Четыре единицы
Шрифт:
– А мы умаяли своих секретарей, заставив их посадить нас втроем. Ты бы видела их лица, когда мы потребовали это! – Хуан громко рассмеялся, и пару первых рядов зала обернулись на него.
Хуан больше походил на медведя-гризли: огромный испанец, он родился и вырос на туманном Альбионе, став истинно-английским подданным: пил чай, ел несъедобные пудинги, был даже удостоен награды Его Величества Короля Вильяма, но внешне оставался чистым испанцем – длинные кудри собраны в хвост на затылке, волевой лоб, красная кожа и веселые глаза. Да, Кэн прав, все как в старые времена!
– Моя девочка-секретарь
– А вот это уже интересно! Давайте, как пойдет, – Кэн потер руки.
Хуан наклонился к ее уху:
– Слушай, Эни, как ты… Джун ведь…
– Ты хочешь его позвать? – она постаралась спросить максимально безразлично.
– Нет, ну ты что! Я просто… восхищаюсь тобой, если честно.
– Хуан, столько лет прошло, ты чего?
– Есть истории, у которых нет срока давности, не находишь?
Анну опять передернуло. Кэн словно уловил ее приступ тошноты, подкативший к горлу, и обнял ее за плечи, бросив укоризненный взгляд на Хуана:
– Давайте сегодня только о делах. Я прям очень жду наших обсуждений вечером, так что смотрите в оба. Вы оба! – он тыкнул указательным пальцем в Анну и Хуана, – а то знаю я вас, все пропустите, как обычно.
– Есть, мой генерал! – Хуан вытянулся как струна, пронзительно смеясь. На них обернулись уже три первых ряда.
Остаток времяпрепровождения в зале заседания тащились как груженая повозка по гору. Было долго, скучно и однообразно. Сначала представили всех юристов, начальников отделов управления всего этого мероприятия, адвокатов, в самом конце зачитали список экспертов, которые отстраненно сидели на двенадцати стульях.
Возглавлять заседание должен был Джун. Анна приложила всю силу воли, чтобы усидеть на стуле, не ерзая. После сообщения о его временном отсутствии в связи с заседанием по технической части, она выдохнула максимально тихо. Хуан покосился на нее лишь слегка, а Кэн сразу объявил, что нашел чудный ресторанчик для их посиделок. Оказалось, жили они в разных частях одного и того же отеля, ресторан был там же на первом этаже. Хуан сразу заявил, что это будет удобно, так как он планировал возвращаться в номер совсем нетрезвым.
Заседание закончилось, служащий обошел всех экспертов, собрал подписи, журналисты с неохотой растащили людей на вялые интервью в коридоре. То тут, то там слышались самые разные языки, камеры горели, лица журналистов выражали только скуку. Алиса быстро подхватила Анну под руку и провела по коридору, наполненному людьми. Анна только и успела кивнуть Кэну: «До вечера!» «В семь!» – Кэн подмигнул в ответ. Садясь в машину, Анна отчетливо слышала громогласный смех Хуана и улыбалась про себя. Хороший день, не менее хороший вечер был впереди.
Она уже шла по широкой лестнице в свой номер, когда вспомнила, что надо бы поесть перед встречей: Кэн и Хуан всегда пили очень задорно, она быстро с ними хмелела и не помнила огромную часть разговоров. Сегодня хотелось поболтать вдоволь. Попросив портье распорядиться об ужине, она впорхнула в номер и застыла. На столе в гостиной стоял букет гибискусов.
В конверте рядом была короткая записка на корейском: «Не смог быть
сегодня. Позвони. Я жду». Ей словно ошпарили руку. Фыркнув, она разорвала записку с конвертом. «Словно жене написал – позвони».Странная ситуация: ее новая, размеренная жизнь словно подошла к обрыву, а перед ногами бушует океан ее прошлого. Ей казалось, что она стоит на твердой земле, несокрушимой, потому что ей уже столько лет, но океан все ближе и ближе подступает к ее тверди. Почему ей кажется, что волны его вот-вот обрушатся на нее и все, что она строила годами, не оглядываясь, не вспоминая, на все, что она называла «новой жизнью».
Так, перед букетом с розоватыми цветами, ее и застал официант, вкатывающий тележку с накрытыми блюдами.
– Ваш ужин, мэм.
– Спасибо! Оставьте там. Только почему так много?
– Не могу знать, мэм. Столько заказано для вас.
Она не помнила уже, сколько и что конкретно заказывала внизу. Протянув чаевые, она закрыла за официантом дверь и уселась на бежевый диван в центре гостиной. Копаясь в телефоне, машинально открыла первого попавшегося серебристого барашка. Забытый, но хорошо знакомый запах ударил ей в нос. Она так и зависла с барашком в руке. Под ее носом кипел, плескаясь, классический корейский суп. Отбросив все остальные приборы, была найдена ким-чхи, рис с овощами, закуска с анчоусами и блюдо с набором палочек.
Метнувшись к телефону, она попросила связать ее с Кэном:
– Хочу выпить. Сейчас же.
Глава 5
В полутемном зале не было еще посетителей. Да и кто будет выпивать в четыре часа еще и двадцатипятилетний виски? Она сидела на высоком стуле за барной стойкой и уничтожила уже второй стакан со льдом. Кэн подпер загорелой рукой щеку и заворожённо следил за ее движениями. Он даже не переоделся после заседания, да и она выбежала из номера в деловом до ужаса бежевом платье по фигуре, даже волосы не распустила. Как была на утреннем заседании, так и прибежала в бар. Молча проводив один стакан за другим, не шелохнувшись и не говоря ни слова, Кэн наконец вздохнул:
– Ты надираешься в четыре дня.
Опрокинув в себя остатки виски, она потянулась за долькой лимона на столе. Бармена от этого передернуло, но он продолжал вытирать стаканы, увлеченно наблюдая за ней.
– Он прислал мне букет гибискусов. Потом корейский обед.
– Страсть к драме у него так и не прошла, – Кэн констатировал факт. – Это все? Поэтому мы вводим в ступор этого милого бельгийского студента.
Они посмотрели на бармена, тот улыбнулся им и опять покосился на лимоны.
– Записка. Там была записка.
Кэн оживился, оторвался от своей щеки и лучезарно улыбнулся:
– Удиви меня!
– «Позвони мне. Буду ждать».
Он расхохотался на весь пустой бар:
– Это забавно. Не находишь?
– Нет, не нахожу. Я не буду читать его записки на корейском, не буду нюхать эти поганые гибискусы и звонить ему не буду.
– Хороший план. Главное – придерживаться. Где в нем виски в таком количестве?
Она уронила голову на руки перед собой:
– Он хочет, чтобы я чувствовала себя как в Сеуле. Словно мы опять все там. Звонки, записки, цветы, даже обед. Он хочет меня затянуть в это.