Четыре всадника

— Как скажете, фрате, — молвила хозяйка, спеша отворить, ибо стук, доносившийся от дверей, был как раз тот, о котором условлено было с Базилиусом Кнерцем. — Верно, это давешние хире, что пошли искать вашего почтенного брата… Я всего лишь простая бедная женщина, и не надобно мне вникать в вещи столь сложные. Однако ж вы священник, и я не вижу, отчего мне не помочь вам, ведь вряд ли вы умыслили дурное и с тем скрываете свое имя. Но что делать, коли там ваш брат? Он ведь вас узнает?!

— Само собою, узнает, — отвечал Тристан, внутренне поражаясь глупости некоторых женщин. — Я дам ему знак и переговорю, посему он поймет. Для иных же, запомните, — фрате Гвиттон из Кольны!

— Хорошо-хорошо…

Рос Патс, Бальдунг и Кнерц, вернувшиеся от Жеаля, с удивлением воззрились на незнакомца в одеждах священника.

— Позвольте представиться, почтенные хире, — меня зовут фрате Гвиттон, я прибыл из Кольны к хире Бофранку с важной вестью, — поторопился сказать Тристан, покамест хозяйка чего-нибудь не напутала.

— Рос Патс, — сказал молодой человек, учтиво поклонившись.

— Базилиус Кнерц, принципиал-ритор в отставке, — расшаркался старичок. Лишь один нюклиет не сказал ничего, а просто прошел мимо аббата, обдав его дурным запахом немытого тела.

— Все мы, как я понимаю, дожидаемся хире Бофранка, — заключил аббат, когда они вернулись в комнату субкомиссара и уселись кто в кресло, кто на табурет. — Но скажите, что творится на улицах?

— Насколько я могу судить, фрате, наконец-то появились отряды кирасиров и патрули гардов, — сказал Патс. — Пресветлый король, видимо, дал нужные указания; я видел, как гарды крючьями ловили и волокли бродячего мертвеца, извивавшегося, что твой червь в пальцах у рыболова.

Бальдунг хмыкнул, но ничего не изрек; он возился пальцами в миске, что осталась от завтрака, и с хлюпаньем облизывал их. Смердело от него так, что Тристан вынужден был зажимать нос платочком.

— Могу ли я, в свою очередь, спросить, что привело вас из Кольны, фрате Гвиттон? — выказал любезный интерес Патс.

Аббат развел руками:

— Сие я могу сказать лишь самому хире Бофранку, прошу понять меня правильно.

— Печально, — покачал головою молодой человек. — Мы только и делаем, что ходим туда и обратно, охраняем друг от друга тайны, а в это время творится бог весть что и, кто знает, не перейден ли уже тот рубеж, за которым возвращение назад невозможно.

— Все в руках господа, — пробормотал аббат отстранено.

— Господь тут ни при чем, — отрезал Бальдунг. — Что же не явит он лик свой, а, фрате Гвиттон? Кстати, что вы делаете в Кольне?

— Что может делать священник? Наставляю людей на путь, предопределенный господом… Уж не заподозрили ли вы во мне обманщика, вы, человек, чьего имени я так и не услыхал?

— А вам его знать ни к чему, — сказал Бальдунг. — К тому же в Кольне всего два священника, и ни одного из них, как мне кажется, не зовут Гвиттон.

— Однако ж я — именно фрате Гвиттон из Кольны, и хотел бы сказать, что:

Не всяк есть друг, про дружбу говорящий, Не всяк есть враг, про то молчащий. Делами токмо доказать возможно, Да долгим временем, что истинно, что ложно.

— То-то что делами, — проворчал нюклиет с гадкой гримасою, но все же унялся, вылизывая миску, и сие занятие, судя по всему, казалось ему столь же приятным, сколь отвратительным виделось оно остальным присутствующим.

Так и сидели в молчании, слушая потрескивание дров в камине да доносившийся с улицы шум — то цокот копыт по мостовой, то громкое многоголосое мяуканье, а однажды раздался отдаленный выстрел из пистолета или аркебузы.

Со скуки молодой Патс принялся листать найденную на камине книгу, склонившись к самому огню, Бальдунг закончил облизывать посудины и задремал, где сидел, лишь старичок Кнерц в своей постоянной подвижности не мог усидеть на месте и то ворошил в камине дрова кочергою, то подбегал к окну, дабы посмотреть, что делается снаружи, то преискусно вертел в воздухе тросточкою.

Аббат же молча размышлял, уставясь в камин.

Занятый каждый собою, они не заметили, как на пороге, хромая, появился тот, кого ждали они с самого утра, — субкомиссар Хаиме Бофранк, из-за плеча которого выглядывала весьма перепуганная хозяйка.

Первым, кто узрел присутствие Бофранка, оказался его брат — на счастье Тристана.

Аббат бросился навстречу, бормоча:

— Хире Бофранк! Это вы! Вы не должны знать меня — я фрате Гвиттон из Кольны и прислан к вам в помощь!

Субкомиссар в изумлении поднял брови, но увидел умоляющие глаза Тристана и понял, что у брата есть некие причины — дурные или благие, разбираться не было времени — скрывать свое подлинное имя и родство. Поэтому Бофранк не стал долго рассуждать над сим вопросом, а попросту поклонился и сказал:

— Я рад видеть вас здесь, фрате Гвиттон. Равно как и вас, хире Патс, и вас… э-э… Бальдунг.

— У тебя по-прежнему что-то гниет внутри, — пробормотал нюклиет с обычной своей приятностью, как и при первой встрече с Бофранком. Фраза сия доставляла ему немалое удовольствие, хотя Бофранк, как человек, спасший нюклиета от костра, мог бы рассчитывать на несколько иное к себе отношение, но не стал затруднять себя мыслями на сей предмет.

— Вы тоже по-прежнему милы, словно роза в середине мая, усыпанная росою, — лишь сказал в ответ Бофранк. — А кто вы, хире? Вас я, кажется, вовсе не знаю… как и фрате Гвиттона.

— Меня зовут Базилиус Кнерц, принципиал-ритор в отставке Базилиус Кнерц, и я приехал по просьбе вашей доброй знакомой и супруги вот этого молодого человека, — отрекомендовался старичок, раскланиваясь. — Я алхимик и, может статься, буду вам полезен. Кроме того, я должен передать вам кое-что на словах, как только мы уединимся. Я оставлял вам записку, однако теперь она вовсе не нужна — бросьте ее в камин, хириэль.

Предпоследняя фраза Кнерца вызвала смятение в душе аббата, которое он, впрочем, внешне никак не выказал. Однако ж Бофранк не торопился беседовать со старичком; он велел хозяйке принести воды для умывания и что-нибудь из еды, а также вина. Выглядел субкомиссар изможденным, лицо его было сплошь перепачкано землею, платье — в чрезвычайном беспорядке. С собою он принес какой-то узел, который бросил в углу.

— Скажите, хире Патс, прибудет ли ваша супруга? — спросил Бофранк, в ожидании обеда и умывания усевшись в кресло, кое уступил ему молодой человек.

— Несомненно. Я тревожусь лишь о том, как бы не случилось чего в дороге, — сказал Патс.

— Могу ли я попросить вас, хире Патс, выйти на улицу и пригласить сюда любого прохожего гарда в любом чине? У меня есть для него несколько поручений.

Молодой человек тотчас исполнил просимое, приведя гарда, коему Бофранк повелел разыскать и доставить сюда некоего Урцеля Цанера, писца из Бараньей Бочки, а также Акселя Лооса, десятника ночного патруля. Гард ушел; Бофранк же обратился к хире Патсу с новой просьбою осмотреть его колено, которое ушиблено и причиняет огромные страдания при ходьбе.