Чингисхан-3. Солдаты неудачи
Шрифт:
– Штанд [12] ! — рявкает патрульный, передергивая затвор. — Руке горе [13] !
Дуэн, не переставая смеяться, вдруг срывается с места и бежит вдоль дороги. Он пробегает мимо машины и я вижу, что у него совершенно белое лицо, на котором застыла яростная гримаса. Патрульные бегут следом. Дуэн выхватывает из-за спины большой черный пистолет и стреляет. Два выстрела отдаются в скалах гулким эхом.
Грохочут автоматы. Стреляют все — и те двое патрульных, что бегут сейчас за Дуэном, и четверо их товарищей. Пули звонко целуют багажник «Фиата». Кол пригибается, закрыв руками голову.
12
Штанд (серб.) — Стоять!
13
Руке горе (серб.) — Руки вверх!
Один из патрульных падает на обочину — автомат отлетает к моим ногам. Действуя скорее на инстинктах, чем осознано, хватаю его, вскидываю — и соображаю, что против меня четверо стрелков.
Целиться времени нет, стреляю «переводом» — ловлю в прорезь голову левого крайнего, нажимаю на спусковой крючок и быстро двигаю стволом к следующему патрульному.
Выстрел! Еще! Еще один!
И наступает звенящая тишина.
– С-сука! — рычит Шпала, зажимая правый бок.
По его рубашке расплывается кровавое пятно.
– Щас я, щас! — торопливо бормочет Кол, роясь в сумке.
Он достает аптечку, зубами разрывает упаковку стерильного бинта.
Прихрамывая, возвращается Дуэн. У него тоже ранение — пуля зацепила мякоть руки. Второго патрульного он застрелил, тот валяется в трех шагах от машины.
– Друже! — восторженно говорит мне Дуэн, баюкая руку. — Ты метак! Меткий! Ово добро!
И обращаясь ко всем, показывает стволом в сторону гор:
– Мора итти [14] !
14
Мора итти (серб.) — Надо идти!
– У нас трехсотый, — откликается Кол, бинтуя Шпалу.
Тот скрипит зубами, но улыбается.
– Ерунда! По ребрам скользнуло.
– Ты ж сам ранен, друг, — говорю я Дуэну.
– После, — машет он пухлой рукой. — Море итти! Брзо [15] !
До Книна, точнее, до позиций сербских войск над городом, мы добираемся уже в темноте. Дуэн кричит пароль, получает отзыв, и мы карабкаемся на взгорок, через который проходят окопы полного профиля.
Нас определяют в «отдвоену чету», отдельную роту, простыми бойцами. Кол пытается что-то сказать насчет своей узкой военной специализации, но ему отвечают, что сейчас «треба много льюди».
15
Брзо (серб.) — Быстро!
Личный состав нашей роты живет в настоящей казарме, длинном бараке, выстроенном в лесу. До войны тут, видимо, был какой-то сельскохозяйственный склад. Запах зерна не выветрился до сих пор.
Тусклая лампочка, ряды железных коек, десятка три мужиков в военной форме. Повсюду развешено оружие, лежат вещи, мешки. Нас принимают настороженно, но как только выясняется, что мы русские, отношение меняется.
– Руски добро! Ми брачья! — слышится со всех сторон.
Беззубый парень с забинтованной шеей азартно вопит, подпрыгивая на койке:
– Усташе край [16] !
Потом появляется фляга, звенят стаканы.
– Добро здравле! — кричат сербы.
Каждый хочет выпить с нами. Пьем мы что-то очень крепкое, похожее на бренди. Я быстро хмелею. Вспоминаю — и говорю
Шпале:– А ведь сегодня первое января! С Новым годом!
– Нова година! — подхватывает казарма.
Концовки этого вечера я не помню — отрубаюсь.
Здесь всюду горы. Но совсем не такие, как в Афганистане. Там — голый камень, щебень, песок, пыль. Сухо и жарко. Растительности — самый минимум, в основном какие-то шипастые жесткие стебли, скрученные, переплетенные и оттого напоминающие колючую проволоку.
16
Усташе край (серб.) — Усташам конец!
На Балканах по-другому. Рядом с Книном находятся горы Велебит. Динарский хребет проходит всего в тридцати пяти километрах, там граница с Боснией и Герцеговиной. Поэтому с первых же дней мы оказываемся в роли горных стрелков. Растений тут столько, что можно озеленить еще какой-нибудь регион типа нашего Таймыра или того же Афгана, большинство — вечнозеленые. Наверное, все дело в климате, теплом и влажном, где даже зимой растет трава. В горах постоянно висят туманы, утром выпадает роса.
Говорят, летом в местные травы, кусты, деревья словно кто-то впрыскивает усилитель роста. Обыкновенный подорожник вымахивает до размеров лопуха, плющ вползает по известняковым скалам на головокружительную высоту. В долинах встречаются тополя, стволы которых не обхватить и впятером. Чистый камень тут практически не найти — они покрыты мхом, травой, из любой трещинки обязательно торчит зеленая былинка.
В горах водятся олени, барсуки, куницы, белки. Из хищников встречаются волки, рыси, говорят, есть даже медведи. Жители этих мест любят охотиться, в домах висят оленьи рога. Каждый мужчина может рассказать какую-нибудь историю, произошедшую с ним на охоте.
Ходить по здешним горам очень тяжело. Все время — или в горку, или под горку. Тут и поля, и дома стоят на склонах. Жизнь местных крестьян — это вечные подъемы и спуски. Людям, жизнь которых прошла на равнине, поначалу очень трудно привыкнуть.
Города и деревни Сербской Краины очень живописные, даже сказочные какие-то. Двухэтажные беленые домики под яркими черепичными крышами, двери и ворота из темного дерева, ставенки, окошечки, кованые оградки, тротуары часто вымощены булыжником. Когда идешь по старым улочкам Книна, кажется, что все это ненастоящее, что ты попал на съемочную площадку фильма. И только выползший из-за поворота бронетранспортер, на который приклеены плакаты с портретами кандидатов в местную Скупщину — в Сербской Крайне скоро выборы — напоминает, что сказок не бывает и все реально.
Задача нашего отряда — спуститься к деревне Бадань, проверить дома, опросить жителей. Командует молодой поручик Майомир, краснощекий, усатый, веселый. Он делит отряд на две колонны и объясняет, что идти надо, выдерживая дистанцию.
Специально для нас, новичков, тычет пальцем под ноги:
– Мина, мина!
– Да ясно, командир, — кивает Кол. — Будем осторожны.
Переход до деревни занимает три часа. На опушке леса делаем привал. Многие сербы переобуваются — снимают горные ботинки и одевают кроссовки. Это правильно: в тяжелых берцах по пашне не очень-то побегаешь.
Бадань лежит внизу как на ладони. Аккуратные домики, вокруг поля. У околицы замечаем два белых лендровера. Миротворцы. Майомир достает бинокль, внимательно разглядывает машины и с улыбкой говорит:
– Канада! Добро!
Я уже знаю — из всех миротворческих контингентов более-менее по-человечески к сербам относятся только канадцы и французы.
Мы идем к деревне широкой цепью. С левого фланга доносятся тревожные крики. Поручик бежит туда, придерживая на бегу автомат. Вскоре по цепи передают — на поле обнаружена расстрелянная корова. Замечаю, что сербы мрачнеют, передергивают затворы.