Чингисхан. Неизвестная Азия.
Шрифт:
И наконец, вовсе уж пикантнейший факт. Уже гораздо позже, в шестнадцатом веке, когда и след простыл татарского «ига», сначала Иван III, великий князь Московский, а потом его сын, царь Иоанн Грозный предпринимали попытки слегка поумерить аппетиты церковников, ставших крупнейшими на Руси собственниками. Оба раза, сопротивляясь этаким богомерзким новшествам, отцы церкви требовали признать за ними все их исконные права и привилегии, в качестве главного аргумента предъявляя… семь ярлыков от разных ханов!
Церковь, как видим, откровенно держала сторону татар. Как и подавляющее большинство князей, которые с превеликой охотой ездили в Сарай, интриговали там друг против друга, подкупали татарских сановников, одним
Именно тем, что русская правящая верхушка, и светская, и церковная, без особого сопротивления срослась с татарской элитой, и объясняется то, что за все годы «ига» так и не последовало каких-то более-менее масштабных народных выступлений против завоевателей. Хотя нам старательно пытаются впарить, что происходило это-де от некоего патологического страха многих поколений русских перед татарами. Страх если и был, то в первую очередь перед своими князьями и церковными иерархами, которые ни за что не поддержали бы бунт, а наоборот, приняли бы все меры, чтобы с ним разделаться.
И еще один немаловажный нюанс: как частенько бывает в человеческой истории, татарская империя была притягательна сама по себе именно из-за того, что она — империя. Одно дело — старательно строить карьеру в крохотном княжестве, где всего-то и достоинств, что суверенность, и совсем другое — делать то же самое в империи, раскинувшейся на половину тогдашнего обитаемого мира.
Вот, например, князь Федор Ростиславович Чермный (что на тогдашнем русском языке означало «Красавец»). Сын смоленского князя, он при разделе наследства получил не княжество, а крохотный удел с городом Можайском. Прозябать в этакой глуши Красавцу не хотелось, он с еще тремя такими же «бесперспективными» юными джентльменами собрал войско, отправился в Золотую Орду и зачислился там на службу. Участвовал в походе татар на осетин, потом руководил карательной экспедицией в Булгар, в конце концов получил немаленький по тем меркам придворный чин, став виночерпием хана Менгу-Тимура. Ну а чистого развлечения ради порой отправлялся с татарскими войсками, выступавшими против мятежных князей — как, например, было с Переяславлем. В конце концов он женился на принявшей крещение дочери Менгу-Тимура. Когда опустел ярославский «стол», хан дал зятю войско, и тот без особого труда овладел Ярославским княжеством. «И какие были Федору обиды, он отомстил за них повелением царским, а татар отпустил с честью в Орду».
Впоследствии его произвели в святые — но тут уж была чистой воды политика: соперничавшие с Москвой ярославские князья хотели поднять престиж Ярославля, заведя собственного святого. Вот только современники отнеслись к этому иронически, судя по сохранившейся Ермолинской летописи…
Федор был не один такой — хватало его земляков и единоверцев, с превеликой охотой делавших карьеру в Орде. Империя — вещь привлекательная…
Между прочим, в те времена все же существовала, и довольно долго, одна-единственная организованная и серьезная сила, всерьез воевавшая с татарами. Звалась она — новгородские ушкуйники. Но дело тут было вовсе не в святых идеалах национально-освободительного движения, а в презренном металле, увы…
Название «ушкуйник» произошло от слова «ушкуй» — так назывались довольно большие морские и речные суда. На них плавала лихая новгородская вольница, которую в другое время и в других морях именовали не иначе как «пиратской».
Первые походы
ушкуйников, против шведов, еще носили кое-какие признаки «защиты Отечества». Господин Великий Новгород тогда воевал со шведами, и ушкуйники совершили против «свеев» несколько морских походов. Но потом был заключен мир, лихие ребятки остались не у дел — а возвращаться к мирным занятиям им чертовски не хотелось, потому что это было скучно, уныло и неприбыльно. И тогда ушкуйники, оглядевшись как следует, вспомнили, что далеко на юге располагается богатая держава под названием Золотая Орда. С Новгородом она, правда, никоим образом не конфликтовала, но такие мелочи никого не волновали…В 1360 году ушкуйники спустились по Волге и взяли штурмом большой татарский город Жукотин — все же они были не ватагой разбойников, кое-как одетых и вооруженных чем попало, а дружиной профессиональных вояк, отлично экипированных и вооруженных. Захватив богатую добычу, ушкуйники на обратном пути остановились в русской Костроме, чтобы как следует отдохнуть и развеяться.
Тогдашний хан Золотой Орды Хидырбек, не мешкая, отправил гонцов к тамошним князьям. Князья повязали ушкуйников и выдали татарам. Чуть позже коллеги арестованных в отместку спалили дотла и Нижний Новгород, и Кострому, а потом стали эти города грабить всякий раз, как проплывали мимо по пути из варяг в татары («Вы что ж это, козлы позорные, правильных пацанов ментам сдали?!»).
В общем, ушкуйники что ни год отправлялись в пределы Золотой Орды, а по дороге не обходили вниманием и вполне русские города. Хан посылал гонцов к московскому князю, прося навести порядок. Князь отправлял сердитые послания новгородцам. Новгородцы лукаво отписывали в ответ, что это-де самоуправствуют молодые и бесшабашные ребята, которые москвитян не трогают, а бьют только «басурман». Это была далеко не вся правдочка: сплошь и рядом ушкуйниками руководили опытные новгородские воеводы, а оружием и деньгами вольницу втихомолку снабжали новгородские купцы — за долю в прибыли…
Город Булгар, пока он еще существовал, ушкуйники брали трижды — а в 1374 году осмелели настолько, что с налету захватили и разграбили столицу Золотой Орды Сарай.
На следующий год они на семидесяти ушкуях (под началом опять-таки не выборного атамана, а новгородского воеводы) объявились у Костромы. Управлявший там московский воевода Плещеев с пятью тысячами войска вышел им навстречу. Ушкуйников было только полторы тысячи, но они, ударив из засады в тыл, Плещеева разбили, после чего заняли беззащитную Кострому и две недели там оттягивались (детали представить нетрудно).
Окрыленный успехом, новгородский воевода Прокоп со своими орлами поплыл вниз по Волге и объявился в Булгаре. Тамошние власти, наученные горьким опытом, откупились, не задавая лишних вопросов. Прокоп двинулся к Сараю, вторично взял его штурмом и разграбил. А поскольку аппетит приходит во время еды, поплыл дальше, в устье Волги, и бросил якоря в городе Хаджи-Тархан (нынешняя Астрахань), где правил хан Салгей.
Хан задираться со столь грозными гостями не стал — он беспрекословно заплатил дань, сколько потребовали, за приличные деньги купил всех взятых в Булгаре пленников (чем безбожно нарушил мусульманские обычаи, поскольку пленники были его единоверцами), а потом закатил для новгородцев роскошный пир. Потерявшие бдительность ушкуйники быстро перепились, набежала толпа ханских нукеров и сделала им кирдык…
Примерно в те же годы ушкуйники устроили даже свою столицу, этакую российскую Тортугу — заняли крепость Хлынов на реке Вятке, откуда было очень удобно ходить в набеги как за Урал по Оби, так и на Золотую Орду по Волге. Карамзин: «Малочисленный народ Вятки, управляемый законами демократии, сделался ужасен своими дерзкими разбоями, не щадя и самих единоплеменников, за что стяжал себе не особенно почетное название — хлынские воры».
Да уж, стоит только развести демократию, как ворья и разбойников неведомо откуда набежит столько, что диву даешься…