Чингисхан

Учителю предстояло еще одно нелегкое путешествие — на юг через Железные ворота, ущелье Бузгала, игольное ушко между бездонными пропастями, настолько узкое, что когда-то его перегораживали двойными дверями. Дорога шла над Амударьей в том месте, где теперь проходит граница Узбекистана, и поднималась в горы Северного Афганистана, где, по словам гонца, «снег такой глубокий, что когда я ткнул своим кнутом, то не нащупал дна». Но снег таял, и Бурчи ждал с эскортом из 1000 воинов, чтобы провести Учителя на юг через Бамьян и Парван (сегодня Чарикар, главный город провинции Парван находится в 80 километрах от Кабула).

На второй неделе мая, когда солнце раннего лета начинает согревать афганские нагорья, Учитель и хан наконец встретились и начали беседовать через переводчика. Эти два старых человека были почти ровней, каждый отличился в своей области, каждый признавал в другом тяжелым трудом заработанный авторитет. После краткого обмена любезностями — Чингис выразил восхищение, что такой человек, отказав другому императору, отправился за 10 000 ли, чтобы повидаться с ним; Учитель, смиренный горный отшельник, ответил, что их встреча предначертана Небесами, — Чингис взял быка за рога:

— Учитель, какое лекарство долгой жизни ты привез мне из далеких краев?

Учитель не растерялся.

— У меня есть средство для защиты жизни, — промолвил он, — но нет эликсира, который продлил бы ее.

Чингис любил открытый разговор и проглотил разочарование. Поставили юрты, у гостя спросили, как его величать (Отец? Учитель? Мастер? Чингис остановился на Бессмертном Святом). Теперь о главной цели путешествия, как она представлялась Чу Цзаем и самим Учителем. Бессмертный Святой, которому было теперь 73 года, наставит правителя сердца Азии (чей возраст был 62 года) на том, что такое правильная жизнь и правильное правление. Но эти области еще не полностью усмирены. Чингису все еще приходится заниматься усмирением бандитов в горах, на это уйдет еще с месяц. Учитель сказал, что в таком случае было бы лучше вернуться в Самарканд. Не будет ли это утомительным? — забеспокоился Чингис. О нет, на путешествие туда и обратно уходит всего лишь три недели, это пустяк по сравнению с пройденными 10 000 ли.

Вернувшись в Самарканд, Учитель жил с известным комфортом, скрашивавшим летнюю жару, на веранде его обдувал легкий ветерок, он купался в прохладных водах озера, питался баклажанами и дынями, таких сладких не найти в Китае, они росли на поле, предоставленном наместником. В сентябре пришло время возвращаться в Афганистан.

Чингис собирался домой и не скрывал, что Цянчунь со своей свитой должен ехать вместе с ним. В дороге между ни ми состоялось несколько бесед, завершившихся рассуждением Цянчуня о том, что такое Дао и что составляет фундамент всего сущего в Небесах и на Земле. Чингис распорядился, чтобы слова Учителя были записаны на монгольском и китайском языках, случилось это 20 ноября 1222 года.

«Большинство людей имеют представление только о величии Небес, — объяснял Учитель, переводчиком служил А-хай, наместник Самарканда. — Они не понимают величия Дао. Когда родился первый человек, от него исходило святое сияние и шаг его был легок. Но у него пробудился такой аппетит и такие сильные желания, что тело его отяжелело, а святой свет померк. Жизнь его, смущенная чувственностью и эмоциональными привязанностями, потеряла уравновешенность. Те, кто изучает Дао, ищут путь к восстановлению равновесия через квиетизм, т. е. стремление к душевному покою, аскетизм и медитацию. Вот где находят подлинный эликсир, ту символическую комбинацию минералов, которая дает долгую жизнь. Хану следует умерить свои аппетиты, жить без желаний, отказаться от изнеженных вкусов, питаться только свежей и легкой пищей, воздерживаться от вожделений. Стоит увидеть соблазн, и очень трудно сдерживать себя. Я бы попросил тебя не забывать об этом. Попробуй с месяц поспать один. Еще лучше, мог бы он добавить, попробуй брать меньше девочек, чтобы» йин-духи», низменные сексуальные позывы, не будоражили беззащитный спящий мозг. Не представляешь, сколько новых сил появится у тебя. Как говорили древние: «Лекарства, принимаемые тысячу дней, принесут меньше пользы, чем одна ночь без женщины».

На обратном пути Учитель, как всегда, держался особняком, подальше от шума и суеты, которые неизбежно сопровождают войско в походе. Но уроки продолжались, и хану пришлось выслушивать новые вещи против шерсти. «Забудь про монгольские табу, вроде запрета купаться летом в реках и стирать одежду». Были вещи и поважнее. «Говорят, что из трех тысяч грехов наихудший — плохое обращение со своими отцом и матерью. И в этом, я думаю, твои подданные очень виноваты, было бы хорошо, если бы твое величество использовало все свое влияние, чтобы они исправились».

Хану это очень понравилось: «Бессмертный Святой, твои слова безмерно справедливы. Я тоже так считаю». Потом он объявил своим военачальникам и советникам: «Небеса послали нам этого Бессмертного Святого, чтобы он поведал мне все эти мудрые истины. Запишите их в своих сердцах». (Чего они не сделали — имя Цянчуня ни разу не упоминается в «Тайной истории».)

Теперь Учитель попросил отпустить его обратно в Китай. Он обещал вернуться через три года и, если хочет выполнить обещание, должен теперь отправляться в путь. Всего еще несколько дней, попросил Чингис, потому что скоро приедут мои сыновья. Задержка оказалась не без пользы, так как мудрому старцу удалось дать императору еще один совет.

Во время охоты хан упал, а кабан, за которым он гнался, вместо того чтобы наброситься на него со своими клыками, остановился как вкопанный. Цянчунь сказал, что это знак, который подают Небеса, чтобы напомнить ему, что всякая жизнь бесценна, в этом случае жизнь кабана. (Видимо, Цянчунь не воспользовался случаем высказаться по поводу миллиона или того больше человеческих существ, которых совсем недавно перебили в этих местах, свидетельства чему нельзя было не видеть, куда ни обратишь взор, возможно такова воля Небес, и Чингис всего лишь их беспомощное орудие.) Так или иначе, годы берут свое. Нужно прекратить охотиться.

«Я прекрасно понимаю, что твой совет несравненно прекрасен, — ответил хан. — Но, к несчастью, мы, монголы, с детства воспитаны стрелять из лука и скакать на конях. Нелегко отказаться от таких привычек». Тем не менее он попытался внять совету и месяца два не охотился.

Во время прощальной встречи было объявлено о награде, на которую Учитель и его последователи надеялись. Чингис спросил, много ли у Цянчуня в Китае учеников. О да, ответил Лю Вень, когда он сопровождал Учителя, он собственными глазами видел много учеников — и списков, составленных сборщиками налогов для изъятия части собираемых ими до ходов. И тут Чингис отдал приказ освободить от налогов учеников Цянчуня — практически всех его последователей, — и указ был тут же написан, и на него поставили императорскую печать. Это был очень хитрый ход: Чу Цзай готовил почву под это решение, но имел в виду распространить закон вообще на всех даосских монахов. По какой-то причине Чу Цзай отсутствовал и не был на последней аудиенции, и в результате выиграли только даосы. Чу Цзай никогда не простил этого старику.

Мановением руки Чингис дал ход малой революции, которой суждено было послужить и ему самому, и его духовному наставнику. Не успел Цянчунь добраться до дома, как перед лицом новой, централизованной и в высшей степени амбициозной формой даосизма начал отступать буддизм. Цянчунь ехал на чингисхановских перекладных и был в Бейджине в начале 1224 года, где его встречали толпы почитателей. Желая как можно скорее видеть осуществление ханского указа, Учитель призвал своих последователей спокойно признать власть монголов. Освобождение от налогов имело потрясающий эффект для привлечения сторонников. С этого момента маленькая секта, почти не видная в тени своего родителя и соперника буддизма, стала расти как на дрожжах, новые группы приверженцев взялись строить новые храмы — наместник Бейджина отвел для одного из них большой участок земли — и забирать приходящие в упадок буддийские. Для даосов это было время чудес предзнаменований. Журавли делали в небе круг, колодец с прогорклой водой наполнялся кристально чистой пресной. Планета Марс вошла в созвездие Скорпиона, предзнаменуя катастрофу, которую Учитель сумел отвести с помощью умелых заклинаний. В нескольких случаях силой молитвы он приостановил голод.

В 1227 году Цянчуня сделали главой всего расширяющегося и свободного от налогов движения, по существу он становится своего рода даосским папой, а его Ватиканом делается подновленный и расширенный храм, переименованный в его честь. Но он знал, что совсем недолго осталось до его часа (что и понятно, если учесть, что ему было 79 лет и что он страдал от дизентерии). Когда ураган разрушил один из берегов дворцового озера, Учитель улыбнулся и промолвил: «Когда падают горы и высыхают озера, разве это не время для меня уйти тем же путем?»