Четырех царей слуга

Мустафа-паша имел опытных инженеров, хорошо знакомых с последним словом в фортификационной науке европейцев и специалистов в подземной минной войне. Так что защитников порубежной крепости Русского царства ожидала многотрудная во всех отношениях осада.

Воевода Иван Ржевский распределил солдатские роты, стрелецкие и казачьи полки по линии крепостной обороны. На каждую её сажень приходилось от двух до пяти человек. К каждой пушке приставили по семь человек ратных людей. Даже в условиях начавшейся осады продолжались работы над неоконченными укреплениями. Командир Севского драгунского полка стал правой рукой царского воеводы:

— Пётр Иванович, на Москве бояре мне наказывали взять тебя в первые помощники. Из моих полковых начальников ты один крепостное и минное дело знаешь. Остальные годны биться только в поле.

— Хорошо, коль так ты велишь, князь. Нужен совет — призывай к себе. Просьба у меня к тебе одна есть.

— Какая, Пётр Иванович? Сказывай.

— Дай и мне, помимо командования севцами, участок крепостной стены для обороны, тот, что к турецкому лагерю обращён. Думается мне, что они уже начали копать минные галереи под вал.

— Хорошо. Будет тебе приказано моим воеводским указом, как ты сам о том просишь...

Осада Чигиринской крепости быстро приняла ожесточённый характер с постоянными бомбардировками и приступами большими силами турецкой пехоты. Осаждённые отвечали пушечной стрельбой, отбивали вражеские штурмы, сами совершали дерзкие вылазки.

Военные действия велись только вокруг Чигиринской крепости. Однако царские воеводы и гетман Иван Самойлович готовились к более масштабным действиям в русско-турецкой войне. Но этого не случилось. Даже крымский хан в тот год не отважился на опустошительные набеги на окраины Московского царства.

Под стенами Чигирина не утихали бои. Осадная война шла своим чередом, и великий визирь Кара-Мустафа-паша не делал передышки ни для себя, ни для осаждённых. Он спешил донести в Стамбул султану Мехмеду о падении злополучной крепости русских.

6 июля полковник Гордон руководил отражением яростного нападения турок на один из участков крепостного обвода. Османы взорвали под крепостными укреплениями два мощных пороховых заряда и попытались приступом прорваться в город через образовавшийся пролом в валу, сооружённом из брёвен и земли. Атаки янычар, следовавшие одна за другой, отражались пальбой из ружей и картечными выстрелами. Жаркий бой длился без малого четыре часа. Турок отбили с большим для них уроном.

Патрик не преминул отметить в «Дневнике», что в тот день в замок и город попало 954 ядра и 328 бомб. Такая арифметическая точность подсчёта выстрелов вражеской осадной артиллерии не случайна. Воеводе полковые командиры под вечер каждого дня докладывали обо всём, что у них происходило. Число попаданий ядер и бомб лучше всего говорило, что османы собираются произвести приступ на этом участке, а не на соседнем. Потому и считали стрелецкие и казачьи сотники, ротные поручики число таких попаданий.

Днём 3 августа царский наместник воевода Иван Ржевский, умелый и бесстрашный руководитель обороны, спешивший в старый замок к тому месту, где неприятель взорвал очередной подземный минный заряд, был убит осколком вражеской бомбы. Весть о гибели князя потрясла защитников города. Гарнизон крепости остался без испытанного коменданта, о котором Гордон и в будущем отзывался самым добрым, благодарным словом.

Вечером к Петру Ивановичу явились полковые командиры и старшие офицеры гарнизона. Они просили самого опытного военачальника среди защитников Чигирина принять на себя командование обороной крепости. Выслушав их, царский полковник сказал депутации:

— Господа полковники и офицеры! Сказанное вами считаю для себя великой честью. Но будете ли вы повиноваться мне все, как подчинялись воеводе князю Ржевскому?

— Будем все как один. Теперь ты наш голова, наш воевода, Пётр Иванович. Тебе доверяем начальство над Чигирином.

— Принимаю ваше доверие. Идите в полки и скажите о том. И помните, что государь всея Руси Фёдор Алексеевич молит за нас Господа Бога и крепости отдавать туркам не велит...

Той же ночью из вражеского стана в город перебежал христианин. Он принёс весть, которую там не знали. Перебежчик рассказал, что утром произошло сражение между русскими войсками и турецким авангардом близ Днепра. Османы много людей потеряли убитыми и пленёнными, пушек и повозок, коней и верблюдов. Несмотря на это, великий визирь Кара-Мустафа-паша приказал готовиться к генеральному штурму, а в случае же его неудачи — отступить в свои пределы.

Зная силу турецкой армии, полковник послал к боярам-воеводам царских войск, стоявших у Днепра, вестника с сообщением о готовящемся приступе и состоянии осаждённого гарнизона. Помощи он пока не просил. В тот день в город и замок попало, как скрупулёзно записано в «Дневнике», 973 ядра и 225 бомб. Неприятель жестокой бомбардировкой настойчиво разрушал Чигиринские укрепления и обескровливал защитников крепости.

Этот день, пожалуй, стал переломным в обороне Чигирина. Заметно уменьшившийся гарнизон измучили непрерывные бомбардировки (были дни, когда на город обрушивалось более тысячи ядер и сотни бомб!), минная война, частые яростные приступы. В крепостных валах и стенах зияли многочисленные проломы, которые солдаты, стрельцы и казаки уже не успевали по ночам заделывать.

Оказалось, что почти 100-тысячная султанская армия Кара-Мустафы-паши и конное войско крымского хана имели достаточно сил, чтобы и сражаться с царской армией боярина Григория Ромодановского, и штурмовать стены Чигирина. Более того, неприятель готовился к генеральному штурму крепости, противостоять которому в полную силу защитники города уже не могли.

Патрик Гордон был знаком с обороной больших крепостей по книгам о военном искусстве, на которые он нигде и никогда не жалел денег. Служба в шведском гарнизоне крепости Эльблинг, знакомство с крепостным Данцигом по большому счету дали ему мало познаний. Однако вычитанное в книгах позволило ему принять решение создать внутри гарнизона сильные отряды, которые по сигналу тревоги перебрасывались туда, где только что был взорван минный подкоп. И зачастую султанскую пехоту, ещё не успевшую спуститься в крепостной ров и подступиться к проделанной бреши, встречал сильный огневой заслон.

Благодаря этому за счёт переброски гарнизонных отрядов из одной части Чигирина в другую локальные приступы в местах взрывов подземных мин успешно отражались. Выручало ещё то, что при больших потерях янычарская пехота второй раз на яростный штурм бреши не шла. Но на оборону всей крепостной ограды необходимых сил у осаждённых уже давно не набиралось. В мазанке, которую занимал Гордон, всё чаще велись такие разговоры:

— Пётр Иванович, убавь для моего полка длину защищаемой крепостной стены. Стрельцов с каждым днём теряю всё больше.

— Не могу, господин полковник. В других полках та же самая картина. И ещё хуже.

— Но если турки опять атакуют меня, кем я буду защищаться?

— Если османы пойдут на приступ в проломе, собирай туда большую часть своих стрельцов. Остальных людей — больных, немощных — оставляй для вида на валу.

— А как же мне биться, если турок пойдёт толпой?

— Биться следует храбро, помолясь святым. А если будет совсем тяжко — сам приду с помощью к тебе...

Осаждённые надеялись на помощь войска воеводы Ромодановского и казачьих полков гетмана Самойловича. Появление их под стенами крепости ждали день ото дня. В такой атмосфере бесплодного ожидания стал падать боевой дух гарнизона. Немаловажную роль в этом сыграла и гибель воеводы Ивана Ржевского, который пользовался у офицеров, стрельцов, солдат и малороссийских казаков большим доверием и личным авторитетом.