебнуться. На дне оврага журчал ручей. Трава здесь не росла, зато всюду торчали покатые бока бутового камня, которым когда-то укреплялась железнодорожная насыпь.
– Не надо было сюда лезть!
– процедил Тромбон.
– Заткнись!
– процедил Степан.
– Лучше гляди по сторонам, чтобы никакая падла на спину не запрыгнула!
Командир запрокинул
голову и посмотрел на контур моста едва различимый в зыбкой мгле. Обратный путь представлялся ещё более сложным. Ползти и ползти.Железные балки обрушившегося пролёта валялись в десяти метрах поодаль. Среди них трупы погибших компаньонов.
Степан посмотрел на Кондрата и двинул его плечом.
– Пошли!
– кивнул он.
– Надо братишку забрать!
2
Федька лежал в сторонке. Наполовину в жидкой грязи, за кучей камней и почерневших веток.
– Как же так его угораздило?
– опять запричитал Кондрат.
– Не хотел он идти в этот рейд, как будто чувствовал.
– Перестань выть!
– жёстко одёрнул Степан.
– Ничего не поправишь, так чего душу травить?!
Он с силой пихнул брата в грудь и, перешагнув через бревно, остановился рядом с телом Федьки.
Помедлил немного, нагнулся и перевернул тело лицом вверх. Ссадины на коже, сломанная рука, рёбра... И вдруг он увидел как что-то чёрное, блестящее и плоское стремительно заползло в перекошенный рот Федьки. Увиденное настолько потрясло, что он отскочил от тела брата как ошпаренный.
– Мать тебя так!
– процедил Тромбон.
– Что это за мразь у него в пасти?
Приятель стоял за спиной и опасливо смотрел на Федьку.
Степан отступил на шаг, покосился на Тромбона и сморщился от брезгливости. Чёрный заострённый краешек, торчавший изо рта Федьки пошевелился, ритмично задрожал и окончательно скрылся из вида.
– Паразит какой-то, - проговорил Степан.
– Может червяк, или...
От его слов Кондрата вырвало. Он отбежал в сторону и начал натужно кашлять.
– Говорил здесь живут демоны, - зашептал Тромбон.
– Люди врать не станут!
И вдруг Федька зашевелился. Сначала робко завозился по грязи руками, затем захрипел и, распахнув глаза, конвульсивно вздрогнул.
– Живой!
– закричал Степан.
– Он живой!..
десять лет спустя
Степан заковылял к железной двери, открыл её и заглянул в комнату. Федька сидел на стуле запрокинув голову назад. Скрюченный, посеревший, безжизненный, но живой. Об этом говорило сиплое дыхание и ритмичное подрагивание рук.
«Живой!.. Он живой!..» - слова так в голове у Степана и застряли. Но был ли он живой по-настоящему? Мысли вернулись на десять лет назад. Тогда он сразу понял, что существо, которое они притащили к лекарю в «Эдем» к родному брату Федьке имело весьма отдалённое отношение. Ни единого проблеска разума, только рефлексы и примитивный набор потребностей. Даже у домашних животных больше. Доктор возился с ним неделю, но привести в чувство, несмотря на все усилия так и не смог.
– Здесь ему не помочь, - сказал лекарь.
– Вези на «Большую землю».
Про мерзкого паразита проникшего в тело брата он умолчал. Для себя Степан решил, что станет заботиться о Федьке до тех пор пока тот не выздоровеет.
Но шли дни, а никакого положительного результата не наступало. Раны зажили, кости срослись, но разум остался в потёмках. Жизненные процессы ограничивались лишь естественными потребностями.
В подвал спустились Кондрат и Захар. У обоих в руках металлические клещи какими кузнецы удерживают на наковальне раскалённые болванки.
Братья остановились за спиной Степана и молча уставились на неподвижную фигуру в глубине комнаты.