Чингисхан. Сотрясая вселенную

– Я хочу говорить! – донеслось со стороны римлян.

– Так говори! Кто тебе мешает? – крикнул Эйрих в ответ.

– Ты тот сукин сын, стрелявший в нас из лука? – донеслось от римлян.

– Будешь грубить – затолкаю тебе в глотку стрелу! – ответил Эйрих.

– Ты кто такой? – крикнул некий римлянин.

Вероятно, это был сам командир.

– Я – Эйрих, сын Зевты! – представился Эйрих. – А ты кто такой?

– Квестор Тулий Веннон Гамала! – представился римлянин. – Зачем ты напал на нас?

– Ты пришел по нашим следам – значит, ищешь именно нас! – ответил Эйрих. – Сотня воинов не будет искать людей по следам с мирными намерениями!

– Я ищу рабов, убивших Фотиса Самароса! – крикнул Гамала.

– Тогда ты зря ищешь этих рабов! – ответил ему Эйрих.

– Почему? – с недоумением в голосе спросил квестор.

– Потому что этого старого педераста убил я! – ответил Эйрих. – И это создает между нами нерешенную проблему!

– Тут ты прав! – крикнул Тулий Веннон Гамала. – Как будем решать эту проблему?

– Это твое дело! – заговорил Эйрих. – Но я, окажись на твоем месте, просто бы ушел! Если потеряешь в этом неудобном штурме слишком много воинов, а ты потеряешь, тебе этого не простят! Никакой дальнейшей карьеры, квестор Гамала!

Магистратуру Эйрих знал настолько хорошо, что мог бы эффективно занимать должность того же квестора или эдила. Марцеллин критиковал магистратуру Римской республики, а Октавиан, наоборот, сильно хвалил, считая принципатскую магистратуру достойным преемником республиканской. И эти двое не любили бросаться словами просто так, поэтому подробно описывали, что именно им нравится или не нравится.

Эйрих же считал, что система магистратуры хорошая, но не без недостатков. Есть что улучшать, есть что уничтожать без сожаления. Главный недостаток – корыстная заинтересованность должностных лиц. Коррупционная составляющая была настолько большой, что даже в китайских державах чиновники не смели воровать настолько нагло и беспринципно. Марцеллин пишет о вопиющих случаях, происходивших в некоторых провинциях запада. Хищения там бывали троекратными. И нет, это не ошибка: император выделяет средства, средства полностью разворовываются еще до того, как покинули Равенну. Император карает кого-то, а затем снова выделяет средства, их снова столь же нагло и почти в открытую разворовывают. Кого-то карают, кого-то казнят, затем деньги наконец-то покидают Равенну… чтобы быть большей частью разворованными в целевой провинции.

Но провинциальной власти все-таки надо как-то отчитываться за освоение средств. Они пишут доклады о впечатляющих успехах, от которых император должен воодушевиться. Но это не отменяет поборы по инициативе провинциального губернатора, чтобы возместить уже благополучно и бесследно украденные деньги. На табулах что-то ведь должно быть возведено или реконструировано, потому что у каждого губернатора есть тысячи злопыхателей, которые хотят на его место. И поэтому в бумагах все должно быть отлично. Ну и о себе, родимом, забывать нельзя. И так столетиями…

Как это касается карьеры квестора Тулия Веннона Гамалы? А напрямую. Даже квестором хочет стать много кто. Гамала обязательно заплатил кругленькую сумму, чтобы занять эту должность в провинциальной магистратуре, поэтому ему следует руками и пальцами ног держаться за эту должность, просто чтобы не потерять вложенные средства, не говоря уже о том, чтобы возместить их многократно, к чему он однозначно стремится.

Потеря, скажем, половины центурии на задании, где всего-то и надо было поймать беглых рабов, – это несмываемое репутационное пятно. Поэтому он сейчас в глубоких раздумьях. И пусть думает. Крепко.

– Но какое тебе дело до моей карьеры, если ты умрешь в этой битве? – задал вопрос квестор.

– Если! – ответил Эйрих.

После этого лаконичного ответа в стиле древних спартанцев он счел переговоры оконченными и направился проверять результаты работы раненых и рабов. Насыпь – это ведь даже не начало обороны Эйриха…

19 декабря 407 года нашей эры, Восточная Римская империя, провинция Ахейя, в некоем ущелье, у лагеря варвара Эйриха

Тулий с ненавистью сплюнул, посмотрев на насыпь из среднеразмерных камней. Деканы Александр и Гней уже обнюхали это ущелье со всех сторон. Вход только здесь. Или лезть на скалы, чтобы потерять некоторое количество людей еще до начала штурма. А людей слишком мало… И неизвестно, сколько именно там варваров…

Тулий не сталкивался ни с чем подобным никогда в жизни. В легионе все было понятно: твоя служба заключается в исполнении приказов. Никогда он не оставался абсолютно один, мечась между неоднозначными решениями, когда одно хуже другого. Этот Эйрих вроде бы сопляк сопляком, но ведет себя как опытный командир.

«У него все это не просто так, – пришла в голову Тулия догадка. – Похоже, его воины сильно пострадали во время стычки с другими грабителями, поэтому он был вынужден искать временное убежище, чтобы раненые могли немного оклематься. Но он предвидел, что будет погоня, поэтому разместился не посреди леса, как сделали бы другие варвары, а выбрал наиболее подходящее для обороны место».

Клубок начал распутываться. Тулий погладил шрам на тыльной стороне ладони. Стрела пробила кисть насквозь. Было больно, но еще больнее было, когда соратники пилили древко этой стрелы.

«Проклятый богом лучник… – с ненавистью подумал Тулий, имея в виду и германца, и Эйриха, варвара пока что непонятного племени. – Так, у него раненые воины. Расчет его строится на том, что мне невыгодно пытаться штурмовать вход в ущелье? Нет, он буквально приманил нас сюда. Непохоже, что он настроен решить дело миром. Но если поразмышлять, то мы бы все равно нашли их по следам. Почему он рискнул и выехал нас отстреливать? Потрепать?»

Вопросы, вопросы, вопросы… Тулий никогда не умел думать за своих врагов, но всегда пытался. Иногда даже получалось.

Что бы он сделал, окажись в положении этого Эйриха? Он бы позаботился о том, чтобы еды хватило надолго, ведь осада… Тут Тулию захотелось шарахнуть себя по голове: никакая осада невозможна, потому что у римлян совсем нет припасов. То есть Эйрих знает, что у Тулия есть только один вариант – штурм. И выходит, что подумать за варвара Тулий не смог.

«Нет, нельзя сдаваться слишком быстро, – приструнил он сам себя. – Время играет на стороне варвара, но это стало понятно сразу. Штурм этот Эйрих может и не пережить, потому что часть его воинов ранена. Это значит, что не так уж все и плохо».

Если бы Тулий был на месте варвара, стал бы он отвечать на попытку переговоров? Да, стал бы, потому что игнорирование выглядело бы как страх и слабость. Это недопустимо не только перед врагами, но и перед своими. Значит, ход мыслей Тулия тупиковый и ни к чему полезному не ведет. Если бы Тулий был на месте варвара, ставил бы он все на одно сомнительное действо? Нет, не стал бы, потому что это слишком ненадежно. Значит, точно есть что-то еще.

«Делить войска – это безумие, – сразу же подумал Тулий. – А если поразмыслить… Нет, не похож этот варвар на способного рискнуть всем ради крохотного шанса на победу».