Чингисхан. Пядь земли

— Изучая «О своей жизни» принцепса Октавиана, а также «Эпитому военного дела», — начал Эйрих. — Я, на мой взгляд, понял, что было не так с преторианцами и что стало не так с дворцовыми ауксилариями и остальными гвардейскими подразделениями.

— И что с ними не так? — не стал скрывать заинтересованность Флавий Антемий.

— Они слишком долго сидят в мире, — произнёс Эйрих. — Обрастают жиром, порочными связями, начинают иметь слишком много дел с горожанами — где есть всё это, есть место предательству. Иными словами, они как оставленный без присмотра пёс — у такого, обычно, много «хозяев».

— Не совсем понял метафору о беспризорном псе, — признался консул.

— Кто бросит кость пожирнее — тот и хозяин, — пояснил Эйрих.

— А-а-а, теперь понятно, — улыбнулся Флавий Антемий. — Хорошая метафора, глубокая. Но что ты предлагаешь?

— Новая гвардия не должна долго засиживаться в Константинополе и в других городах, — продолжил Эйрих озвучивать своё видение концепции безопасности. — Полгода в городе — полтора в полевой армии. Деньгами не обижать, но взамен жестоко карать за проступки. Гораздо жёстче, чем обычных легионеров. Железная дисциплина, строжайший отбор только самых лучших, частая ротация гвардейцев в беспокойные провинции, которых у вас хватает — это залог надёжности гвардии.

У Темучжина была такая гвардия — кешиктены. Это было постоянное войско, которое воевало всегда, никогда подолгу не засиживаясь на безопасной территории. Войн в ту пору всегда хватало, поэтому кешиктены часто гибли в ожесточённых схватках, но такая гибель считалась почётной. Когда воин слишком долго не сражается, он неизбежно превращается в трусливую бабу.

— В этом что-то есть, — произнёс консул после недолгой паузы. — А ведь действительно... У императора Константина I Великого дворцовые войска участвовали в битвах, показывая свои самые лучшие качества, а у нас... Да, ты, безусловно, прав. Но это лишь часть решения.

— Далее, — продолжил Эйрих. — Важно сделать так, чтобы туда не набирали по родственному признаку. Имел беседу с франкскими воинами, пытавшими счастье устроиться в дворцовую ауксилию, но там предпочитают продвигать на должности своих соплеменников. Это должно быть прекращено. Лучше набирать новобранцев в отдалённых имперских провинциях, причём совсем необязательно варваров. Тренировать их качественно и неуклонно взращивать в них верность. Набором должны заниматься надёжные люди, чтобы у них не возникло соблазна продвигать кого-то за деньги.

— Это разумно, — согласился консул. — Правда, потребует очень больших вложений.

— Насколько я понял, денег у вас так много, что такие траты не окажут слишком тяжёлого влияния на положение имперских дел, — произнёс Эйрих. — Тем более, что это не какая-то блажь, а жизненная необходимость — речь идёт о безопасности нового императора. Кстати, как он?

— Мальчик тяжело переживает утрату отца, — с горечью произнёс консул. — Волей Сената я назначен регентом — никто не оспорил это, ведь все боятся брать ответственность в такое непростое время.

«А те, кто не боялся бы, скорее всего, сейчас уже на дне Золотого рога», — подумал Эйрих.

— Впереди у меня много работы и новая гвардия — это лишь одна из задач, — продолжил Флавий Антемий. — И мне бы не помешал такой человек, как ты, рядом — если бы ты взялся за обучение новых гвардейцев, точно так, как ты это видишь, это бы облегчило мне работу.

— Я всё ещё склонен отказаться, — вздохнул Эйрих. — У тебя ответственность перед твоей империей, а у меня ответственность перед моим народом.

— Я уважаю твои принципы, — кивнул консул. — Любой другой на твоём месте давно бы согласился и был бы рад своей удаче, но не ты.

— Есть вещи гораздо важнее, чем сытый желудок и ломящийся от роскоши дворец, — сказал на это мальчик. — Величие и то, что останется после тебя — вот что по-настоящему важно.

— Не ожидаешь услышать такое от настолько молодого человека, — улыбнулся Флавий Антемий. — Брони, оружие и прочее, в соответствии с твоим запросом, уже начали готовить — всё будет через несколько декад. Во дворце ходят слухи, что я собираюсь идти на кого-то войной...

— Фактически, так и есть, — сказал Эйрих. — Не своими руками, конечно, но войной.

— Кстати, твой новый учитель скоро прибудет, — вспомнил консул. — Я потребовал купить лучшего учителя-грека, звать его Ликургом, он имеет десятилетний опыт преподавания философии в Коринфе — очень хороший учитель, ты будешь им доволен.

— Я признателен тебе за это, консул, — кивнул Эйрих с благодарностью.

— Ерунда, — махнул рукой Флавий Антемий. — Теперь поговорим об одном важном деле. Касательно твоих действий, когда вы окажетесь в Италии...

/15 сентября 408 года нашей эры, Восточная Римская империя, г. Константинополь/

Эйрих сидел в покоях и писал свои мысли в дневник.

В Константинополе всё окончательно успокоилось. Мертвецов уже захоронили, порядок на улицах навели, но Ипподром всё ещё закрыт, а гонки запретили, по официально версии, в связи с трауром по погибшим, до весны.

Дружина почти зализала раны, кто должен был умереть от ран, уже умер, а остальные привели в порядок экипировку и были, более или менее, боеспособны. Ну и новичков прибавилось...

«Ante diem XVIII Kalendas Septembres MCLXI a.u.c., dies Lunae. (4) Прибыло ещё два десятка желающих присоединиться к моей дружине. Один десяток прибыл в Константинополь с покорённых гуннами земель, откуда-то с северо-востока. На латыни говорит, очень плохо, только один, он говорит, что племя их зовётся ваграми. Семеро из них являются хорошими лучниками, без тех троих они в мою дружину вступать отказались, поэтому взял всех. Второй десяток — визиготы, под началом десятника Валии. Хорошие воины, прошли испытание и вступили в мою дружину. О моих условиях Константинополь слухами полнится, потому кандидаты уже заранее знают, куда идут...»

Эйрих сделал паузу на несколько глотков разбавленного вина.

«... Альвомир утром повалил впавшего в безумие коня, понёсшегося по форуму Феодосия. Удар по морде таким кулачищем выбил всё безумие и конь, после того как оклемался, успокоился. Проверил ход дела у кузнеца Гектора Авла Калида: жалуется на то, что запорол одну заготовку — он подумал, что саблю будет сковать будет легче всего, но сейчас признался мне, что пока оставит это дело и перейдёт к ковке илда. Я предупреждал его, но он не послушал. Мой возраст заставляет окружающих относиться к моим словам недостаточно серьёзно — это давно уже меня раздражает, но мне остаётся лишь терпеть и ждать. Но, с другой стороны, цена за уважение слишком высока — платить за него приходится молодостью...»