Четыре жизни Хелен Ламберт

Глава 10

Джульетта ЛаКомпт

Шаллан, Франция, 1895 год

Джульетта никогда не видела свою мать работающей в таком остервенении, в каком та пребывала сейчас.

Когда Джульетта зашла в кухню, всхлипывания рвались из глубин ее живота. Разъяренная разговором с Маршаном, мать расхаживала по комнате взад-вперед, хватая бутылки с подоконника, но тотчас подбежала к дочери и схватила ее за плечи.

– Ты никому не расскажешь об этом, слышишь?

– Я люблю его!

Мать сильно ударила ее по лицу.

– Ты дурочка, дитя мое. Пора тебе поумнеть.

Пошатываясь, Джульетта схватилась за горящую от боли щеку.

Лицо матери осталось холодным, неумолимым.

– Твоя глупость всех нас подвергла опасности.

– Я не понимаю…

Мать покачала головой.

– Non. [14] Я исправлю это. – Одним быстрым движением мать откинула кухонный коврик и открыла люк, который Джульетта никогда раньше не видела. – Помоги мне.

14

Нет (с французского).

Джульетта придержала тяжелую деревянную дверь, а мать тем временем спустилась в подвал и вернулась с тремя черными свечами, склянками с кровью и гигантской кожаной книгой.

То, что пряталось под полом, отличалось от любовных зелий и трав, хранящихся в кухне. За этой секретной дверью скрывалась иная магия.

– Что ты собираешься делать? – Джульетта держала кувшины и свечу, пока мать вылезала из подпола.

– Мне потребуется помощь.

Мать держала книгу в потрепанной кожаной обложке; раньше Джульетта такую не видела. Заглянув через плечо матери, Джульетта заметила изображения луны и странные имена, которые она не узнавала. Палец матери задержался на одном имени – экзотическом «Альтаказур». Измельчая травы пестиком и ступкой, она заходила по комнате, чтобы в конце концов налить полученную смесь в хрустальную миску с водой. Слегка напевая, мать повращала миску над головой; пока та двигалась, Джульетта уловила шлейф шафрана, гвоздики и корицы.

Поместив черные свечи в маленькую хрустальную чашу, мать полила их кровью из склянок.

– Дай мне руку.

Джульетта покорно протянула руку; прежде чем она успела запротестовать, мать порезала ей палец и окропила кровью каждую свечу. Джульетта сморщилась.

– У тебя есть его вещь? Что-нибудь, к чему он прикасался?

Джульетта не ответила, и мать нетерпеливо вздохнула:

– Ты меня слышала? – Волосы женщины выпали из аккуратного пучка, и длинные пряди спадали на вспотевшую спину и лоб.

Кивнув, Джульетта поднялась наверх и принесла подарок Маршана – нарисованный Париж.

Выхватив картину из ее рук, мать повертела холст в руках.

– Он подарил тебе это?

Джульетта снова кивнула.

– Он нарисовал ее на мой день рождения.

Мать с жалостью посмотрела на дочь. Затем вынула из кармана декоративный нож и прорезала холст. Начала она с места, где Маршан подписал свою работу; отрезав его имя, она поднесла кусочек холста к свече.

Масляные краски на картине быстро загорелись, и, пока холст полыхал, Джульетта наблюдала за тлеющим изображением Парижа. Пейзаж изгибался, искривлялся, изувеченный пламенем. Это был Париж Маршана, хотя мать утверждала, что художник не собирался брать Джульетту с собой. Но девушка чувствовала, что мать ошибается. Маршан любит ее. Он обязательно за ней вернется.

Когда наступила ночь и отец, братья и сестры заснули, мать пробудила Джульетту от беспокойного сна и отвела за руку в кухню. В темной, холодной, сырой комнате царила глухая тишина. К удивлению Джульетты, кухня подверглась изменениям: стол отодвинули к стене, а на его месте появился нарисованный мелом гигантский круг. Внутри круга белела звезда; линии выглядели безупречными, как будто мать провела их по линейке. На вершине звезды, расположенные внутри круга рядом с хрустальной чашей, горели три черных свечи.

Выйдя на свет, Джульетта испуганно уставилась на мать, вырядившуюся в странную просторную фиолетовую мантию. Лицо ее было выкрашено в белый цвет, как у карнавального клоуна, но в этом образе не было ничего веселого. В плаще было что-то зловещее, и Джульетте захотелось убежать. Однако стоило ей повернуться, как мать схватила ее за руку с силой, которой Джульетта от нее не ожидала.

– Ты должна наблюдать. Он просит об этом.

Джульетта не знала, о ком она говорит, но чувствовала, что лучше не спорить. Она надеялась, что отец или Дельфина спустятся и спасут ее от этой мрачной сцены, однако семья спала крепко – слишком крепко. Джульетта решила, что мать за ужином добавила им что-нибудь в чай.

– Садись. – Мать указала внутрь мелового круга.

Джульетта перешагнула грубые меловые линии; воздух в круге был заметно теплее, чем за его пределами. Прохладный ветерок, дующий из-под двери, казалось, останавливался на границе круга; проведя рукой вдоль белой линии, Джульетта ощутила заметное изменение температуры. Мать, дернув за ночную рубашку Джульетты, стянула ту на пол. Затем она принялась наносить зловонную коричневую пасту на лицо дочери, на ее грудь, живот и ноги, отбивая руки девушки, когда та пыталась стереть с себя эту мерзость. Джульетта чуть не задохнулась, когда в нос ударил запах гвоздики и земли. Сидя в кругу на ночной рубашке, Джульетта обняла себя руками; на ней не было ничего, кроме едкой коричневой пасты.

– Я замерзла, – прошептала Джульетта.

Не обращая на нее внимания, мать опустилась на колени у линии круга, собрав накидкой меловую пыль. Она скользнула вперед по полу и легла лицом вниз на половицы, прижавшись лбом к деревянной доске. Мать тихонько запела, и Джульетта почувствовала, как дернулся ее живот; затем его пронзила острая боль. Боль пульсировала, точно сердцебиение, становясь все сильнее и сильнее. Задыхаясь, Джульетта схватилась за живот, который казался твердым, горячим. Пение матери становилось быстрее, и девушка почувствовала стекающую под ноги на ночную рубашку теплую жидкость. Кровь. Джульетта опустилась на колени, чтобы коснуться багряной лужи, но отдернула руку, когда мать запела странным высоким тоном. Спустя несколько минут голос стал зловещим; свечи замерцали быстрее в такт песне; воск быстро таял, растекаясь как лава.

Джульетта испугалась. Это была жуткая сцена, и женщина на полу не выглядела как ее мать. Фигура в фиолетовом, лежащая лицом вниз, начала сильно дергаться. Джульетта попыталась встать, но обнаружила, что ноги не слушаются ее. Словно почувствовав ее желание сбежать, женщина протянула руку, чтобы сжать голую лодыжку Джульетты. Тело девушки затряслось в конвульсиях; она упала на пол рядом с матерью, выкатилась из круга на холод и скорчилась от жгучей боли в животе.

Мать поднялась с пола, как будто очнувшись от глубокого сна, и с отвращением взглянула на лужу гранатовой крови.

– Ты ждала ребенка. Ребенка Маршана. Но теперь его нет.

Вскрикнув, Джульетта коснулась своего живота. Густая коричневая паста начала рассыпаться по мере высыхания. Пульсация прекратилась, острую боль сменила тупая. Девушка села, глядя на испорченную, окровавленную ночную рубашку.

– Мы это сожжем, – объявила мать, будто читая ее мысли. – Возвращайся в круг.

Джульетта осторожно скользнула обратно. Ноги ее задрожали, и на мгновение она почувствовала, как боль начала угасать, как только ее тело вновь оказалось за меловой чертой. Мать смотрела на дочь с пустым выражением лица, даже с презрением.