Числа и знаки. Трилогия
Шрифт:
Грейсфрате писал, сидя за большим трапезным столом. Он аккуратно окунал перо в большую чернильницу и порою задумчиво грыз его кончик, словно школяр. Появления Бофранка он сразу не заметил или сделал вид, что не заметил.
– Позвольте, грейсфрате, - робко сказал брассе Слиман.
– К вам хире прима-конестабль.
– Это радостная весть, - улыбнулся Броньолус, откладывая перо.
– Вот кресло, вам будет удобнее в нем. Ты можешь идти, брассе Слиман.
Бофранк сел. Грейсфрате смотрел на него с такой добротою, с какой смотрит дедушка на малолетнего проказливого внука.
– Что
– Я не могу более быть под арестом, - сказал Бофранк.
– Я полагаю, что должен многое видеть и знать, ибо планирую по возвращении подробно доложить герцогу о ваших деяниях.
– Я приглашал вас к тому с самого начала, а вы возгордились, - укоризненно заметил Броньолус.
– Я и сам подробно опишу происходящее, но и вам не возбраняю. Кому поверит герцог - это уже иной вопрос. Вы хотите полной свободы? Могу ли я взять с вас слово, что вы останетесь здесь до конца, то есть до суда и совершения приговора? Что не покинете поселка пешим или конным, дорогою или же напрямик через лес?
– Вы уже и в приговоре столь уверены?
– Так или иначе, приговор будет свершен. Я не могу пока знать, что именно это будет, - возможно, ваш голос повлияет на конечное решение. Вне всяких сомнений, он так же весом, как и мой.
А ведь он знает, чем меня можно купить, подумал Бофранк. Я не смогу спасти никого из оговоренных, но заменить сожжение заживо виселицей или предварительным умерщвлением через выпускание крови… Возможно, Броньолус сделает это для меня. Я даже подпишу ради этого их приговор и поставлю печать.
– Я даю слово, - решительно молвил конестабль.
– В таком случае вы можете идти. Ваш слуга будет освобожден тотчас же, можете располагать им, как вам заблагорассудится. Если у вас есть вопросы, я готов на них ответить со всей полнотою.
– Где чирре Демелант? Я давно не видел его.
– Чирре болен, - ответил Броньолус.
– Сейчас с ним наш лекарь, пользует старые раны, которые открылись с непогодой.
– Кто же вместо него?
– Пока все вопросы разрешает староста.
– Могу я видеть молодого хире Патса?
– Отчего же нет. Он у себя дома, если только не ушел по своим делам. Я не вижу причин трогать его или обвинять в чем-либо. Прилежный, уважаемый, набожный молодой человек, которых не часто сыщешь сегодня.
– И последнее - я понадоблюсь вам сегодня?
– Да, хире конестабль. Я желал бы видеть вас сразу после обеда на допросе существа, называемого Маленьким Хаансом.
– Это бедный дурак, что же скажет он вам?
– Затем и прошу вас прийти, хире конестабль. Бывает, что и дурак может сказать такое, отчего десятку умных будет не по себе.
– Хорошо, я приду.
Покинув грейсфрате и обретя свободу, Бофранк совершенно не нашел себе занятия. Глуп и подл человек: только что страдал от бездействия, а выйдя из застенка, снова в праздности… На счастье, откуда-то взялся Аксель; привычно пожурив слугу за неопрятный вид, конестабль велел сопроводить его в прогулке.
Погода стояла теплая, дождя не было уже второй день. На улице стоял в размышлении брассе Хауке, который проводил Бофранка презлобным взглядом, потому конестабль не отказал
себе в удовольствии осведомиться насчет здоровья раненного Акселем миссерихорда.– Все в руках божьих, - отвечал Хауке, едва ли не со скрежетом зубовным.
Как поведал Аксель во время прогулки, костер будет сложен прямо напротив храма Святого Бертольда. Основу его составят большие связки хвороста, переложенные сеном; в землю вроют столб, черный от вылитой на него смолы. К этому столбу привяжут малыша Хаанса с матерью и еще двух поселян, имен которых Бофранк так и не узнал. Их привяжут всех вместе, рядом, локоть к локтю; и тот, кто еще не потерял рассудка после допросов Броньолуса, будет молить об одном - умереть раньше соседа, задохнуться дымом от его горящей плоти, чтобы не почувствовать, как огонь лизнет руки, лицо и сердце…
Сейчас, впрочем, ничто еще не говорило о грядущем жутком зрелище. Не имелось ни столба, ни хвороста, возле храма бродил лишь брассе Ойвинд, искал в траве убежавшего гусенка. Пройдя через поселок в один конец, конестабль решил навестить молодого Патса - если тот случится дома.
Тот был на месте - что-то писал. Отложив перо, он сдержанно приветствовал Бофранка.
– Я слыхал о множестве любопытных событий, - сказал молодой человек.
– При этом вы все еще собираетесь посвятить жизнь служению миссерихордии?
– Я пока не решился…
– А я решился - защищать закон так, как того требует мое образование и положение, - посуровел конестабль.
– Вы ведь помогли бежать старикам, предупредив их; что это, как не грех? Помогая колдуну, помогаете дьяволу.
– Но я сам привел его сюда…
– Так предали бы его в руки Броньолуса, это помогло бы вам в карьере. Но мои действия вы осуждаете, не так ли?
– Но… Вы стреляли в миссерихорда…
– Нарушение закона суть нарушение закона вне зависимости от того, знать это совершила или чернь, миссерихорд или еретик. Скажите мне лучше, что вы собираетесь делать далее.
– А вы?
– Я попробую принять участие в судьбе несчастных, насколько это будет в моих силах.
– Вы полагаете, они невиновны?
– Как агнцы, хире Патс. Как агнцы. То, что творится здесь, носит скорее политический характер, долженствующий придать силы миссерихордии - для того и миссия Броньолуса. Истинного убийцу мы не найдем - теперь и подавно.
– Откуда в вас столько уверенности?
– «Кто не виновен перед богом? Это даже не грех, прима-конестабль, тем более для меня, посвятившего жизнь борению со злом» - так сказал мне грейсфрате. О каком же правосудии речь, хире Патс?
– Зачем вы пришли?
– спросил молодой чело век, глядя выше Бофранка, в стену.
– Я полагал встретить в вас разумного человека, который помог бы мне. Я вижу, что ошибался. Что ж, я достаточно делал ошибок в жизни, чтобы относиться к ним без печали. Прощайте - увидимся на казни. Полагаю, вы будете там, мой дражайший миссерихорд.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ,
которая в числе прочего содержит в себе путешествие под землею