Четыре танкиста и собака

Старший Шавелло был среди них самым спокойным и только вполголоса читал молитву:

— Пресвятая дева, отец небесный, позволь сегодня о милосердии просить…

Лажевский, стоя у самого отверстия, докуривал папиросу, прятал огонек в ладонь и с сочувствием смотрел на сержанта.

Маруся со своего места в конце шеренги протиснулась вперед, чтобы спросить подхорунжего:

— Сначала был взрыв, а артиллерия потом?

— Потом.

— Значит, начали наши.

— Наши, Огонек, наши. Хотел бы я быть там, — сказал Даниель, а про себя подумал, что радоваться еще рано, что по взрыву еще не отличишь своих от чужих, что этот взрыв мог быть последним звуком в жизни экипажа «Рыжего».

— Так оно и было, паненка, — объяснял Юзек. — Как только блеснуло, дядя сказал: «Рыжий»…

Не раздумывая много, Огонек, преисполненная радости, поцеловала младшего Шавелло в щеку и закричала:

— Наши дошли, дошли!

У Юзека от счастья закружилась голова, он покраснел и, поскольку цветов нигде поблизости не было, выбрал одну из гранат, висевших у него на поясе.

— Панна Марыся, — он протянул гранату девушке, — возьмите, паненка. Из всех, что у меня есть, эта самая лучшая.

Огонек взвесила в руке гранату и приветливо улыбнулась.

— К атаке приготовсь! — напевно, с виленским выговором приказал сержант Шавелло.

В то время когда артиллеристы гаубичной бригады вносили на шестой этаж свои разобранные на части 122-миллиметровые орудия — самые тяжелые грузы, с которыми им когда-либо приходилось иметь дело, Янек Кос переживал самые трудные минуты в своей жизни. Бечевка, привязанная к ошейнику Шарика, все еще не ослабевала, очевидно случилось что-то непредвиденное. Овчарка могла запутаться или потерять сознание, а взрыватель продолжал действовать — и ничто уже не могло предотвратить взрыв. Взрыв наступит так же неотвратимо, как ночь после дня или день после ночи.

Глотая слезы, Янек сказал Павлову:

— Все закончится сразу. Он не будет мучиться.

И именно в это время, когда Янек уже потерял всякую надежду, он почувствовал, что шнур ослаб. Он попробовал его выбирать. Шнур пошел ровно и быстро.

— Молодец пес, — сказал капитан.

— Ослабел. Пришлось отдохнуть, — говорил Кос, складывая бечевку кругами на земле. — Братцы! — закричал он радостно в сторону танка. — Кто-нибудь сбегайте в туннель, тащите сюда Томаша. Сейчас двинемся.

Первым выскочил и побежал Саакашвили.

— Около ста килограммов хорошего тротила осталось, — бурчал капитан, прикидываясь недовольным.

— Главное, что там рубанет. Через сколько?

— Минут через восемь.

В туннеле зашаркали легкие шаги, из пролома в стене выскочил Шарик, удержался на ногах и, гордый выполненным заданием, замахал хвостом, подавая своему хозяину мешочек со взрывателем.

— Холера… — произнес Янек, инстинктивно отдергивая руку.

— Возьми у него, — приказал капитан.

Насвистывая сквозь зубы свою песенку, он взял из рук Коса взрыватель, подошел к воде и швырнул его как можно дальше.

— Смываемся, — сказал он Косу. — Вся работа впустую.

Янек на руках отнес пса к танку, через люк механика подал его Густлику.

— Он много сделал, — оправдывал он Шарика. — Только под конец ошибся.

— Каждый может ошибиться, — ответил Павлов. — А вот взрыва не будет.

Прибежал запыхавшийся Саакашвили.

— Томаш идет? — спросил Кос.

— Едет.

— На чем?

— Я не знаю, как это по-польски…

Слегка постукивая на стыках рельсов, подъехала дрезина. Томаш, раскачивавшийся над рычагами, затормозил перед самым танком и, счастливо улыбаясь, показал на груду съестных припасов, уложенных на дрезине.

— Свалим? — спросил Густлик и наклонился, чтобы ухватиться за борт.

— Ясное дело, — поддержал Григорий. — Дорогу загораживает.

Черешняк, думая, что они посходили с ума, прыгнул им навстречу, раскинув руки.

— Подождите! — крикнул Кос и, повернувшись к капитану, показал рукой на неиспользованный взрывчатый материал у стены. — От орудийного снаряда взорвется?

— Конечно, — подтвердил Павлов, на лету схватив предложение и еще раз взглянув на часы. — Грузите.

По примеру Коса весь экипаж быстро принялся за работу. Ящики молниеносно переходили из рук в руки. Черешняк тоже работал в цепочке между Густликом и Григорием и, наклоняясь вправо и влево, объяснял то одному, то другому:

— Колбаса со склада… хлеб и масло… на бутылках «коньяк» написано… должно быть, для командования… или для Гитлера…

Павлов укладывал ящики тесно друг к другу, капсюли высыпал из коробки в середину между тротилом. Скрепил весь груз веревкой, а Кос помог ему.

— Разгоняй, Густлик, а после стрелки прыгай… Томаш тебе поможет.

Елень и Черешняк влезли на дрезину. Силезец поплевал на ладони и начал командовать:

— Тяни — толкай, тяни — толкай!

Остальные члены экипажа вскочили в танк. Рявкнул мотор, погрелся с минуту на холостом ходу и вот уже сдвинул машину с места и погнал вперед.

Они отъехали совсем недалеко, когда за спиной у них вспенилась вода и ринулась вверх. Ударила столбом в свод и погналась за ними широкой волной. Загремел взрыв, сдул пыль с бетона.

Янек, приникший к прицелу пушки, немного опустил ствол.

— Механик, выключи свет, — приказал он.

Рефлектор погас. Дрезина впереди казалась черным ящиком, над которым ритмично склонялись и распрямлялись фигуры Томаша и Густлика. Все яснее подсвечивал дрезину свет, идущий со станции, но, вместо того чтобы повернуть у стрелки, дрезина проскочила прямо. Те двое сбились с ритма, начали махать руками.

— Тише ход… Стой!

Кос выскочил на броню, с брони на землю и побежал к развилке. Дрезина возвращалась задним ходом.

— Видишь, стрелка плохо сработала, — ругался Густлик.

Он соскочил и повернул рычаг, но рельсы даже не дрогнули.

— Развинтили, чертовы прохвосты!

— Пан плютоновый, подождите, — попросил слегка напуганный Томаш.

Он повернул рычаг обратно, вынул из кармана гайку и привинтил ее.

— Сейчас переведу.

— Через две минуты полночь! — закричал Павлов из люка механика.

Стукнули рельсы, передвинутые стрелкой.

— Нажмем!

— Поехали!

— Хорошо, хоть близко.

Немцы заметили движение около развилки. Двое или трое бросились по путям навстречу. Через несколько шагов, однако, остановились, что-то начали кричать, размахивая руками. Один зажег фонарь, но его луч был слишком слаб, чтобы пробиться на расстояние почти двухсот метров.

Кос уперся ногами в шпалы, изо всех сил толкнул дрезину. Елень нажал на рычаг, Черешняк потянул — и дрезина резко сдвинулась с места. Колеса стукнули на первом, на втором стыке.