Четыре дня, четыре ночи
Шрифт:
Кухню уже давно съела тьма, лишь тусклое мигание экрана привносило в комнату какую-то пусть и мрачную, но все же жизнь. «Надо ложиться спать, – подумал мужчина. – А завтра с утра пойду на толчок, пройдусь, погляжу джинсы. Скоро наступит лето, придет жара, а у меня джинсы все плотные, теплые… нужно купить полегче… А теперь, пора на боковую».
Руслан отодвинул стул и поднялся, он неторопливо взял со стола чашку с остатками кофе, и, развернувшись, шагнул к раковине, да поставил ее на жестяную, давно не чищеную поверхность, даже не помыв и не вылив из нее остатки напитка. Затем все также неторопливо и неспешно подкрутил кран, чтобы оттуда не вылетали капли воды, и, пошел вон из кухни, на миг, задержавшись возле телевизора, бросив последний взгляд в довольные лица граждан и протянув руку, нажал кнопку «Off-On». И тотчас, когда кухню поглотила непроницаемая тьма, что-то громко звякнуло позади него в раковине, из крана вырвалась и полетела вниз огромная капля воды, да гулко ударившись о темно-коричневую поверхность кофейного напитка, утонула в нем.
Руслан услышав, звенящий колокольчик, поспешно выскочил из кухни, и, повернув направо, вбежал в комнату, да также поспешно включил свет. Три лампочки ярко вспыхнули в изогнутых рожках стеклянной люстры, изображающей раскрытые бутоны роз, и без задержки осветили комнату. Наполнили ее искусственным, мертвым светом, но все же светом и в тот же миг колокольчик, перестав трезвонить в кухне, смолк. Мужчина порывисто выдохнул, переполнивший легкие воздух, и утер ладонью проступивший на лбу пот, подумав, что это наверно от одиночества и пережитого у него стало не в порядке с головой. В комнате, где четыре с половиной года, он и Танюша были по-настоящему счастливы, все было по-простому, на покрытом линолеумом полулежал кофейно-голубой палас, кремовые обои на стенах несли на себе какие-то коричневатые, нелепые мазки, ни о чем не говорящие. Справа от двери впритык к стене стояли два широких бурых кресла, а напротив них на противоположной стене громоздился раздвинутый диван сверху укрытый несвежим, давно не стиранным постельным бельем. На диване также поместились две небольшие подушки в таких же грязных, давно не стиранных наволочках и Барсик. Кот лежал на боку, прямо на одной из подушек и раздосадовано постукивал хвостом по пледу, недовольный тем, что включили свет.
– Ах, ты, паршивец! – злобно крикнул Руслан и торопливо шагнул к дивану.
Барсик открыл глаза, и, увидев разгневанное лицо хозяина, попытался ретироваться с дивана, но в связи с тем, что долгие три года своей жизни он был любимцем и баловнем, которого не только холили, но и сытно, хорошо кормили, быстро слинять не удалось, и потому толстый кот, все же получил, как ему и было обещано, пинка под зад. Барсик улетел прямо к деревянному шкафу-купе, что стоял у стены и хранил в себе небогатый скарб хозяина, и, стукнувшись об одну из двигающихся створок в каковую было вставлено зеркало, остановил свой полет. Приземлившись на палас, кот медленно сел, огляделся кругом, точно не до конца понимая свой проступок, и принялся, протяжно мурлыча вылизывать свою помятую от пинков густую шерсть. Руслан стоял возле дивана и недовольно глядел на кота, потом он перевел взгляд и посмотрел в зеркало, откуда на него глянула вся его комната: диван, два кресла, находящееся напротив зеркала металлопластиковое, широкое окно и дверь на лоджию, тюлевая, полупрозрачная, длинная, голубоватая занавесь. На него глянула проглядывающая темнота живого города, а после на него глянул он сам.
У мужчины было узкое, худое лицо, с небольшим вздернутым кверху носом, глубокими темно-карими глазами, с тонкой, верхней и широкой, нижней, губами. Коротко стриженные темно-русые волосы прикрывали слегка округлую голову. Высокого роста, и худого телосложения, Руслан не был красив, но женщины, с которыми его сводила судьба, всегда говорили о нем, что он очарователен, не только внешне, но и внутренне. Любимец родителей, он хорошо учился в школе, в институте. Он прочитал много книг, слушал красивую музыку, и был умен… Именно этим и брал Руслан в полон женские сердца, своим умом и каким-то доставшимся от далеких предков мужским очарованием, умением быть или казаться со стороны победителем, умением сказать и защитить женщину шагающую рядом.
Но сейчас посмотрев на себя в зеркало, Руслан передернул плечами, потому как смотреть на свое посеревшее от переживания лицо было противно. Чтобы стать прежним и очаровательным, нужно улыбнуться, засмеяться… однако улыбнуться или тем более (такое страшное слово) засмеяться, было не простительно подло по отношению к Танюше, по отношению к их любви, а потому лучше и совсем не смотреть на себя в это зеркало. Нахмурив свой лоб, и, отвернувшись от противного отражения, мужчина тяжело вздохнул, да принялся снимать с себя вещи: легкую, голубую с коротким рукавом рубашку, тонкое, темно-синие, домашнее трико, носки. Бросив все это на кресло, где опершись на его мягкую, широкую спинку, стояла светло-коричневая гитара, пошел тушить свет, и, нажав пальцами на выключатель, поспешно, вроде опасаясь чего-то вернулся, в наступившей, непроглядной тьме, к дивану, да раскидав подушки и плед, улегся. Он подоткнул под руку одну из подушек, которая хранила тепло и тьфу-тьфу шерсть кота, и закрыл глаза.
Глава вторая
Но сон, как не странно, к нему не шел, а ведь до сегодняшнего вечера, вернее уже ночи, это единственная радость, которая осталась у Руслана.
Сон, был избавителем от всех, острых, душевных мук и скорби.
Сон, поглотитель боли и печали.
Сон, точно легкое успокоительное, приносил тихую грусть заменяя жуткую тоску поедающую душу. Однако теперь и этот верный друг покинул мужчину. Считать овец не получалось, считать котов тоже, думать о чем-то хорошем давно не моглось и потому приходилось просто лежать, не открывая глаз и прислушиваться
к звукам царящим в комнате, квартире, доме, городе.Вжиу… вжиу… вжиу… по широкой проезжей части вправо и влево носились машины.
Выу… выу… выу… гудели потревоженные сигнализации автомобилей пристроившихся на отдых под окнами.
Гав… гав… гав… залаял соседский пес, где-то за стенкой, возмущенный или обиженный на что-то.
Пув… пув… пув… заработал лифт, поднимающий кого-то на верхний этаж.
Бах… вновь упала капля воды в чашку, мур… мурлыкнул напоследок прикорнувший возле шкафа кот. И, внезапно, перед глазами Руслана поплыл серый туман, сквозь который он четко и ясно разглядел голубое небо, заполненное осенней чистотой и солнечными лучами до краев, высокие деревья с облетающей желто-зеленой листвой, небольшой костерок с подымающимся кверху пламенем огня, поедающий сухие ветви и тихую еле слышимую трель лесной птички… Насыщенный любовью и счастьем день его прошлой жизни.
Руслан не просто увидел, услышал, но он будто почувствовал, втянув носом, эту нетронутую злобной, людской рукой чистоту родного леса. Ощутил небывалый осенний, звенящий шум опадающей листвы, которая срываясь с ветки где-то высоко, грациозно кружась, опускалась вниз, осыпаясь на своих братьев и сестер, уже покрытых тонкой, хрустящей коркой.
Дзинь… дзинь… дзинь!.. Нет, это звук не из леса, это другой звук, и он почему-то волнует Руслана, тревожит его душу так, что красота лесная темнеет или блекнет, сразу и не разберешь. И вот опять перед глазами серый туман, и видит он, как раздвигает кто-то руками эту плотную завесу, и слышится все тоже дзинь… дзинь… дзинь! Но вот человек вышел из тумана и душа Руслана радостно вскрикнула, а может, вскрикнул и он сам, потому как увидел ее, Танюшу.
Но, Господь мой, что с Танюшей? Белокурые волосы ее частями опали, оголив голову, да не просто оголив, а сняв в этих местах кожу и показав белую кость черепа. Ее милое, родное лицо покрылось темно-зелеными, гниющими ямами. Ее прекрасных голубо-серых глаз и вовсе не было, а на Руслана смотрели пустые глазницы. Ах! Бог мой! кожа рук и ног, и само тело, в тех местах где не была прикрыта превратившимися в лохмотья вещами, тоже отсутствовала, и проглядывали гладкие, словно вымытые белые кости, или разлагающиеся внутренности. Очень хорошо было видно большое кроваво-красное, с черными и зелеными крапинками по поверхности, сердце. А руки Танюши были крепко накрепко связаны толстой, серебристой с круглыми кольцами цепью, и именно эти кольца ударяясь друг о друга звякали, выпуская то самое громкое-дзинь! Но хуже всего было то, что очень сильно, просто невыносимо, пахло разлагающейся плотью. Внезапно, часть щеки Танюши запузырилась, забулькала, будто там была не кожа, а какая-то жидкость… губы… черные, черные губы ее, на чуть-чуть приоткрылись, и тихо шепнули: «Прощай, Русенька, больше мы не увидимся».
Руслан глубоко вздохнул и проснулся, однако глаза не открыл. Иногда так бывает, проснешься глубокой ночью, пережив какой-то страшный кошмар во сне, а глаза не можешь, не смеешь открыть и лежишь, да тихо уговариваешь себя, что то был только сон. Так было и с Русланом, он лежал в своем доме, в своей комнате, у себя на диване, ощущая кожей спины полотно простыни, и не смел, открыть глаза. Подушка, приткнутая к спинке дивана, была вся мокрая, то ли от слез, то ли от пота, обильно напитавшем сыростью волосы и тело. Мужчина туго дышал, ощущая каждой клеточкой, каждой крупиночкой своего тела взволнованное состояние собственной души, коя притаилась где-то в груди, рядом с большим тяжело бухающим сердцем. Вся поверхность кожи была не просто мокрой, а покрыта крупной, гусиной кожей, а каждый волосок, включая волосы на голове, испуганно поднялись вверх и в этом поднятом состоянии замерли. А обмерли они, потому что комнату все еще наполнял непереносимый запах гниющей плоти. Вдруг совсем рядом, подле ног опять, что-то дзинькнуло, тихо, тихо дзинь… дзинь… дзинь! Душа внутри содрогнулась, а легкие переполнили грудь так, что казалось еще мгновение, и Руслан задохнется. «Танюша!» – тревожно пролетело в голове. «Пришла, ведь я ее звал… Звал… Надо подавить страх и открыть глаза», – продолжил свои летящие мысли он.
Еще мгновение мужчина лежал неподвижно, порывисто вздыхая, потом резко сел, и также энергично открыл глаза, а секундой позже сам собой у него отворился рот и оттуда вырвался глухой стон. Оно как лучше бы то и вправду была Танюша, чем то, что увидел Руслан. Возле края дивана, недалеко от шкафа-купе, стоял или висел очень высокий, худой мужчина, точно восставший призрак или приведение из фильма ужаса. У этого призрака-мужчины была белая, бледная кожа, белоснежные до плеч прямые волосы, узкий, низкий лоб, тонкий, изогнутый немного вправо, нос. Негустые белые, будто обсыпанные снежной изморозью брови, ресницы и такие же тонкие, белые губы. А глаза у мужчины гляделись необычайно широкими и глубокими, ярко красного цвета, такие красные, словно внутри очей разлилась кровь и поглотила весь белок. Призрак был одет в серое, длинное платье, чем-то схожее с женским, с широкими, длинными рукавами, полностью скрывающими руки, без всяких разрезов спереди и сзади, лишь с отверстием для головы. Поверх какового проходил, стягивая его на талии, широкий, черный пояс, с висящим, на левой стороне, десятком черных, кривых крючков, напоминающих рыболовные снасти, только большего размера. И еще Руслан хорошо разглядел, что мужчина не стоял на полу, а висел… парил над паласом, и из-под длинного его облачения не выглядывали ноги так, что казалось ног и вовсе у призрака не имелось.