Чингисхан. Сотрясая вселенную

Эйрих не нуждался в прояснении каких-то там религиозных вопросов, но на отца Григория у него имелось несколько далекоидущих планов.

– Приду с утра, перед охотой, – кивнул он. – Пейте больше воды и меньше хмельного, святой отец.

– Не учи меня проповеди читать, Эйрих! – укорил его отец Григорий. – Но ты прав, чрезмерные возлияния оскверняют рассудок…

Священник ушел к себе домой, а Эйрих, неопределенным взглядом посмотрев на охраняющих телеги римлян, откровенно скучающих от бездействия, направился в лес.

– Господин! – догнал его Виссарион.

Мальчик уже прошел примерно тысячу двести шагов по лесу, держа путь к первому силку.

Раб не чувствовал себя в безопасности в лесу, поэтому нервно оглядывался по сторонам: он был наслышан о волках, из-за чего старался даже не выходить из дому по ночам.

– Что? – развернулся Эйрих, услышавший своего преследователя шагов за семьсот.

– Вас зовет госпожа Тиудигото, – ответил Виссарион.

– Что ей надо? – спросил Эйрих. – Я вообще-то не просто так иду в лес.

– Она, судя по всему, хочет узнать о том, что происходит в бражном доме, – ответил Виссарион.

– И ради этого послала тебя за мной? – слегка удивился Эйрих. – Нет, пусть подождет. А ты прогуляешься со мной. Проверим силки и обернемся до заката.

Виссарион не посмел ослушаться.

Первый силок сразу же принес дивиденды: полупридушенная лесная куропатка пыталась вырвать черенок силка, разбрасывая своими лапками землю.

Очевидно, что Эйрих за эти годы, достиг большого мастерства в установке силков, поэтому если какая-то лесная дичь все-таки находила силок и соблазнялась приманкой, то ловушка безальтернативно срабатывала. Раньше крупные твари срывались, а вот в прошлом месяце Эйрих принес домой задушенную лисицу. Шкурка ее уже выделана лично отцом. Когда-нибудь накопится достаточно шкур, чтобы можно было выручить за большой набор мягкой рухляди [24] приличные деньги.

24

Мягкая рухлядь – это не устаревшее имущество, а пушнина. Сейчас такой термин вышел из употребления.

Дальнейший осмотр силков не принес никаких результатов: шесть оставшихся еще не привлекли ни одну тварь.

Сейчас Эйрих оставляет силки на целые дни, потому что они стали очень редко давать сбои и, как правило, замыкали петли на шеях жертв, а не как раньше. И если жертва силка удушает себя за полчаса-час, то потом маловероятно, что тело быстро найдут лесные хищники.

Одна куропатка – это тоже мясо и достойное вознаграждение для одного дня. Придется отдать ее отцу, конечно…

– Знаешь что, Виссарион? – спросил Эйрих, когда они уже возвращались в деревню.

– Не знаю, господин, – ответил раб.

– Я хочу, чтобы ты начал писать летопись, – сообщил ему Эйрих. – «Деяния Эйриха». Пока писать почти что не о чем, но начало моей жизни, участие в первом набеге, захват виллы, а также овладение латынью и грамотой – все это уже можно начать записывать. Чистых пергаментов у нас полно, а стол для письма я тебе сделаю.

– Это большая честь для меня, господин, – признательным тоном ответил Виссарион.

– Не лукавь, – пренебрежительно попросил Эйрих. – Это работа, а не честь. Если когда-нибудь мы захватим город, я дарую тебе в нем дом, это будет оплатой за твою работу.

Виссарион с благодарностью поклонился, но Эйрих знал, что думает этот человек. Он, скорее всего, настроен скептически и полагает, что сопляк много о себе возомнил. Время покажет.

– Ты задумывался о том, чтобы взять жену? – поинтересовался Эйрих. – В будущих набегах я могу найти тебе какую-нибудь римлянку.

– Зачем вам это, господин? – спросил Виссарион.

– Просто так, – пожал плечами Эйрих. – Ты верен мне, а те, кто мне верен, не должны жить плохо.

– Вы будете великим правителем, господин, – вновь поклонился Виссарион.

– Я знаю, – ответил Эйрих. – Но будь добр стараться не лизать мне задницу, раб. Твоего положения это не улучшит, я знаю тебе цену, а также знаю цену себе. И еще. Можешь говорить то, что думаешь на самом деле. Я, как ты уже заметил, наказываю тебя за дела, а не за мысли.

– Но зачем это вам, господин? – снова спросил Виссарион.

– Затем, что мне нужен надежный советник, который увидит то, что я упустил, – объяснил Эйрих. – Хрисанф недостаточно надежен, братья мои слишком туповаты, на сестру у меня другие планы, а вот ты… Ты достаточно умен и внимателен, чтобы подмечать то, что может ускользнуть от моего взора. Если покажешь себя очень полезным, будь уверен, что в рабах тебе прозябать недолго.

Виссарион думал недолго. У него было чутье на судьбоносные моменты.

– Я не подведу вас, господин, – ответил раб.

– Я в тебя верю, – усмехнулся Эйрих. – Но помни: предательство приведет тебя к участи, что хуже, чем смерть.

Виссарион уже давно знал Эйриха, но ни разу не слышал, чтобы тот шутил. Эйрих вообще никогда не шутил и не смеялся над чужими шутками или промахами. Это одна из тех вещей, которая делала его странным в глазах окружающих. И раб прекрасно понял, что слова Эйриха следует воспринимать предельно серьезно. Потому что где-то глубоко в подсознании он не воспринимал этого ребенка как ребенка, ведь дети больше времени уделяют развлечениям и забавам, ведь они же дети, а Эйрих…

Раб не встречал таких взрослых, которые с подобной самоотдачей предавались интенсивному труду и тренировкам. Он сам не прилагал и десятой части таких усилий не то что в детстве, а даже во время пребывания в статусе общественного раба…

Они вернулись домой, Эйрих передал куропатку Татию, уже почти смирившемуся со своей судьбой, после чего прошел к Тиудигото, ожидавшей его у очага. Там же сидели Эрелиева и Мунто. Последняя, дочь Фульгинс, была до крайности молчалива. Настолько, что Эйрих думал, что она нема. Но она не нема, просто почему-то очень бережет слова. Или ей нечего сказать.

– Что за римляне в деревне? – с нетерпением спросила мать. – И почему ты так долго возвращался?

– Куропатка сама себя не поймает, – указал Эйрих на добычу в руках Татия. – А римляне – это посланники константинопольского императора. Они пришли якобы для того, чтобы замирить готов с римлянами…

– Якобы? – уцепилась Тиудигото за ключевое слово.

Мальчик уселся перед римской печью, построенной Виссарионом. От очага Тиудигото не отказалась, потому что на костре ей привычнее готовить еду, но против каминуса не выступала, на практике убедившись, что греть дом им гораздо экономичнее и эффективнее.

– Да, якобы, – кивнул Эйрих. – Они говорят красивые слова, но я не понимаю, почему они появились только сейчас. Римляне на юге терпели от нас бедствия в течение всей моей жизни, а посланники прибыли только сейчас. Это странно.

– Может, их император решил, что выгоднее платить нам положенное, чем терпеть убытки? – предположила Эрелиева.

Сестрица всегда верит в лучшее. Возможно, со временем это пройдет.

– Я бы не был так уверен, – вздохнул Эйрих.

Он бы, окажись на месте императора, прислал бы сюда пару-тройку легионов и истребил всех готов, кроме женщин и детей. Последних он, в традиционной манере, измерил бы колесом арбы [25] , это самый надежный способ установить возраст. Лицо и кожа могут обмануть, но рост никогда не обманывает, потому что даже взрослый человек настолько низкого роста не представляет угрозы воинам.

25

Арба (от перс. ?????? [arabe]) – двухколесная телега у тюрков. Монголами тоже применялась, так как ТТХ этого девайса делают его очень удобным для путешествия по принципиальному бездорожью, потому что четырехколесные телеги требуют хоть какой-то дороги, ведь износ их на ухабах и колдобинах существенно выше. У некоторых народов бывают четырехколесные арбы, но у кочевников такие штуки распространения не получили по вышеописанной причине.