Числа и знаки. Трилогия

– Вот и вы говорите как еретик, поминая дьявола в столь прелестной степени. Так не дань ли дьяволу ваша трусость, хире?

– Дьявол велик, хире прима-конестабль, и сие не ересь. Кабы он не был велик, господь давно справился бы с ним, и нечистый не донимал бы нас своими притязаниями.

– Вы опять рассуждаете как еретик, хире, - заметил Бофранк.
– Коли господь захотел бы, он без труда презрел бы дьявола и устранил его от людей. Но раз уж господь не делает этого, значит, не желает сделать. Возможно, он позволяет дьяволу изыскать среди нас тех, кто слаб и склонен к греху, дабы потом ниспослать свое наказание. Так не слуга ли господа сам дьявол?

Староста несколько переменился в лице, но продолжал разговор:

– Я не еретик, хире Бофранк, и вы знаете это. Разве я возвеличил дьявола превыше господа нашего? Или я восславил деяния его?

– Только слова ваши, что дьявол многомудр, заслуживают костра. Кальвинуса Тессизского, Ойна из Кельфсваме, Биргельда Мейнского распяли, а Лирре из Ойстраате предали раздавливанию лишь за упоминание скриптов Малой Книги, - сказал Бофранк нарочито строго.

Староста сглотнул, но выглядел уверенно.

– Я не читал Малой Книги, - сказал он.

– Много кто не читал Малой Книги, и я не читал, что неудивительно, ведь сей труд запрещен специальной буллой. Но именно он глаголет, что дьявол многомудр, что он волен над человеками и что располагает он вопреки разуму человеческому… Но сам ли? Не по наущению ли господа?

– Я сир и глуп, я не читал Малой Книги, и никто здесь не читал, - повторил староста, казавшийся теперь чрезвычайно испуганным.

– Ужель? Вы говорите как книжник.

– Не там ищете еретическое гнездо, хире прима-конестабль!
– негодующе воскликнул староста.
– Я рассуждаю, а рассуждать не воспрепятствовало господом.

– А я не ищу еретических гнезд, хире. Я ищу тех, кто вредит делом, а не словом. И не беспокойтесь, наш разговор останется между нами же, и никто другой не узнает о ваших сомнениях.

– Я нимало не сомневался, - стоял на своем староста. Он оказался не так прост.

– Как же? А - дьявол многомудр? Боюсь, передай я такие слова грейсфрате…

– Но вы не передадите их?
– спросил староста.

– Не передам. Благодарю за завтрак, хире Офлан. Я хотел бы спросить у вашей супруги относительно маленького Хаанса, этого гадкого карлика.

– Что же вам до него?
– Староста явно обрадовался, что беседа поменяла тему.
– Я и сам могу многое сказать. Поговаривают, что отцом его был вовсе не человек, а пещерный тролль. Много у кого отцами бывают тролли, особенно у тех женщин, кто имеет отношение к рудным работам…

– Вы серьезно в это верите, хире?

– В шахтах всякое бывает.

– Где же здесь шахта?

– Шахта в горах, что к северу от поселка. Вы не могли ее видеть, ибо восемь лет назад она была закрыта. Ранее там добывали медь, и севернее помещалось целое селение рудокопов. Сейчас оно покинуто - шахта иссякла, и люди уехали в иные места. Кое-кто остался, и среди них - мать Хаанса.

– Он совсем слабоумен?

– Изрядно, но куда умнее многих дураков, что я видел. Он обиходит себя, не несет ложку в ухо заместо рта, умеет смотреть за скотиной, помогает по дому…

– Он зол, - заметил Бофранк.

– А кто бы не был зол на его месте? С рождения несчастного урода всячески шпыняли и обижали, так с чего ему любить людей?

– А что вы скажете о кладбищенском смотрителе, хире Офлан?

– решил изменить тему конестабль. Староста намазал на хлеб желто-коричневый мед и отвечал рассеянно:

– Фог? Что вам до него, хире конестабль?

– Он живет на отшибе, возможно, что-то видел или слышал. Одинокие люди всегда наблюдательны.

– Что ж, можете навестить его. Кстати, нельзя ли попросить вас об одолжении - передать ему круг сыра?

– Велите моему слуге взять, - безразлично сказал конестабль.
– И пусть седлают лошадей - мы поедем с ним вдвоем, верхом.

Каналья Аксель, конечно же, не обрадовался поездке; он не был мастером верховой езды и в седле сидел препотешно - дрыгался, клонился в стороны, цеплялся за упряжь и луку седла и, казалось, вот-вот упадет. Большущий круг сыра поместили в седельную сумку, и Бофранк настрого предупредил симпле-фамилиара, чтобы тот не смел ковырять от него в дороге.

– Что нам делать на кладбище?
– ворчал Аксель, когда они ехали по улице.
– Что там, кроме мертвецов? А до мертвецов добрым людям дела нет, как и мертвецам до добрых людей…

– Нам надобны не мертвецы, а тамошний смотритель, - сказал Бофранк, которого Аксель весьма забавлял в те минуты, когда не докучал леностью и обжорством.

– Смотритель! Вот тоже странный человек. Что ж делать доброму человеку среди могил? Я понимаю, что могилам уход потребен, но не жить же возле них. Попомните, хире, хороший человек среди мертвецов жить нипочем не станет.

– Вот и посмотрим, что за человек этот смотритель.

– Да что там смотреть? Я вам и так скажу, что нехорош. Вот увидите, так и выйдет.

Колючий кустарник, окружавший кладбище и отделявший его от дороги сплошной изгородью вышиною примерно до груди, был Бофранку неведом. Сухие ветви почти без листьев, но зато в длинных крючковатых шипах с неприятным удивлением конестабль заметил нескольких мертвых птиц.

И снова Бофранк отметил, как отличаются здешние надгробия от городских, на которые мастера тратили порой не одну неделю работы. Тропинка, ведущая от дороги к кладбищу, пересекала это скорбное место и как бы разделяла скопище могил на две половины. Слева, насколько мог судить Бофранк, помещались старые захоронения - об этом красноречиво говорили старые, подгнившие и покосившиеся деревянные столбы. Правая половина, находившаяся ближе к поселку, не так угнетала глаз - на некоторых столбах сохранились даже увядшие гирлянды цветов, коими в здешних краях провожали в последний путь почивших.

Две белые козы были тут как тут - боязливо смотрели на всадников, будучи привязаны к колышкам и не в силах убежать.

– Смотритель, старый Фарне Фог, живет одинешенек, тихий и приятный человек, - припомнились конестаблю слова Демеланта. Только он успел подумать это, как дверь домика отворилась, и на низеньком крыльце показался означенный смотритель - лысоголовый старичок в скромном облачении, которое выказывало древность происхождения, но было при том умело залатано и содержалось в порядке. Довольно новый наряд симпле-фамилиара Акселя был не в пример более запачкан, особенно пятнами жира и винными кляксами.