Четыре грани финала

Не стала щёлкать пальцами или вставать в позу — слишком устала и голодна для такого. Лишь подняла руку и прошептала:

— Покажи мне эту реальность. Покажи её всю.

И Перчатка сработала.

***

Город был разрушен давно. Не горели пожары, разгоняя ночную тьму, не пробирались мародёры, внося хоть какое-то движение в застывшую картину, и лёгкое пение птиц казалось невероятным в этой гробовой тишине стальных останков. Я недоумённо огляделась, а затем посмотрела на Перчатку.

Перчатки не было.

— Вот так вот, девочка, — Танос сидел на каменной плите недалеко от меня. Перчатка вернулась к нему, и шесть ярких огоньков разгоняли тьму.

Я не успела даже нормально разглядеть его — сильнейший удар отбросил в сторону, врезал в стену, и каждая кость вспыхнула огнём. Зрение вновь отключилось, я закричала от боли, попробовала воззвать к Веному… пустота.

Симбиот исчез.

— Видишь ли, девочка, всё в этой жизни достигается насилием, — Танос подошёл ко мне и склонился; его голос оставался спокойным, будто со мной разговаривал некий мудрый старец. — Только насилием можно добиться успеха. Только насилием можно заставить других слушать тебя. И только насилием обрести взаимность.

Зрение слегка прояснилось, и я рахглядела, как освещаемый светом Камней Танос сел на корточки, даже так возвышаясь страшной горой. Всё тело болело, но я попробовала отползти, спрятаться…

— Однако насилие это нечто большее, чем путь к успеху, — продолжал он. — Насилие — это власть. Власть над телом человека, его личностью и судьбой. И для того, чтобы эта власть не прекращалась, человека нужно… постоянно… держать… в страхе… перед… насилием…

Каждое слово сопровождалось ударом, вбивающим меня в землю. Зрение вновь померкло, изо рта вырывались какие-то хрипы, сил вслушиваться не оставалось, хотелось лишь умереть и прекратить эту невыносимую боль…

— Держать, чтобы он привыкал к насилию, — удары прекратились. — Чтобы он не смел возражать. Чтобы однажды ему понравилось, и он не только захотел остаться, но и начал требовать от остальных склониться перед насилием. Потому что люди, вкусившие жизнь без постоянного насилия, опасны. Опасны самим своим существованием, девочка, опасны желанием противодействовать насилию, опасны словами и мыслями о том, что мир без насилия достижим.

Просто убей меня… хватит болтать, пусть ты и злодей… просто убей… даже если меня не вернут…

— Вот это и есть Грань Насилия, девочка, — очередной удар оборвал уже и хрипы. — Ты ведь хотела пройти ею, не так ли? Хотела собрать Камни и подчинить реальность. Ведь ты лучше других знаешь, какой она должна быть. И ты всех поставишь перед фактом, что она должна быть именно такой. А кто не согласится? Что ж, тех ждёт бесконечное, постоянное, повседневное насилие. Пока они не умрут или не смирятся. И ты примешь их смерть, ведь это во имя истины и всеобщего счастья. Потому что так всё устроено.

Зрение опять слегка прояснилось, и я увидела жуткую улыбку склонившегося Таноса.

— Если ты хочешь установить истину и всеобщее счастье, то ты обязана подвергнуть их всех необычайному насилию. Потому что иначе нельзя, девочка. Вот только не одна ты хочешь такого. Я тоже хочу. И когда я завладел Камнями, то создал реальность, в которой ты видела себя добивающейся успеха и идущей на жертвы ради великой цели.

Он выглядел и говорил почти как заботливый отец, даже когда вновь занёс кулак.

— В тебе никогда не было симбиота. У тебя никогда не было силы Камня Бесконечности. Всё это — реальность, созданная моим насилием. Иллюзия того, что ты свободна и можешь самостоятельно что-то прелпринять. Но ты не сможешь. Никогда не сможешь. Потому что я — хозяин твоей реальности, и моё насилие решает твою свободу.

Кулак опустился, опять поднялся — но теперь в нём выскочило лезвие. И оно пронзило горло, превратив стоны в предсмертные хрипы. А затем вырвалось, блестящее от моей крови.

Но я всё равно не умирала… потому что и моя смерть была в его руках… вся я не более чем марионетка… не более чем игрушка…

Танос усмехнулся.

Безо всяких усилий согнул пальцы Перчатки.

И щёлкнул ими.

***

Телефон равнодушно показывал всё ту же дату.

Тридцать первое августа. Два часа ночи.

Я во второй раз вернулась туда, где всё началось. Но что это изменило?

Танос или не Танос вернул меня — я всё равно в его власти, в его реальности.

И не могу сбежать.

Грань Обмана: общий сбор

Я изо всех сил пыталась быть весёлой на прогулке с Уихару.

Но просто не смогла.

Нечему радоваться. Вся окружающая реальность — игра Таноса. Я не знаю, почему цель этой игры я, и мне уже как-то плевать. Хоть что делай, хоть куда рыпайся, конец один — смерть от рук злодея.

Когда Акселератор зашёл в ресторан, то я посмотрела на него, однако ничего не придумала. Вряд ли он соберётся мне помогать, но и если соберётся — против Таноса, контролирующего весь мир, даже сильнейший эспер не сдюжит.

— Сатен-сан, что с тобой? — Уихару беспокойно поглядывала весь день, и на прощание не смогла не поинтересоваться. — Ты сегодня абсолютно никакая.

Я попыталась улыбнуться, но не смогла. И лишь из последних сил выдавила:

— Всё в порядке, Уихару. Я просто заранее расстраиваюсь из-за школы.

Никого не обманула бы таким выступлением, а уж лучшую подругу тем более. Та посерьёзнела и шагнула ко мне.

— Сатен-сан, я ведь в Правосудии работаю. Я знаю, в какие проблемы люди могут себя загнать и какое зло допустить, если предпочтут молчать. Если тебя что-то гложет, то пожалуйста, выскажись мне. Я смогу помочь.

Чёрт… нет, Уихару. Ты хорошая, но ты не сможешь помочь против Таноса. Я не знаю, кто вообще сможет.

— Всё в порядке, Уихару, — думаю, сейчас улыбка вышла лучше. — Не надо на каждую мою хандру делать стойку служителя закона. Завтра буду танцевать и веселиться, вот увидишь!

Уихару смотрела с абсолютным недоверием, но всё-таки улыбнулась в ответ.

— Хорошо, Сатен-сан. Спокойных тебе снов!

Мы попрощались и разошлись в разные стороны; улыбку я погасила ещё до того, как добралась до двери квартиры. Завалиться спать либо в интернет, отвлечься чем-нибудь. Или музыку послушать. Или порисовать, хотя идей и желания никаких.