Четыре Два

Звук открывающейся двери разбудил меня.

Глава 2. Сон наяву

Угадайте, чей образ первым появился в моем, еще не пришедшем в себя, сознании? Любовь – такое чувство, которое в мгновение захватывает всего тебя, подчиняет себе и заставляет действовать исключительно из собственных интересов. Много ли вы знаете примеров, когда влюбленные делали что-то, ориентируясь на нужды предмета своего обожания? Они только говорят, что все готовы отдать, лишь бы сердце их избранника или избранницы наполнилось счастьем. Это сплошь лицемерие. Они спят и видят, как бы это сердце наполнилось счастьем только рядом с ними. Другого им не нужно. А все их ухаживания, подарки и пылкие речи направлены только на достижение этой эгоистичной цели, и никакой другой. Эта зависимость пожирает тебя изнутри адским драконьим пламенем, осушая душу надеждами, которым не суждено сбыться.

Но тогда я был молод и полон уверенности в успехе всех моих начинаний. Я еще не успел понять, что по уши влюблен и тешил себя иллюзией собственной мужественности, которая преодолеет любые преграды.

Отец снял с себя рабочую форму, заглянул в мою комнату, поздоровался и, сообщив, что ужин через полчаса будет готов, отправился на кухню. Вставать не хотелось. Оковы сна тяжелее стряхнуть с себя вечером, нежели утром. Встав при поддержке заметного напряжения силы воли, я направился к умывальнику. «Мыло», – скомандовал я, и на руку вылилось небольшое количество гелевого очистителя. Я растер его сначала по рукам, затем по лицу. «Вода», – после необходимых приготовлений последовала следующая команда. Завершив гигиенические процедуры, я пошел на кухню к отцу.

– Как дела, Четыре Два? Как первый день в школе после каникул? – с приветливой улыбкой обратился он ко мне.

– Все хорошо, па, у нас сменился директор и пришла новая ученица, из арийцев, – не вдаваясь в подробности, отвечаю.

– Удивительно, нам сегодня представили нового начальника производственного цеха, он тоже из арийцев. Герман Хартманн, так его зовут.

– Сейчас будет еще удивительнее: нашу новую ученицу зовут Лили, и она тоже Хартманн.

– Да, и правда необычное стечение обстоятельств. И как она показала себя? Вероятно, с положительной стороны, как и ее отец?

– Да, милая девушка, – вырывается у меня, – Красивая очень, – краснея, добавляю.

– Что я вижу? Если глаза мне не изменяют, я бы сказал, что она тебе понравилась, – отец весело разулыбался.

– Па, перестань, не говори глупостей.

– Ты не переживай, со всеми это бывало. С твоей мамой я познакомился тоже за школьной партой. Она сидела впереди меня, а я постоянно приставал к ней – то за волосы дерну, то стул ее так растолкаю, что она еле удерживает равновесие. Она постоянно помогала мне с уроками.

Отец заговорил о матери. Впервые после того, как ее не стало. Десять лет уже прошло. В глазах его читалось все то же нежное чувство, на минутку мне показалось, что он не сдержится и заплачет. Что это старика на сантименты потянуло?

– А я и не знал, – отвлеченно замечаю, тихо, чтобы не растревожить рану, – Расскажешь мне как-нибудь?

– Обязательно, сынок, – вздыхает, – обязательно.

Мы поужинали, выпили чай и разбрелись – каждый в своих воспоминаниях – по комнатам. Я почти уже отдался во власть Морфея, как вдруг небольшая, прикрепленная к стене коробочка, выполнявшая функции электронного домашнего помощника, призывно провибрировала. Я повернулся и увидел изображение конверта в воздухе. Кто мог так поздно отправить сообщение? Я приподнялся на локте и сонно проговорил: «Показать». Изображение моментально растянулось в голубоватый прямоугольник в темно-синей тонкой рамке. Появился текст: «Запрос с персональной электронной страницы Фройлен Хартманн. Вы действительно являетесь одноклассниками? Предупреждение: в случае отрицательного ответа сообщение будет передано в Канцелярию по Делам Общедоступных Массовых Коммуникаций и Технологий для проверки личности». «Подтвердить, подтвердить!», – я мигом проснулся и еще добрых два часа находился в состоянии нервного возбуждения, после чего, не помню, как отключился. Мне ничего не снилось в ту ночь.

Следующим утром, наскоро позавтракав, одевшись и прихватив подготовленный отцом контейнер для бранча, я поспешил в школу.

Подходя к своему шкафчику, я замедлил шаг – увидел стоявших рядом Минус Один и Ланцо. Вчерашний сон еще не полностью изгладился из памяти. Но когда я поравнялся с ними, Ланцо молча кивнул, давая понять, что конфликт исчерпан.

Хорошо, что подобные события быстро забываются. Они моментально вспыхивают в пространстве, окружающем нас, как хворост, но столь же мгновенно затухают, оставляя после себя только небольшой участок выжженной земли, корчащиеся под гнетом тлеющего пламени мелкие веточки да тонкую струйку дыма из сплетен и слухов, которые, впрочем, если не подкинуть дров, незаметно изживут сами себя. Так все сложилось и в нашем случае. Минус Один даже как-то, через пару-тройку дней, сама подошла к Лили в столовой, а когда та сжалась, уже представляя новую главу этой трагедии, протянула руку и инициировала заключение мирного пакта. Может, и Ланцо повлиял – по всему было видно, что он жалеет жертву необузданного, беспричинного гнева – ведь раньше за Минус Один такого не замечалось. Но, как бы там ни было, все закончилось.

Зато мы с Лили стали не разлей вода. Мы встречались до школы и вместе шли на уроки. После школы мы отправлялись в ближайшую лесопосадку, заходили подальше, где нам никто не мог помешать, и я с удовольствием слушал истории моей подруги о жизни за пределами Заставы, а сам делился знаниями о выживании с другой ее стороны. Ну как подруги? Я, как это часто случается, был тайно влюблен и тешил себя скромными надеждами на взаимность, признаков которой, честно признаться, не наблюдалось совсем, но обмолвиться о чувствах, пылающих внутри меня, хоть словом с предметом моих мечтаний сил не хватало. Зато я узнал много о другой жизни, блестящей и великолепной, роскошной и беззаботной. Там были и дома из темного стекла с возможностью зонального электронного затемнения; и огромные аквариумы, встроенные внутрь стен, со смотровыми окошками из обработанного специальным образом алмаза , наполненные замысловатыми цветастыми рыбами; и янтарные бассейны, расположенные на огромных территориях домовладений, занятых, помимо этого, богатыми и пышными оранжереями, распространявшими изумительные цветочные ароматы на несколько сот метров вокруг; и личная прислуга, потакающая любой мелкой прихоти их хозяев; каждодневные развлекательные мероприятия – балы, наполненные блеском дорейховых времен, различные незначительные суаре и домашние вечеринки, безграничных масштабов фестивали для молодежи, где огромные люминисцентные фигуры нависают над головами обезумевших от увеселительных препаратов участников зрелища и ходят прямо сквозь толпу, буквально наступая своими гулливеровыми лапами на собравшийся праздный народ. Население, проживающее за стеной занято в большинстве своем философскими рассуждениями, созерцанием и бесцельными прогулками, как и должно быть в среде людей, не привыкших добывать себе право на существование. Процентов пятнадцать общества нашло свое предназначение в научно-исследовательской работе, о некоторых результатах которой можно узнать из газет. Но основная масса полезных технологичных разработок не покидает пределов Заставы, да и это не имело бы смысла, так как ни один неариец не смог бы их себе позволить. Например, такая удивительная вещь как иммерсивный голографический театр – стеклянный куб, внутри которого голограммы актеров в прямом эфире разыгрывают спектакль, а зритель, находясь внутри куба, полностью погружается в картину происходящего благодаря технологии живых декораций, позволяющей воздействовать нужным образом на нервную систему взаимодействующего с ними человека, вызывая тем самым ощущение всеобъемлющей реальности происходящего. Или одна из последних разработок высокотехнологичной отрасли – магнитно-резонансная подвеска автомобилей, позволявшая последним буквально парить в воздухе на небольшом вертикальном удалении от дороги. Все это было настолько удивительно, что даже, можно сказать, казалось невероятным, недостижимым и невозможным.

Мне безумно нравились эти наши разговоры, и не только из-за моих чувств к Лили. Мне нравилось представлять все то, что она рассказывала. Я будто своими глазами мог увидеть мир за стеной, куда дорога мне была заказана. Она же, в свою очередь, училась ориентироваться в наше мире, где, при кажущемся его спокойствии и размеренности, ты был вынужден ежедневно бороться за пропитание и нормальные условия жизни. Не работать здесь было неприемлемо – от этого зависело все: за крышу над головой, пользование коммунальными ресурсами, горячий ужин и электронные коммуникационные и развлекательные системы нужно было платить. Большая часть общества была вполне довольна сложившейся ситуацией – арийцы обеспечили их возможностью постоянного, хоть и чем-то похожего на рабский, заработка, организовали приемлемые условия жизни и обеспечили необходимым минимумом полезных технологий и какими-никакими развлечениями, заключавшимися в основном в проведении праздничных мероприятий по определенным дням, установленным Канцелярией по Делам Досуга и Отдыха. Тогда я еще не понимал, сколько терпения, граничащего с героическим, требуется для выполнения всех этих будничных, обыденных и каждодневных обязанностей. Просто и весело, скрашивая углы, а иногда и наоборот, подмечая их, рассказывал я обожаемой фройлен Хартманн о том участке мира, где она оказалась благодаря удивительному стечению обстоятельств, неблагоприятному для нее, но, хотелось верить, судьбоносному для меня.

Со временем сложилось так, что отцы наши тоже стали дружны. Я не понимал, что могло объединить столь далеко отстоящих на социальной лестнице друг от друга людей – хоть отца Лили и ее саму лишили оставшейся части безусловного дохода, тем не менее жили они припеваючи по сравнению с обычными людьми – герр Хартманн, как-никак, был руководителем большого производства, руки сам не марал, но получал годовой доход намного больший, нежели задействованные в грязном труде работники предприятия, и мог позволить себе шикарный, по нашим меркам, двухэтажный коттедж невдалеке от центральной площади нашего городка. Видимо, арийцы не были готовы рискнуть своим авторитетом в лице случайно оказавшегося на чужой территории собрата, обеспечив его такими условиями проживания и таким положением в обществе, чтобы каждый простолюдин мог собственными глазами наблюдать признаки генетического шовинизма, на фундаменте которого было построено наше общество. Тем не менее, отец Лили оказался добродушным, простым дядькой, правда, привыкшим жить по-другому, что иногда проскальзывало в его взгляде налетом грусти. Семейные встречи с этой поры стали регулярными. Иногда я оставался на ночь у Лили, иногда – она у меня. Лежа такими ночами в своих постелях, мы, обсудив события дней, им предшествовавших, увлекались мечтами о будущем, хоть и предписанном для меня, и строили грандиозные планы по возвращению фройлен Хартманн обратно, в привычный для нее ареал обитания, откуда она сможет «выписать» себе меня, ну, по крайней мере, попробует это сделать наверняка. Мы никогда не разговаривали о причинах, помешавших герру Хартманну продолжать безбедное, полное радостей существование на арийской территории – отец запретил мне поднимать эту тему. А Лили ответа не знала. Да и знать это было необязательно: во-первых, мы были детьми и не хотели вдаваться в проблемы взрослых раньше времени, а во-вторых, мы были самодостаточной компанией – у нас и без этого тем для разговоров хватало, мы умели насладиться нашим общением, не примешивая к этому необходимость сплетничать о событиях, происходящих в жизни других людей.

Глава 3. Время окончания перемен

Потихоньку подходило время последнего звонка, все ученики усиленно готовились к экзаменам, результаты которых могли повлиять на решение Распределительной Комиссии, если, конечно, вы были семи пядей во лбу. В случае успеха можно было получить небольшую административную должность на том же месте работы, куда вы направлялись после успешного прохождения курса школьного обучения. Жалование в таком случае заметно возрастало, и, сообразно с ним – социальное положение. Но я был слишком ленив, а, может, слишком молод, чтобы понимать всю важность такого рода событий и обязательность стремления к высокому показателю. Я просто жил, наслаждаясь каждым моментом, как и должно поступать любому здравомыслящему школьнику. «Всему свое время», – рассуждал я в попытке оградить себя от лишних обязанностей, – «Вот поступлю на работу, проявлю себя – это определенно не потребует такого же невероятного количества усилий – и стану хоть начальником цеха, ну, или, на худой конец, бригадиром». Но я честно старался заставить себя. С Лили из-за этого мы стали видеться значительно реже, в основном в школе – наши отцы как могли объясняли нам необходимость успешной сдачи экзаменов. Лили занималась очень усердно, хоть это ей и не было так нужно, как мне – иногда складывалось впечатление, что она давно уже знает все, что мне приходилось с трудом зазубривать. Она будто осознавала то, что упорно пытались донести до нас отцы. Моя же подготовка проходила с заметным усилием, я часто засыпал, сложив руки на цифровой учебной доске, вымотавшись до предела обилием цифр, букв и формул, их связывающих.

Наступило время экзаменов и результат не заставил себя ждать. Мы стояли перед учебной комнатой, выстроившись в очередь по двое. Каждый из пары отвечавших должен был перед началом экзамена рассказать наизусть историю становления и процветания Мирового Рейха, затем подойти к экзаменационной цифровой доске, нажатие на сенсорный экран которой запускало механизм формирования билета в реальном времени. Билет содержал пять вопросов по основным предметам и одно тестовое задание по оставшимся. Оценочная комиссия состояла из всех учителей нашей школы во главе с директором, за которым оставалось право последнего слова, то есть приходилось находиться перед шестнадцатью парой глаз, безотрывно следящих за каждым твоим движением, смущая подростковое сознание угрюмыми и требовательными взрослыми взглядами. Времени на подготовку не давалось, вы брали билет и сразу начинали попарно отвечать на поставленные вопросы. Если кто-то из пары не мог ответить на свой вопрос или не раскрывал тему полностью, второму давалась возможность улучшить свою оценку ответом на вопрос первого. У нас предусматривалась такая система оценок: 6 – полностью не готов, 5 – обладает очень малым количеством знаний, 4 – обладает достаточным количеством знаний для окончания процесса обучения, 3 – обладает удовлетворительным количеством знаний, 2 – курс обучения усвоен хорошо, 1 – обладает широкими познаниями предметов, +1 – великолепное знание школьного курса. Буквально это означало следующее: если ученик получал 6, он оставался еще на год в школе для дополнительного обучения, а в случае повторного получения этой же оценки результаты экзамена направлялись в Распределительную Комиссию для пересмотра ее решения в пользу ухудшения условий будущей работы (за всю историю школы два раза 6 получал только один ученик, чье имя стало нарицательным в стенах нашего учебного заведения. Он получил работу гардеробщика здесь же с жалованием в сто рейхмарок в год и кое-как сводил концы с концами, собственным примером доказывая необходимость стремления к лучшему, чем был у него, результату); в случае получения 5 ученик направлялся на пересдачу через месяц, а если и там не отвечал лучше, оставался на дополнительный год, по окончании которого должен был получить не меньше 4, так как три 5 приравнивались к 6; при получении учеником оценки от 4 до 1, ему вручался документ, подтверждающий успешное окончание школьного курса, и он сразу направлялся с ним по месту будущей трудовой деятельности, куда был распределен, там он вставал на учет и, спустя два положенных на отдых месяца, приступал к выполнению рабочих обязанностей; оценку +1 мог заслужить только ученик, безукоризненно ответивший на все вопросы своего билета и каждый из трех дополнительных – либо из билетов напарника, в случае его провала, либо из билета, сформированного новым нажатием на экран доски. Получение оценки +1 влекло за собой положительные последствия – Распределительная Комиссия пересматривала ваше направление, выбирала одну из подходящих свободных должностей, и через каких-то два месяца ваша жизнь, как и жизнь всех членов вашей семьи, заметно улучшалась с помощью возможностей, которые нам могут предоставить только деньги.