Чикаго

Кэрол молча смотрела на него. Казалось, события развивались быстрее, чем она была способна осознавать происходящее. Тоном человека, не желающего больше продолжать уговоры, Фернандо произнес:

— Даю тебе время на размышление до утра. Компания торопит меня с рекламой. Если ты откажешься, я буду вынужден быстро найти тебе замену.

На следующее утро Кэрол пришла, встала перед ним и, прежде чем он смог задать ей вопрос, пробормотала, избегая смотреть ему в лицо:

— Ладно. Когда начинать?

Фернандо громко рассмеялся, крепко обнял ее и приподнял:

— Ты чудо! Если бы я не был безразличен к женщинам, обязательно бы за тобой приударил… Ну, за работу.

Она вошла за ним в студию и как всегда разделась. Он долго настраивал свет и камеры и после нескольких попыток смог снять сцену, где она обнажает грудь. Оставалось самое трудное. Он попросил ее надеть бюстгальтер и сам застегнул его сзади, затем поставил ее в центр кадра и сказал:

— Кэрол, я помогу тебе возбудиться. Не смущайся. Я буду дотрагиваться до тебя только как профессионал.

Он подошел к ней, засунул руки в бюстгальтер, взял ее груди в ладони и стал их медленно массировать, затем взял пальцами соски и начал их нежно растирать. Прошла минута, но ничего не получалось.

— Кажется, так я тебя возбудить не могу, — сказал он. — Продолжать?

Она ничего не отвечала, стояла и смотрела на его ладони, которые он просунул ей под бюстгальтер. Он убрал руки и метнулся к камере, чтобы удостовериться, что она настроена правильно, а вернувшись, прошептал:

— Я приготовил кое-что, что тебе поможет. Посмотри на экран.

Она только сейчас заметила, что рядом на тумбочке стоял ноутбук. Он включил его, и перед ее глазами стали мелькать кадры из эротического фильма. На экране белая женщина совокуплялась с чернокожим мужчиной и стонала от наслаждения.

— Прошу тебя, выключи! — закричала Кэрол.

— Что?

— Не выношу эти фильмы!

— Почему?

— Потому что это неестественно и глупо.

— У тебя с этим проблемы?

— Нет, я абсолютно нормальная.

Он укоризненно посмотрел на нее:

— Послушай… Сегодня я должен снять одну-две сцены. Не надо портить мне работу.

— Дай мне шанс. Дай мне быть самой собой, и у меня все получится.

Он безнадежно посмотрел на нее, она же толкнула его, чтобы он встал за камеру:

— Давай!

Фернандо попятился как провинившийся школьник, которого учитель выгнал из класса. Кэрол закрыла глаза и погрузилась в воспоминания о прекрасных моментах, которые у нее были с Грэхемом, в пронизывающее насквозь наслаждение, которое она с ним испытывала. Постепенно она забыла обо всем, что окружало ее, и чувствами была уже далеко. Когда она смутно начала понимать, что слишком яркая лампа слепит ей глаза, она, не обращая на нее внимания, продолжала витать в своей фантазии, пока не очнулась от голоса Фернандо, который положил ей руку на плечо:

— Браво! Отличный кадр!

Они сняли ролик за несколько сессий, и Кэрол каждый раз возбуждала себя подобным образом.

Ролик имел полный успех (если не принимать в расчет одну статью в чикагской «Сан таймс», где журналист осудил рекламу за аморальность и покушение на личную жизнь американцев). Через несколько дней Фернандо пригласил ее на ужин и после двух бокалов красного вина — если не считать своей традиционной марихуаны — начал снова осыпать Кэрол комплиментами.

— Где же ты была раньше? — сказал он с горящими от восторга глазами.

— Все дело в твоем таланте.

Фернандо смотрел на нее с нерешительностью, а затем сказал с детской непосредственностью, которая всегда ее привлекала:

— Хозяин компании хочет с тобой встретиться.

— Да?!

— Фортуна всегда тебе благоволит. Эта встреча может изменить всю твою жизнь. Генри Девис, владелец компании «Дабл икс», — один из самых богатых людей Америки. Ты представляешь, я сам до сих пор его ни разу не видел. Несколько раз просил о встрече, но под разными предлогами мне отказывали.

— У меня совсем другая ситуация. Ты просишь о встрече, он отказывается. Со мной же он сам хочет встретиться, а я не знаю, идти мне на встречу или нет, — пошутила она, но Фернандо было не до смеха. Он посмотрел ей прямо в глаза и серьезно произнес:

— Ты должна ценить, насколько я тебе доверяю. Любой другой на моем месте не позволил бы тебе встретиться с владельцем компании до тех пор, пока не подпишет эксклюзивный контракт.

— Я ценю все, что ты для меня сделал.

— Ты должна мне это доказать. Я дам тебе номер телефона его офиса, чтобы ты договорилась о встрече. Ты же не подписывай с ним ничего, не посоветовавшись со мной.

— Хорошо.

— Обещаешь?

— Да.

32

— Это Салах, Зейнаб!

От волнения он задыхался, как будто после тридцатилетней разлуки увидел ее на улице и бежал за ней, пока не догнал. Собственный голос показался ему странным, каким-то чужим. Фантастика! Он не может поверить, что разговаривает с ней. Как будто и не было всех этих лет, как будто он тысячу раз не пытался забыть ее, как будто тысячу раз не сходил по ней с ума и тысячу же раз не проклинал ее. Его голос говорил больше слов: «Это Салах, Зейнаб. Помнишь меня? Тот Салах, который любит тебя, как никто не любил. Потеряв тебя, Зейнаб, я перестал жить. Тридцать лет я прожил впустую вдали от тебя. Я пытался, но не смог, Зейнаб. Я возвращаюсь к тебе».

— Салах? Не могу поверить!

Несмотря на возраст, она говорила все также эмоционально.

— Я звоню в удобное для тебя время? Не хочу отрывать от работы.

— Я работаю в государственном учреждении, Салах. Работать здесь — значит просто присутствовать на работе. У нас всегда полно времени.

О Боже! Тот же чудесный смех. Она сказала, что не может описать своего счастья, что они вновь нашли друг друга. Она рассказала ему о своей жизни: после смерти мужа она живет одна, а единственная дочь вышла замуж. На его вопрос о Египте она ответила с сожалением:

— Сейчас в стране сложилась очень плохая ситуация, Салах, как будто то, ради чего мы, я и мои товарищи, боролись, было миражом. Демократии мы не добились и не избавились от отсталости, невежества и коррупции. Все только ухудшается. Мракобесие распространяется по стране, как эпидемия. Представь себе, в отделе планирования я единственная мусульманка из пятидесяти служащих, которая не носит хиджаба.

— Почему наша страна так изменилась?

— Репрессии, нищета, несправедливость, неясное будущее, отсутствие общенациональной идеи. Египтяне и не надеются на справедливое устройство мира и живут с мыслью о загробной жизни. Однако набожность египтян не истинная. Под религией скрывают всеобщую депрессию. И хуже всего то, что египтяне, работавшие долгое время в Саудовской Аравии, принесли в страну идеи ваххабизма, а режим способствовал их распространению, поскольку ваххабизм помогает ему удерживаться.